На лесной поляне совершалось преступление. Какой-то лохматый парень грубо прижимал кричащую девушку к стене разрушенного немецкого бункера. Парень сжимал в своих жилистых руках нежные запястья девушки и пристраивался встать между её стройными бело-молочными ногами, розовые женские трусики валялись рядом, на траве. Девушка громко кричала, закрыв глаза, и брыкалась изо всех сил, пытаясь вырваться на свободу.

Рыцарство живёт в каждом настоящем мужчине и не даёт ему пройти мимо насилия сильного над слабым.

Ронни одним прыжком подскочил к парню, набросился на него сзади и правой рукой обхватил шею, словно это была шея не человека, а льва. Теперь уже насильник вырывался из рук более сильного человека, чем он сам, а спасённая девушка безвольно сползала на землю, ещё не веря в спасение.

Борьба добра со злом длилось несколько мгновений, и тело кудлатого парня вдруг обмякло и повисло на руке молодого Де Гроте. Возмездие настигло преступника на месте преступления! До его гибели оставалась секунда, другая… Никто и ничто не могло теперь остановить Ронни от завершения возмездия: ни испуганный вид девушки, с ужасом смотревшей на происходящее, ни жалобный стон преступника, ни весёлые голоса птиц, распевающих в кроне деревьев с проклюнувшимися листиками.

Это случилось не по воле победителя, это случилось само по себе. Внезапно руки Ронни ослабли, тело незнакомого парня выскользнуло из захвата и безжизненно повалилось на землю.

Впервые в жизни юноша испугался того, что сделал. Капли холодного пота выступили на висках. Ужас перед совершённым им убийством постепенно доходил до разума, и разум отказывался верить. Грубо схватив ещё тёплый труп за грудки, он с такой силой встряхнул его, что безжизненное тело, словно испугавшись второго удушения, вздрогнуло.

Оживший парень сначала всхлипнул, потом со свистом втянул в себя воздух и сразу закашлялся. Через несколько минут незнакомец уже удивлённо смотрел на Ронни, потом так же удивлённо – на девушку.

Однако спасённая девушка не приветствовала спасителя, как было положено, согласно голливудским версиям, она не осыпала своего рыцаря трогательными поцелуями. Как только она оправилась от шока, то сама набросилась на Ронни, отчаянно стуча в его грудь нежными кулачками.

– Откуда ты взялся?! Тебя что, черти на рогах притащили? Ты же мог убить его! Ты его задушил! Что, силу некуда девать? Да ты знаешь, что такое любовь? Так вот, я люблю этого паразита! Только его я люблю! А ты зачем его душил как бешеный? Как я буду жить без него?! Я не смогу жить без него! Ты это можешь понять или ты совсем законченный монстр?! – приговаривала девушка, всхлипывая.

А рядом с ними лежал на траве потерпевший и улыбался, он улыбался тому, что опять может дышать, вдыхать весенние запахи, следить за снующими по синему небу белыми облаками и слышать, как сильно любит его эта непокорная красавица.

Потом внимание кудлатого парня переключилось на своего потенциального киллера, который с явным недоумением смотрел на то, как лупит его взбешённая Элла, и это было смешно.

Девушка, услышав смех любимого, пришла в себя, бросилась в объятия кудлатого парня, обрушив на него шквал женской нежности, и забыла о Ронни, который не мог сообразить, что происходит перед его глазами и что он только что чуть не совершил.

На этой лесной поляне он был лишним, и его любимая логика была бессильна что-то понять в этом абсурде человеческих отношений, где слова расходились с делами, а дела – с их последствиями, и виной всему была девичья хитрая натура.

Как раненый зверь, ринулся Ронни через колючие кусты дикой ежевики к своему велосипеду, чтобы скорее покинуть место своего позора, но его окликнул тот, которого он чуть не убил.

– Эй, парень, вернись! Прошу!

Что-то было в этом зове особо располагающее, и Ронни вернулся на поляну перед бункером. Парень, оправившись от удушения, протягивал ему руку для приветствия, а его обнимала сияющая девушка.

– Амай, в тебе силища, друг, как в двух жеребцах. Давай знакомиться. Меня зовут Раймонд, а эту козочку – Элла. Мы из банды «Бункерских крыс». А тебя как зовут?

– Если спрашиваешь, скажу: меня зовут Ронни. Интерполом не разыскиваюсь, числюсь лучшим сосисочником на фабрике в поселке Синт-ин-Гоор и опаздываю на урок в вечерней школе.

Перемирие было скреплено крепким пожатием рук, и это перемирие было необходимо прежде самому спасителю девушек, которому нужна была поддержка, пусть даже поддержка недавнего врага.

– Друзья, – сказал он на прощание, – если я помешал вашим развлечениям, то извините, а ты, Раймонд, скажи своей козе, чтоб не орала на весь лес… по пустякам.

Когда Ронни развернулся, чтобы скорее покинуть место происшествия, его вновь задержал Раймонд, дружески положив свою руку на его плечо.

– Ты на Эллу не обижайся, она у нас дикая. Спасибо, что ты меня не прикончил на месте бурного выяснения наших отношений, но, с другой стороны, само провидение послало тебя к нам, потому что мы – знаменитая банда «Бункерских крыс». Не слышал о такой? Нет? …Пойдем к нам в банду! Мы в дружбе и в бою – «один за всех, и все за одного». Там сила твоя пойдёт в дело, ведь где «Бункерские крысы», там победа и рок-н-ролл! – заученно проскандировал Раймонд.

– Пойдём к нам, не стесняйся, и для тебе дело найдётся! Рада, что Раймонд теперь знает, что у меня есть такой защитник! С твоей мёртвой хваткой ты у нас быстро своим станешь. Много не думай, вредно, посмотри, какие мы хорошие!

Сказав это, Элла легко покрутилась перед парнями в своём платьице с оторванными пуговицами. Она была хороша собой, несмотря на свою худощавость и испачканный вид, а её голубые глаза светились молодым задором и… козьим упрямством.

Вечером того же дня Ронни поздно возвращался с учёбы домой. Закат догорал, на небе зажглись первые звёзды, и в ночной темноте стали исчезать сначала краски, потом дома, деревья и всё то, что целый день так радовало глаз человека.

На землю опускалась тишина вселенной, и ночь словно показывала людям предел их человеческих возможностей. Ночь освобождала человека от дневной суеты, а взамен предлагала отдых каждому, будь то буйный или кроткий, счастливый или печальный, одинокий или всеми любимый. Ночная тьма покрывала многие тайны и преступления, но иногда в её покое избранным открывается великая тайна мироздания.

Раньше люди умели читать эту тайну по звёздам, но Ронни этому не обучали, из всех звёзд он отдавал предпочтение Венере, сияющей каждый вечер яркой точкой над горизонтом. Впрочем, в тот поздний вечер он не искал Венеру на небе, в ту ночь она светила для кого-то другого, потому что юноша ехал домой, уставившись перед собой.

Всю дорогу юноша размышлял о том, что приключилось у бункера всего несколько часов назад. Раз за разом в самых ярких деталях его воображение рисовало картину произошедшего, и каждый раз воспоминания юноши останавливались на моменте падения бездыханного тела незнакомца к его ногам, обутым в новые кожаные ботинки, а дальше – провал в памяти. Представить, что случилось бы с ним и с его собственной жизнью, если бы этот Раймонд умер, он просто не мог. Умом Ронни понимал, что это почти случилось, но его сердце отказывалось принимать этот факт за правду, ведь он не мог быть убийцей.

У самой калитки своего дома юноша определил для себя чётко и однозначно: крик, насилие, гнев, несостоявшееся убийство – всё это не могло быть простым набором случайностей. Этот сценарий был кем-то спланирован, где каждый момент обладал силой менять жизнь человека навсегда, но почему его рука вдруг расслабилась и, главное, она расслабилась не по его воле? Чья воля не дала ему убить кудлатого парня? Неужели это Бог вмешался в мою жизнь или жизнь Раймонда?

В этот миг его потрясло чувство сопричастности к тайне всего человечества. К тайне любви? К тайне гнева? А может быть, к тайне самого Бога?

Последняя мысль понравилась Ронни больше всего. И хотя юноша не мог её чётко сформулировать, ему хотелось этим вечером только одного – довериться этой силе, спасшей его от убийства. Он боролся за каждый момент этого прозрения, чтобы сохранить на всю жизнь, но, увы, …оно ускользнуло, и над головой вновь засияли холодным светом звёзды, и ночь вновь погрузилась в безмолвие.