После вальса выстраивались для кадрили. Дирижировал тощий пристав. Его скрипучий голос доносился до городских окраин, так что каноник и капеллан могли ясно различать французские слова команды: «а во пляс!», «мосье, медам!», «шен англез!», которые пристав, как истый южанин, произносил: «ан плаш», «мошье», «аглеж».

В полночь все спускались в кафану ужинать. Наверху отворялись окна. Ужинали наспех, но много времени отнимали здравицы. Их было три: первую — за доблестное воинство — провозглашал городской голова; вторую — за горожан — майор; третью — за молодежь — судья. После первой члены комитета и несколько девушек пели гимн; за второй следовало громкое «ура!», за третьей Тереза пела романс под аккомпанемент флейты доктора Зането. Потом все снова поднимались наверх, снова плясали половицы и весь дом ходил ходуном, и… так до рассвета.

На другой день Розопек казался вымершим от чумы. Выходящие на площадь окна целый день были закрытыми, не открывалась и Бепова кафана, нигде ни души, ни уличных мальчишек, ни собак. Но эта бурная ночь оставляла глубокие и неизгладимые следы не столько на плоти, сколько в душах! По меньшей мере дней пятнадцать бал являлся главным предметом разговоров в семейном кругу, среди «бришкулантов» в кафане, в канцеляриях, а особенно по вечерам на площади. К сожалению, бал служил также источником ссор и раздоров, поводом к разрывам старых сердечных привязанностей и колебал в самой своей основе глубокие убеждения и установившиеся взгляды на общество — общество Розопека. Горожане ревновали к военным и болезненно относились к наносимым ими обидам, и как-то всегда получалось, что спустя два-три дня вдруг обнаруживались оскорбленные. А горожанки думали о военных совсем обратное. Вот почему между женами и мужьями начинались раздоры, и те и другие, разделившись на бесконечные партии, грызлись, как собаки. Впрочем, когда приходило приглашение на офицерский бал, дрязги на время затихали, чтобы возникнуть затем с новой силой.

Тут многого не скажешь. Главное заключалось в том, что большинство дам менялись друг с дружкой платьями и, таким образом, без расходов и затраты времени представали перед офицерами в свежих туалетах. Офицеры были гостеприимными хозяевами, гарнизонный зал — настоящим залом, боковые комнаты — просторными и удобными, музыкантов — больше (на четверть военные), да притом играли они лучше.

Последствия офицерского бала почти ничем не отличались от последствий гражданского.

Вот в основном те неизменные волнения, которые потрясали мирный Розопек.

Среди внеочередных потрясений, нарушавших мирное течение городской жизни, в первую голову следует упомянуть посещения города владыкой и епископом, приезд генерала для проведения смотров или еще какой-либо знатной особы, сватовства и свадьбы, непредвиденные и предвиденные смерти и их последствия. Но так как каждый из этих случаев ничем не отличается, даже в деталях, от подобных случаев во всех захолустных городках мира и так как читатели уже давно насытились описаниями, в которых повествуется о стрельбе из прангий, о реющих знаменах, о торжественных обедах, о военных смотрах, о женских хитростях при сговорах, о фальшивых слезах молодых вдовушек и т. д., то я ограничусь здесь только двумя происшествиями из жизни Розопека, которые, как мне кажется, заслуживают особого внимания.

Некий юноша, капитанский сын, без памяти влюбился в сестру важного чиновника — молоденькую девушку. Она отвечала ему такой же пылкой любовью. И эта любовь, видимо, была такова, что молодые люди стали подумывать о свадьбе, не страшась великого препятствия, которое им предстояло преодолеть, — разницы вер. И, видимо, они так ловко скрывали свою любовь, что даже синьора Тереза не подозревала о ней до того самого дня, когда старый капитан огорошил чиновника сватаньем. Капитан с мрачным выражением лица вкратце объяснил цель своего прихода.

В первую минуту чиновник не мог прийти в себя от удивления. Первой его мыслью, после того как он несколько опомнился, был решительный отказ, однако, как человек вежливый и осмотрительный, после нескольких «Гм… э-э… ха!.. Не ожидал! Извините, я поражен, хотя это большая для меня честь!» стал отговариваться тем, что следует сначала спросить девушку.

— Это и мое первоочередное желание! — мгновенно подхватил старый морской волк, посмеиваясь в ус. — Несмотря на все уверения моего повесы, я вовсе не убежден, что она даст согласие. Поэтому мне хотелось бы тотчас услышать, что скажет ваша сестра. Так или иначе, на том и порешим, больше я приходить по этому поводу не собираюсь, тем паче сами знаете, в чем еще загвоздка!

Чиновника только и беспокоила эта «загвоздка», в остальном он не мог упрекнуть ни жениха, ни его семью. Видя, что капитану брак тоже представляется сомнительным, он решил поскорей с этим делом покончить, позвал сестру и заговорил обиняками.

Но старый капитан перебил его:

— Я пришел просить вас стать супругой моего сына. Правда ли, что вы дали друг другу слово?

Девушка побледнела, но подтвердила.

— Правда ли, что вы перейдете в нашу веру?

Девушка опустила голову перед ошеломленным братом.

— Прошу вас, скажите «да» или «нет» — и делу конец! — торопил капитан.

— Что? Как? — начал было растерянно чиновник.

— Извините, но мой сын уверял меня, будто они и об этом договорились, иначе меня бы здесь не было… Итак, милая барышня, скажите одно слово: станете ли вы моей снохой или нет?

— Да! — едва выговорила девушка.

— Что? Как? Перейдешь в…

— Простите, простите, — снова прервал его моряк, не скрывая улыбки, — о том, что они себе втемяшили в голову, узнаете после, а сейчас ясно одно — девушка согласна и готова переменить веру. Значит, через несколько дней дадите мне ответ. До свидания! — И, не дав чиновнику вымолвить слово, пожал ему руку и весьма довольный удалился.

В Розопеке словно бомба разорвалась.

Ибо, несмотря на все старания скрыть дело, — чиновник еще надеялся, что сестра передумает, — синьора Тереза узнала о тайне в тот же день и отправилась из дома в дом удивлять людей. Может быть, ей нарочно «донес» кто-нибудь из родственников жениха или вообще из «греков», чтобы она об этом разболтала.

Вот бомба и разорвалась.

— Что? Выйти за грека? Перейти в ихнюю веру! Неслыханно! Невозможно! Стыд! Позор!

— Что «неслыханно»? Что «невозможно»? Чем ваша вера лучше нашей? Вам позор!.. — возражали православные.

И распря достигла таких размеров, что в Розопеке все пошло кувырком.

Несчастный чиновник оказался между молотом и наковальней. Он сообщил в канцелярию, что болен, но затворить дверь перед каноником, посетившим его на следующий же день после малой мессы, не мог. За каноником увязалась гурьба женщин во главе с Терезой. Женщины столпились перед домом чиновника. Ждали долго. Наконец толстый каноник вышел красный как рак и, потупив взор, прошел мимо женщин, махнув руками. Все поняли, что это значит. И в то же время восприняли этот жест как призывный клич ко всему католическому Розопеку.

На третий день капеллан уехал в уездный город. Стало известно, что он повез епископу подробное донесение о неслыханном происшествии. Рассказывали также, будто девушка твердо заявила в присутствии каноника, что не изменит своего решения.

Капеллан вернулся, и в город уехал чиновник. Предполагали, что также к епископу, однако, вернувшись, он сообщил, что переведен в Истрию, и стал собираться в дорогу.

Между тем прибыло епископское послание ко всем правоверным католикам с приказом читать «новены» (особые вечерние молитвы) во спасение заблудшей души, которая стоит на пороге вечной гибели. Капеллан огласил послание после мессы, а каноник сопроводил его несколькими напутственными словами. А в то же самое время православный священник поучал свою паству, какими порою неисповедимыми путями пользуется бог, чтобы обратить заблудшую овцу в истинную веру; советовал отцам семейств тщательно выбирать невест для сыновей, однако иноверку, пожелавшую перейти в лоно православия, следует принять даже радушнее, чем единоверку, и т. д.