Я открываю рот, и… снова накатывает сильная волна схваток.

Ее пальцы впиваются в мое бедро, и я обнимаю ее. Я держу ее со всем отчаянием, не желая отпускать. Ее лицо искажается от потуг, и я слышу, как вместе с медсестрой отсчитываю каждый момент.

— Ты… Ты выглядишь так, будто у тебя внетелесный опыт, — смеется она и одновременно плачет.

Я переплетаю наши пальцы и целую тыльную сторону ее руки.

— Откуда ты это знаешь, если даже не видишь меня?

Она пытается заговорить, но вместо этого из ее горла вырывается крик. Комната наполняется звуками ее тяжелого дыхания и ровным сердцебиением ребенка на мониторе. С каждой потугой я все больше погружаюсь в реальность происходящего. Я действительно стану отцом. Я слышу громкое хрюканье, затем появляется маленькая головка, а за ней — крошечное тельце в руках врача. Затем раздается пронзительный крик, заполняющий комнату.

Доктор поднимает голову, голубые глаза под маской светятся радостью, и говорит:

— У вас девочка!

Я смотрю, как медсестра заворачивает ее — нашу малышку — и кладет на руки Ирине. Со слезами на глазах она берет ее на руки, прижимает к себе, заглядывает в ее крошечные глазки и нежно целует в маленький носик.

Слезы наполняют мои глаза, когда я наклоняюсь к жене и дочери.

— Привет, малышка, — шепчу я.

***

— О боже, поздравляю! — воскликнула Ариэль.

Прошло два часа с момента рождения нашей дочери. Ирину с малышкой перевели в отдельную палату, и врач разрешил нам посещение.

Радость, царящая в комнате, очень заразительна. Николай и Михаил стоят за спиной Ариэль, выражая свое счастье, и тут совершенно из ниоткуда в комнату входит Дэмиен с двумя большими корзинами. Одна до краев наполнена фруктами, а в другой — накрытые тарелки, в которых, несомненно, находится еда.

— Празднуйте, — объявляет он, ставя корзину в угол комнаты. — Не могу поверить, что я теперь дядя.

— Это нормально, я тоже не могу поверить, что я тетя, — с драматическим вздохом соглашается Ариэль и помогает Дэмиену с другой корзиной. — Это интригует, не так ли?

Дверь снова открывается, и на этот раз это мама Ирины. В руках у нее три больших букета цветов, и она улыбается от уха до уха.

— Боже мой, это моя внучка?

Она подходит к Ирине с материнской улыбкой, в ее глазах — обожание, когда она воркует над малышкой. Уголки ее глаз глубоко морщатся, когда она нежно поглаживает щечки ребенка.

— Ах, она такая красивая.

— Я знаю, правда? — Пробормотала Ирина. — Очень красивая.

— У нее глаза ее матери. — Говорит мама Ирины.

— А мне кажется, она больше похожа на отца. — говорит Ирина. И кто-то фыркает. Очень похоже на Николая.

— Не может быть. Он и вполовину не так красив, как она.

Они смеются, и я чувствую, как жар их взглядов сверлит мне спину. Но я не могу пошевелиться. Не могу произнести ни слова. Столько мыслей проносится в голове одновременно, но самое большее, что я могу сделать, — это смотреть на них.

Я слишком удивлен, чтобы что-то делать. То, что моя жена только что родила новую жизнь, и эта маленькая девочка — моя… это кажется сюрреалистичным. Как в прекрасном сне, и я не хочу никогда от него просыпаться.

На лице Михаила появляется медленная ухмылка, и он засовывает руку в карман.

— Это происходит с ним.

— Что? — Дмитрий поднимает бровь. — Что происходит?

Ариэль отступает назад, чтобы встать рядом с Николаем.

— Проверка реальности. Ему нужно много времени, чтобы все обдумать. Может, слишком много времени? — Она смотрит на серебряные часы на своем запястье. — Эй, Алексей?

Они смеются, и теплый поцелуй в щеку возвращает меня обратно.

— Теперь ты можешь вернуться. — Я моргаю и вижу, что Ирина улыбается мне. Зная ее, я понимаю, что в моих глазах бушует война эмоций.

— Наша принцесса наконец-то добралась, и с ней все в порядке. — Говорит она. — Мы обе в порядке.

Я смотрю вниз на маленький сверток, прижатый к ее руке. Маленький и милый, с морщинистой кожей и красным лицом. Она затихла и теперь с интересом щурится, пытаясь, видимо, узнать всех как можно быстрее, в то время как ее бабушка уже вовсю старается, чтобы ее первым словом было «бабушка».

— … а это дядя Николай, — начинает Николай. — Я младший брат твоего папы. А вот и Дмитрий. Можешь считать его своим личным телохранителем. Если с ним что-нибудь случится, папе могут отрубить член.

— Николай! — Игриво шипит Ирина. — Язык.

— Извини! Я должен был сказать, отрубят голову.

Они смеются, и Николай снова отступает назад, подняв руки.

— На мой взгляд, чем раньше она узнает, как устроен мир, тем быстрее в нем сориентируется.

Ирина закатывает глаза, и это сигнал, необходимый для того, чтобы начать полноценный балаган, пока остальные наблюдают за этим с забавными выражениями.

— Ей едва исполнился день. Она едва может сориентироваться, как пользоваться подгузником.

— Это ты так думаешь. Подожди, пока ее отец не отправит ее в тир на следующей неделе, брать уроки стрельбы.

— Возможно, он предпочтет начать с боевого завтра, — добавляет Михаил.

— Это все ерунда, — вмешивается госпожа Волкова, и они замолкают. В ее глазах блеск, выдающий ее серьезность, когда она говорит: — Готова поспорить, что сегодня вечером он преподаст ей первый урок — «Определение противника».

Смех Николая — самый громкий среди наших гостей, и хотя я хочу лишь отмахнуться от них, пинающийся ребенок с извивающимися пальчиками в маленьком одеяльце зовет меня. Подсознательно я наклоняюсь вперед.

— Могу я…

В комнате становится тихо, как на гребаном кладбище. Кто может их винить? Это первое, что они услышали от меня с тех пор, как вошли в комнату.

Я вытягиваю руки, сглатываю. Но Ирина не дает мне закончить фразу. Она берет в руки наш комочек радости и осторожно кладет его мне на руки.

Переполняющее чувство любви и связи возникает сразу же. Прижимая ее к себе, я еще больше понимаю, что роды Ирины — это не просто физический акт, а трансформационный опыт, который меняет нашу сущность, меняет всю нашу жизнь. Мы принесли в мир новую жизнь. Жизнь, о которой мы теперь обязаны заботиться и защищать.

Я не нуждаюсь в дополнительных убеждениях, я готов сделать все, что в моих силах, чтобы обе они были в безопасности. Обе мои драгоценности.

— Видеть его в этой отцовской стихии — самое успокаивающее и самое страшное, что я когда-либо видел. — Говорит Михаил.

— Это называется быть свирепым и защищать. — Я смотрю на них, покачивая малышку на руках. — Что, вы никогда не видели меня таким раньше?

Михаил пожимает плечами, а Ирина улыбается ему.

— Ты похож на колючую проволоку на заборе тюрьмы строгого режима.

Я вскидываю бровь.

— Как человек может быть похож на колючую проволоку?

— Колючая. Колючая везде. — Николай откашливается от смеха.

— Типа подойди ближе, и ты умрешь с колючками в заднице. — Дмитрий хмыкает.

Ирина смеется и снова обнимает мои щеки, целуя каждую из них.

— Не обращай на них внимания. Они смеются над твоим отцовством.

— Правда, — усмехается госпожа Волкова. — Они знают, что ты будешь самым лучшим папой на свете.

— О, с этим никто не спорит. — Ариэль сидит у изножья кровати с мечтательным взглядом. — Я просто хочу знать, как он назовет мою племянницу.

И начинается очередная порция шуток. Фрукты и еда передаются по кругу, как и различные предложения по имени.

— Он собирается назвать ее Москвой, — Ариэль подмахивает Николаю сосиску.

Алексей кивает.

— А мне нравится… Ой! — Ариэль бьет его по руке.

— Москва? Серьезно?

Николай делает еще одно предложение, и оно все продолжается и продолжается.

— Галина.

— Ульяна.

— Милана.

— Рада.

Бессвязная речь прекращается, когда я поднимаю руку и все смотрят на меня.

— Мы не будем выбирать имя, пока мать и отец не поговорят.

— Что ты говоришь? Это наш сигнал уходить?