— Уж простите, не разбираюсь в ваших стальных монстрах и потому не могу судить, насколько слабыми и устаревшими являлись танки, от которых вы наотрез отказались, — повинился в своей некомпетентности в бронетанковых вопросах Поликарпов. — Соответственно, не могу рассуждать о том, как они соотносятся с истребителями типа Хоукер Харрикейн, от навязывания которых вынужден был отбиваться я. Но, должен сказать, таковые самолеты даже против финнов и японцев я бы не желал бросать в бой, исключительно заботясь о судьбе наших летчиков.
— Что? Харрикейн? Как же! Знаю такую машину! Неужто, англичане до сих пор производят этих летающих динозавров? Им ведь уже лет десять, наверное, стукнуло! — для времен, когда самолет устаревал всего за 2–3 года своего существования, а то и вовсе быстрее, названный танкистом срок действительно являлся аховым. Отчего его удивление и слова не были приняты авиаконструктором, как нечто неприемлемое.
— Вы почти угадали. Разрабатывать начали как раз десять лет назад. А прекратили производство только в этом году, — подтвердил почти на 100% верную догадку собеседника Николай Николаевич. — Он ведь был спроектирован цельнодеревянным, отчего испытывающие катастрофическую нехватку алюминия англичане и были вынуждены продолжать его сборку даже после появления у них куда более достойных отечественных моделей истребителей. Но после того как новейшие американские машины пошли к ним действительно полноводной рекой, все Харрикейны определили в резерв, где они ныне и гниют.
— А брать не стали, потому что не ленд-лиз? Да? — высказал наиболее логичное предположение Александр, поскольку при нужде даже такие машины всё еще виделось возможным применять по прямому назначению против тех же финнов или в полках ПВО.
— Именно! — подтвердил догадку соратника Поликарпов. — Бесплатно я бы их, конечно, принял. Сами ведь, небось, в курсе, что у нас осенью кое-где на фронтах даже И-16 временно в истребительные полки возвращали, лишь бы было на чём летать. А он с Харрикейном являлся машиной одного поколения. Но в долгосрочной перспективе и за такие деньги, сколько британцы за них просят, нет, нам такие самолеты точно не нужны. Пусть кому другому спихивают — тем же полякам, французам или же арабам каким с голландцами всякими.
— Понятно. Это брать не стали. А что стали? — покивав в ответ на слова авиаконструктора, уточнил немаловажный момент Геркан. — Не то, что ему было действительно важно знать, какие именно крылатые машины получит СССР, поскольку самого себя уже не видел возвращающимся на родину из данной командировки, просто стало любопытно, смогли ли выжать из британцев секреты реактивной авиации вместе с рядом «живых образцов» этой самой авиации. Так сказать, желал увидеть вишенку на «авиационном торте» собранном и испеченном не без его посильного участия.
— Дал своё добро на закупку из имеющегося резерва 300 истребителей Спитфайр для наших полков ПВО. Эти машины вышли у англичан действительно удачными. И оборудованы всем необходимым оборудованием прямо на зависть, — чуть заметно взгрустнул Поликарпов, поскольку все новые отечественные машины ныне максимально упрощали в производстве, что отнюдь не шло тем на пользу. — И еще под тысячу неплохо было бы получить в будущем. О чём и отписался в Москву. Плюс забрал вообще всё, что оставалось от запаса американских P-39. Не знаю, почему британцы с американцами остались недовольны этим самолетом. Наши летчики, что успели повоевать на машинах из первой партии поставки, его вполне хвалили. Хотя, возможно, всё дело в том, что тут, на западе, бои идут на больших высотах, где ходят тяжелые бомбардировщики, и где Р-39 едва телепается, а у нас в основном на малых и средних, где уже предпочитаемые местными пилотами Р-40 и Р-51 откровенно хромают на обе ноги, как признавались сами англичане.
— Но последние мы тоже возьмем? Так? — заговорщически подмигнув, поинтересовался планами знакомца Александр. — Для того и летите в США?
— А как же! Конечно, возьмем! Если дадут, — внес немаловажное уточнение Николай Николаевич, поскольку далеко не всё и далеко не всем американцы соглашались поставлять даже за большие деньги, не говоря уже о ленд-лизе. Те же тяжелые двухмоторные истребители Р-38 США не продавали никому. Разве что давали пару штук на пробу, но не более того. Типа самим было мало, хотя произвели их под 10 тысяч штук. Впрочем, как не продавали и тяжелые бомбардировщики В-29, что уже в товарных количествах начали восставляться в ВВС США. Ведь это был потенциальный носитель разрабатываемого атомного оружия, отдавать который в чужие руки было всё равно, что стрелять себе же в ногу, если сразу не в голову.
— Полагаете, что эти проклятые капиталисты могут зажать свои новейшие истребители? — слега гротескно возмутился Александр.
— Да. Допускаю, — усмехнулся в ответ Поликарпов, мигом понявший, что это была лишь актерская игра для одного зрителя — его самого. — Насколько мне уже дали понять, они в первую очередь желают избавиться от великого множества устаревших Р-40, которые активно замещаются более свежими и современными машинами, вроде Р-51. Что с одной стороны плохо — всё же техника из эксплуатации и заметно уступающая всем нашим да немецким истребителям. С другой же стороны, их у американцев действительно много уже готовых — что хорошо. Хоть сейчас бери и передавай сразу в истребительные авиаполки аж тысячами штук.
— Дилемма, однако, — почесал в задумчивости подбородок краском, прекрасно понимая, что именно стоит на обеих чашах весов конечного решения. Так-то ВВС РККА действительно быстро могут насытиться боевыми машинами и потому окажутся куда более вездесущими, нежели противник. Однако потери советских летчиков при этом, несомненно, вырастут. И не исключено, что сильно. Что для Fw-190, что для Ме-262, что даже для Ме-109G2 эти американские истребители окажутся отнюдь не равными врагами, а, скорее, жертвами. Пусть даже жертвами кусачими.
— Вот-вот! — поддержал Поликарпов задумчивое почесывание подбородка товарищем, совершив точно такое же действие.
— Война. Ничего не попишешь, — наконец, высказал свою мысль на сей счет Геркан, привычно разведя руками. Тут было можно не сдерживать этот паразитный жест вовсе. — Как там говаривал кто-то из великих? Бог на стороне больших батальонов. Кажется так. Тем более, что подавляющее большинство пилотов военного времени всё равно окажутся не чета довоенным в силу куда меньшего срока подготовки и налета. Стало быть, и выбора тут нет. Надо брать!
— Всё так, — не стал возражать авиаконструктор, который также понимал, что в данном вопросе выбора особого у него действительно не имеется вовсе. Самолеты Красной армии нужны были здесь и сейчас, а не когда-нибудь потом. Ведь помимо боевых потерь и неизбежных аварий, всегда следовало принимать во внимание такой фактор, как ресурс планера, завязанный на количество летных часов, а также число взлетов и посадок, счётчик чего в боевых условиях начинал крутиться с пугающей быстротой. Особенно при интенсивном маневрировании в боях, что многократно пожирало этот самый ресурс из-за чрезмерных нагрузок, испытываемых любыми машинами. Как результат, иные истребители и одного квартала не задерживались на летном поле, отправляясь в утиль или же в капитальный ремонт по причине образования в силовых элементах планеров усталостных трещин. Война ведь шла такая, что на износ трудились все, и люди, и техника. Великая Отечественная Война!
Наконец была объявлена посадка на борт гидроплана и подхватившие свою поклажу пассажиры потянулись внутрь огромного серебристого брюха «Бристоля», каковое персональное наименование имел конкретно данный Боинг-314. По причине своей уникальности они вообще все были именными, словно пассажирские суда, а не самолеты.
Зайдя в основной салон гидроплана через услужливо распахнутую стюардом дверь, Геркан снял с головы шляпу, махнул рукой Поликарпову, чтобы тот следовал за ним и, не дожидаясь чьих-либо подсказок, направился по единственному проходу в самый хвост летающей машины. Пройдя третий, четвертый, пятый и шестой отсеки, он отворил единственную дверцу и попал в мир роскоши. Естественно, насколько эту самую роскошь вообще виделось возможным реализовать на борту отнюдь не частного, а рейсового самолета. Хотя, по чести говоря, главной роскошью тут являлось отсечение отсека дверцей от прочего салона, где умещалось еще под семь десятков пассажиров.
