Хорошо, что так вышло. Могло получиться по-другому.

– Я знаю, что ты думаешь, Миша. Что девчонка из детдома пришла к тебе в дом и пытается ухватиться за все это, – белоснежные ручки окидывают помещение. – Что вру тебе, строя из себя недотрогу… но, знаешь, каждый из тридцати людей, живших со мной восемь лет, скажет тебе, что я не вру. Думаешь, в детских домах одни распутства? Всякое бывает. Я видела там многое. Но никогда не видела, чтобы кто-то кого-то принуждал. За такое в детском доме могут страшно наказать. Вам, домашним, и не снилось то, что могут сделать детдомовцы, когда обижают кого-то из своих. Мы держались друг за друга, только так мы могли выжить.

Она умолкает, делая несколько глотков пива. Ее тихий грудной голос пробирает меня насквозь и останавливается в районе солнечного сплетения, я даже сказать ничего не могу, просто смотрю на эту девушку и пытаюсь понять, кто она. Пугливая, несмелая и тихая, она никак не ассоциируется с только что произнесенными словами. Вот откуда в ней эта сила, заставляющая вечно противостоять мне, сила, которая помогла ей высидеть тридцать минут в горячей сауне и сидеть сейчас со мной без отвращении в глазах после того, как я отвратительно с ней общался.

– Прости за то, как вел себя, – говорю искренне. – Ты ведь уже поняла, что я редко думаю, – посылаю ей улыбочку, и пухляш снова хихикает. – В моей голове не укладывается мысль о том, что можно жить в одном помещении с противоположным полом и не предаться экспериментам. Тем более, когда тебе шестнадцать!

– Кто хотел, экспериментировал, и никто их не осуждал. А если кто-то не хочет, то его нельзя заставить. Если бы кто-то посмел пристать ко мне или к какой-нибудь другой девочке, группа затравила бы его. Там жестокие правила, Миша. Необходимо делиться. Зажмешь что-нибудь и у тебя просто отберут эту вещь, могут потом целый год отбирать все, что ты будешь получать. За воровство могут вообще покалечить. Заложишь одногрупника – и с тобой перестанут говорить… совсем перестанут, словно тебя и нет. Станешь важничать, и у тебя будут целый месяц отбирать еду, кроме хлеба и воды. За насилие могут и убить, так что никто не посмеет обидеть своих девочек.

Вот это законы у них. Присвистываю. А я думал это в нашей школе дикие разборки. А тут всего-то Романов пару человек за год отправил в больничку. Рай!

– Так что если ты не готов отнестись ко мне серьезно, то не нужно больше всего этого. Я выучусь, устроюсь на работу и найду человека, готового строить семью, за которую он сможет постоять.

– Я могу постоять за кого угодно, – вставляю свое слово, потому что верю в это.

– В том и дело, Миш, я не хочу быть кем угодно.

На этих словах кареглазка поднимается и скрывается в парной, оставляя меня размышлять в одиночестве. И я понимаю, что хочу ее еще больше. Только теперь уже не как объект вожделений, хотя и это, конечно тоже, но и как девушку, которая родит мне детей. Вот только готова ли она сама к этому? Ей всего восемнадцать. Она ничего не видела в жизни. А я твердо убежден в том, что прежде, чем создавать семью, человек должен отгулять положенное. Я это уже сделал. Какова вероятность того, что ей не захочется того же?

***

Отвожу Саню, младшего Романова домой, после занятий по стрельбе на нашем полигоне, куда он давно просился. Тина предлагает остаться на обед. А я только этого и ждал. Мне приятно находиться в их доме. И мне нужен совет. Тина подходит для этого как нельзя лучше. Она единственный мой друг женского пола.

Благодарю подругу за поход с Ритой по магазинам и приглашаю в гости, чтобы она помогла мне отговорить пухляша от работы по полотенцеснабжению фитнес центра.

– Хорошо, – Тина несмело косится в сторону кухни, куда ушел тиран Романов. – Но с Юрой сам поговори. Он может и не отпустить.

– О, – ухмыляюсь, – он отпустит, или я втащу ему.

– Кому ты там втащишь? – орет Юран с кухни.

Вот же вездесущий. Вечно все слышит, видит и знает. Серьезно, Романов не человек. Он киборг! Не может обычный человек быть настолько сосредоточенным. Вот бы нам его в группу "А". Я пошел бы с ним куда угодно. Пули, наверняка, от него отскакивают, словно резиновые шарики.

Тина слегка тушуется, когда тиран возвращается со стаканом воды и парой таблеток для нее. Пересекаемся с ним взглядом, пока Тина выпивает свою норму разрешенных "колес".

– Мне нужна помощь твоей жены. Уверен, один денек ты без нее выдержишь, – нахально кидаю другу.

Пора бы ему немного ослабить контроль над бедной девчонкой. Она боится даже дышать в его присутствии. Чертов зверюга.

– Еще как выдержу, – оскаливается Юран, – я и не такое выдерживал. Последнее время только на этом и держусь.

Тина захлебывается водой от его слов. Кашляет. Романов хлопает ее по спине, приобнимает, когда девчонка затихает.

– Успокойся, ты можешь посетить генеральское гнездо, раз Миха не в состоянии справиться сам со своей невестой, – подкалывает меня.

Тина молча кивает. Мне хочется подбодрить ее. Пусть она улыбнется по-настоящему, как в школе, весело и озорно, а не резиновой улыбкой, как сейчас.

– Взамен я устрою для тебя экскурсию на полигон. Постреляешь из любого оружия, которое выберешь.

– Да, Миш, это именно то, что нам сейчас нужно, – друг саркастически закатывает глаза.

– Да пошел ты!

Возмущаюсь. Но понимаю, что друг то прав. Везти Тину на изрытый полигон не лучшая идея. Она может упасть в обморок от одного вида ям, а уж что с ней может случиться, когда начнутся стрелялки.

– Ты еще скажи, что Риту на свидания туда же таскаешь, – смеется Юран.

Свидания? Вот же блиин! Да у нас не было ни одного свидания. Я вообще не знаю, что такое свидания! Нафига они нужны?

– Миш, – тихий голос Тины вырывает меня из мыслей, – ты ведь водил ее на свидания?

– Ну… я как-то загнал ее в сауну, и держал там минут тридцать, мы немного поговорили… Через дверь…

По взгляду Орловской понимаю, что я дебил. Романов откидывается на спинку дивана, и бьет рукой свое колено от смеха.

– Миша, это ужасно! – охает зеленоглазая. – А ты водил ее куда-нибудь?

– Куда? – развожу ладони в разные стороны.

– А что она любит?

– А я откуда знаю? Какая, нахер, разница?

Юран сгибается пополам, заливаясь, теперь уже дивану перепадает его кулаком.

– Миша, ты это нечто! Как ты собрался жениться, если ничего о ней не знаешь?

– Так она ж не рассказывает ничего! Я пытался расспросить ее… как-то, – или нет? – она не особо общительная… Вашу мать, – сжимаю переносицу пальцами, и стону.

Я идиот. Правда, идиот. Спрашивал? Нет, я морил ее жаром сауны и расспрашивал, как она себя чувствует.

– Мужик, продолжай, умоляю, – Романов требует продолжения.

– Блин, я орал…

Козел взрывается новым приступом хохота, а я не знаю, что делать теперь. До меня начинает доходить, что нет никаких отношений между мной и пухляшом. Мы чужие друг другу люди.

– Чувак, так не делается, – Юран пытается успокоиться, выдыхает. – Вам надо узнать друг друга. Ты должен понять, что ей нравится, чего она хочет…

Друг встречает мой вопросительный взгляд.

– Ну, смотри, – парень проводит рукой по волосам своей жены, смотря на нее с нежностью, которой я никогда раньше не замечал в нем. – Когда мы с Тиной познакомились, я выяснил все ее любимые блюда, фильмы, музыку. Сделал квартиру максимально удобной для нее. Тина ненавидела сидеть в школе, так что я старался как можно чаще выводить ее на улицу. Кино, кафе, просто прогуляться, в поселке то особо нечем заняться. Еще она любит таскаться по магзам, а поскольку она оказалась одна в другой стране, сжимал зубы, и таскался с ней часами. Потом я проанализировал ее оценки и уровень знаний, чтобы подтянуть ее до нужного уровня, переключал ее внимание перед зачетными неделями на учебу, чтобы она не завалила ничего. Постоянно интересовался, чего ей хочется еще, чего не хватает. И никогда не оставлял одну, потому что она ненавидит оставаться одна. Я тоже нихрена не знал про всякие свидания, но девчонкам это нравится, так что я…