На злостных должников (а было их, признаться, изрядно) и явных мошенников она в суд не подавала, а только при всяком удобном случае публично честила. Например, у какого-нибудь сомнительного посетителя непомерно вырос долг. Роза подает счет. Гость оправдывается, уверяет, что сейчас не при деньгах, но скоро заплатит. Роза, покусывая тонкие губы, смотрит ему прямо в глаза и похлопывает счетом по ладони. Видя, что она его так не оставит, должник начинает клясться богом и всеми святыми, что расплатится, как только получит деньги. И тут, вдруг распалившись, Роза принимается его пушить: «Чем расплатишься, а? Сколько раз клялся: отдам, как только получу там, получу здесь?! А думаешь, эта дрянь пристав не уверял: «Вышлю тебе, Роза, как только приеду в Дубровник». И что же? Пятьдесят форинтов чистоганом — фьють! Или тот проказа, Кике, что удрал на пароходе и прикарманил шестьдесят?! А тот козел…» И пойдет костить всех подряд, наделяя каждого метким словцом…

Что касается прошлого Розы, то в Нови знали его все. Это была самая заурядная история, и если б дело не касалось Розы, нечего было бы и рассказывать. Родилась она на острове Висе, откуда было больше всего пришельцев в Новском уезде. Приехала она сюда пятнадцатилетней девочкой в поисках работы и нанялась к одной старой деве из весьма знатного дома Буроничей. Хозяйка оказалась презлющей ведьмой, какими обычно и бывают старые девы, а тем более родовитые. Ни одна прислуга не могла выслужить у нее хотя бы одежонки. Даже в пословицу вошло: «Зла, как Маргарита Буронич». Розе тоже вскоре стало невмоготу, и все же она продержалась дольше других. Новские дамы сначала только диву давались, потом стали нарасхват переманивать ее к себе, но тщетно; Роза прослужила у Маргариты целый год.

Как раз в ту пору из Конавле прибыл в Нови некий паренек и остановился у своей тетки, довольно зажиточной и одинокой вдовы. Звали его Радул. Был он, как рассказывали, высоченный детина, сильный, как мул, хоть ему не исполнилось еще и восемнадцати лет. Заявился он оборванный, и тетка подарила ему костюм покойного дяди: широкие конавльские штаны до колен и гунь, рукава которого едва закрывали локти, — словом, точь-в-точь грядущая судьба Розиной Гусеницы. Ко всему этому уже на третий день им были сыты по горло и его сверстники, и новские собаки. Только завидит какого пса, сейчас в него камнем, и без промаху, просто на удивленье! Сразу же затеял драку с молодым кузнецом, до тех пор слывшим «непобедимым», и отколотил его до полусмерти. Этого было достаточно, чтобы каждый начал при встрече уступать ему дорогу. К источнику он пробирался первым, расталкивая очередь, и все покорялись, кроме маленькой Розы. И удивительное дело, парень на нее не сердился. Однако тотчас безжалостно влепил затрещину тому, кто попытался подшутить, что он влюблен в нее. А бодулка, не долго думая, трахнула изо всех сил Радула медным кувшином по голове. К счастью, там оказалось много народу, их разняли, не то он разорвал бы ее, как волк, овцу.

Вскоре неистовый Радул надоел и тетке Яне, и в четвертое воскресенье она спровадила его туда, откуда он пришел. Но вскоре Радул появился снова, на сей раз в сопровождении матери и теток. Всей гурьбой женщины нагрянули к вдовице. «Дитя ведь он, ей-богу, глупое дитя! А ежели в чем и «проштрафился», так по молодости, надо смотреть на это сквозь пальцы! Больше не будет, право же не будет, закаялся, перед попом побожился! Коли своему не простить, так кому же? Кто тебе ближе Радула? Погляди на него! Вылитый покойный дядя Антуло! Живой дядя! И глаза, и нос, и походка…» Надо полагать, именно тут они и нащупали слабое место в сердце Яни, ибо она не только приняла его, но и еще неоднократно прогоняла и принимала опять. Что поделаешь, если он так похож на покойного Антуло. Возможно, что Радул с каждым разом становился чуточку смирнее, а скорее всего тетка в конце концов привыкла к буйному нраву племянника и оставила его у себя.

Роза не прослужила у Маргариты и половины второго года: старая дева скоропостижно отбросила свои благородные копыта. Ее хватил удар, хоть и была она суха, как вобла. После того как власти расплатились за похороны и погасили всевозможные долги, осталось как раз столько, чтобы отдать бодулке половину ее жалованья. Розу наперебой стали звать в самые богатые дома, предлагали высокое жалованье и обещали выдать замуж. Нет, ни за что! Роза не захотела больше служить господам и устроилась у какого-то своего земляка шкипера, женатого и немолодого.

Малость попозже и Радулова тетка почла за благо переселиться в иной мир, оставив половину своего состояния племяннику (что-то около тысячи талеров), а другую — монастырю святого Антония. Первым делом Радул Пиводич сбросил конавльский костюм, вырядился в итальянский, напялил шляпу и отправился на поиски невесты. Конечно, девушки на него не набрасывались и особенно выбирать не приходилось, но молодой, здоровый, а по здешним местам и богатый, он мог бы выбрать жену под стать себе. Однако… случилось то, что было суждено; короче говоря, Радул Пиводич женился на Розе.

Один бог ведает, как это произошло, все известно лишь со слов Розы, а ей-то можно поверить. Когда Розу дразнили, что Радул ей, видимо, приглянулся еще в то время, когда они «любезничали» у источника, а полюбили друг друга еще при жизни тетки, Роза утверждала противное. «Накажи меня пресвятая богородица, — клялась она, — если Радул был мне милее черта, я всегда его боялась».

— Почему же ты пошла за него, бедняжка?

— Да ведь сто раз уж вам про это рассказывала! (И верно, не меньше ста.) Впрочем, если так просите, расскажу снова и всю правду, клянусь грешной душой, не сойти мне с этого места!

Случилось это на самое рождество богородицы. В сумерки пошла я, как обычно, по воду. И помню как сейчас, только я миновала городские ворота, зазвонили ко всенощной. Иду, молюсь за упокой души синьоры Маргариты, не чуя беды, а он вдруг шасть с площади и преградил путь в узком переулке. Испугалась я, но все же крикнула: «Тебе чего нужно?.. Какое у тебя ко мне дело?» — «Молчи, говорит, бестия! Не ори! Есть разговор!» — «Какой у тебя может быть со мной разговор?» — спрашиваю и стараюсь улизнуть. «Да вот не хочешь ли выйти за меня?» Я перекрестилась и бежать. «Без шуток, говорит, только ответь, что согласна. В воскресенье первое оглашение, в понедельник праздник — второе, а через воскресенье повенчаемся…» Где мне, бедняжке, было знать, что такое замужество, какие бывают люди и как мир устроен! Я ответила: «Не хочу!»

Но вышло именно так, как сказал Радул. Через воскресенье по закону она стала называться Розой Пиводич.

О том, что затем произошло, Роза рассказывать не любила, но все знали и без того, что сразу после венчания молодожены открыли на базаре харчевню. Муж с первых же дней повел себя как хозяин и господин; рук не пачкал и снисходил к молодой жене, лишь когда посвящал ее в свои широкие замыслы. Он сделает то, он сделает это! А такая мелочная работа не по нем. Чего там… потихоньку, только бы случай подвернулся… он уже его не упустит… и вот он богатей!

Роза хоть и не знала, «какие бывают люди и как устроен мир», все же сохранила крестьянский здравый рассудок. Поняв, за кого ее угораздило выйти, она не ссорилась с мужем, не перечила ему, а терпела и трудилась за двоих.

А Радул день ото дня все реже оставался в харчевне, отговариваясь делами то на базаре, то у Петра, то у Павла. Убедившись, что жена не сердится, он стал забегать только поесть да переночевать, а под конец — уже на пятой неделе их брака — не явился ни ночью, ни на рассвете.

Радул исчез.

Поначалу думали, что он погиб, и кинулись на розыски, но вскоре прослышали, что он уехал в Триест. А спустя три месяца Роза получила письмо из Нью-Йорка, в котором, помимо всего прочего, были и такие слова: «Сделал я это не по злобе, но ты знаешь, что мелкая работенка не по мне, вот я и подался туда, где можно разбогатеть. И поверь, если бог даст, не позднее чем через год приеду, и не с пустыми руками…»