– Почему мы не даем о себе знать? – спрашивал рыжий губернатор Марат, поглядывая вслед пролетавшим в небе ночным птицам. – Ты, Лука, спрашиваешь, почему мы не сообщаем на орбитальный корабль о нас и нашей жизни? В том-то и дело, друг, что пытались. Планета наша большая, она всех приютит, всех накормит, напоит, придаст смысл существованию, потерянному на Земле. Но ведь нас не слышат.
Они прошли ворота, охраняемые двумя часовыми, для которых поверх тына была пристроена площадка, и прошли на дорогу за оградой. Пройдя метров триста, поднялись на холм, господствующий над местностью. Здесь, на вершине, за стволами высоких деревьев, из-под лиственного навеса, сухо блестел и серебрился полевой простор, откуда тянуло теплом, мягким ночным светом, непонятным довольством и счастьем. Вправо от них всплывало из-за деревьев, неправильно и чудесно круглилось в синеве ночного неба, медленно текло и менялось неизвестно откуда взявшееся большое светлое облако. Прошли еще немного и остановились на скользкой траве недалеко от обрыва в синей тени двух похожих на сосны деревьев и стали смотреть на простор, расстилавшийся перед ними.
Видно было далеко. Кругом сколько хватал глаз лежали засеянные разными культурами поля, квадраты которых различались между собой различными оттенками серебра, а левее, на дикой траве, паслись те невообразимые животные, которые, как уже знал Лука, были потомками земных домашних животных, стихийно принявшие здесь устойчивые, но такие устрашающие формы. Сверху же они казались тем, чем в общем-то и были: лошадьми, коровами, козами и прочей мирной скотиной.
– Все это наше, – задумчиво сказал рыжий Марат.
И странно было слышать в голосе гиганта нежные нотки.
– До нашего прибытия сюда здесь была пустыня, – продолжил он. – Пустыня, живая ткань и ожидание. Ожидание закончилось, нас встретили, и нас не стало. Зато теперь есть всё.
– А все эти летающие, ползающие и кусающиеся твари? – удивленно и весело поинтересовался Лок. – Это откуда?
– Мы, кому первым удалось прибыть сюда, привезли с собой всех земных представителей диких и домашних животных, включая и мелких, вроде насекомых. А также имеющиеся коллекции семян. Всех и всё, что было на корабле, – пояснил Марат. – Планета переварила всех нас, сделала бессмертными, и она же стала нашим домом. Благословенным домом. Разве вы не чувствуете, как здесь хорошо?
Лука снова огляделся и снова удивился: и в самом деле, какая ночь! Розовым огнем до сих пор горит на закате тонкая полоска зари, в воздухе та дивная свежесть и ясность, что бывает лишь вдали от каменных городов в такие вот ночи в лесу, в степи; в тишине свежо и сладостно поют в листве и небе какие-то ночные птицы, впереди спокойно лежат бескрайние поля, а сбоку блестит сквозь ветки поверхность реки… Все здесь было совершенно необыкновенно при всей своей простоте, такое древнее, что казалось совершенно чуждым всему живому, людям и в то же время было почему-то так знакомо, близко, родственно…
– Да, – согласился Лука, – я вас понимаю. Но одного я никак понять не могу. Нам объяснили, что это вы так и не пожелали связываться с кораблем. Нет, кто-то ответил на вызов, но заявил, что здесь рай, как вы только что подтвердили, и вы порываете со всеми, что вам больше ничего не надо и о других думать не хотите. В общем, что-то в этом роде.
Генерал Людвиг повернул страшную маску к Луке и горько засмеялся. Сквозь медвежьи клыки на лице смех звучал глухо и хрипло, словно рычание зверя. Серебряный свет видимого только ночью светила блестел на клыках и в глазах маски, и вдруг Лука понял, что глаза зверя, да и сама голова, прикрывшая лицо вождя лесных, живые. И маска была не маской, а частью головы, как и бледное и тоже живое лицо бога войны.
– Эх, парень! Сейчас-то мы все хорошо-отлично знаем – это Хозяин не желает нарушить равновесие в своей тюрьме. Он тешится собственной Властью, а псы-пилигримы помогают держать всех в узде. Рыскают повсюду, ищут, вынюхивают, а как кого найдут – несчастный случай, либо военный конфликт, либо какой мелкий катаклизм. И нет беспокойного человека. А если не удается якобы случайно уничтожить, покупают райской жизнью в Назарете, чтобы отравился сладким ядом власти. Если же и это не срабатывает, отсылают сюда, на Артемиду. И ему хорошо, и без него хорошо.
Губернатор Марат вмешался, добавляя свое наболевшее, ему снова вторил генерал Людвиг: «Власть уничтожает умных и сильных, лишает людей силы и сознания своей доблести», «Хозяин старается погасить чувство чести у чиновников», «И у вождей», «И у всех подданных», «И хочет сделать всех врагами всех», «И всех перессорить и стравить…»
Лука думал, что они напоминают ему людей, попавшихся на обман по своему недомыслию, из-за того, что когда-то были скоры в делах и медлительны в размышлениях. Как и он сам. И они полны мстительной ненависти к тому, кто победил их, оставшись неотмщенным. Сейчас все наперебой изливали горечь побежденных, потому что тот, кто унизил их, был далеко и был недосягаем.
– Неужели он так могуществен? – удивился Лука. – Но почему?
– Потому что он везде и нигде, – ответила за всех Лайма. – Потому что Хозяин может быть в любом теле. Он может находиться сейчас и у лесных, и в Риме, и у рыцарей, и в Назарете. Даже здесь, на Артемиде. Извини, Лука, но он может быть и в тебе.
Лука изумленно повернулся к ней… Нет, он только хотел повернуться к ней, как вдруг почувствовал, что кто-то схватил его за руки и вывернул назад с такой силой, что пришлось наклониться. Он боялся, что суставы, не выдержав, сломаются, боль пронзила его насквозь. И он забыл, что может освободиться, просто растворив собственные суставы.
Он обо всем забыл, настолько все совершаемое казалось нереальным. Лука повернул голову и встретился с глазами Лаймы. Смертная мука была в глазах Лаймы, когда она говорила:
– Извини, Лука, но мы уверены, что Хозяин – это ты. И мы не можем допустить, чтобы ты вернулся на Землю. Без тебя мы сумеем уничтожить пилигримов и переселить всех сюда, на Артемиду. А потом мы вернем тебя.
Лайма отступила на шаг. В небе, сгустившемся прямо над ними, коротко блеснуло ослепительно голубым. После вспышки все ослепли на мгновение. Стоявший рядом генерал Людвиг занял место Лаймы и быстро взмахнул кривым коротким мечом, похожим на серп жнецов. И пока этот смертоносный клинок шел вниз, чтобы, коснувшись его шеи, пройти насквозь, не заметив преграды, Лука успел представить, как его отрубленную голову будут хранить в каком-то маломощном куске здешнего желе – бессмертную и беспомощную… Будут хранить, пока не наступит победа и эра всеобщей свободы не придет на Артемиду. Тогда можно будет торжественно освободить возможного Хозяина, то есть его, Луку, может, и случайно попавшего под подозрение как замаскированный диктатор. Под подозрения, которые ни проверить, ни подтвердить пока нельзя…
Меч опускался, хотя и не так быстро, как ему мнилось. А затем, в самый последний момент, загремел, загрохотал камнепад, словно небо отдавало ему последнюю честь…
Меч коснулся шеи.
И ничего.
Стоял на проселочной дороге, над ним опрокинулась чаша синего безоблачного неба, в центре которого сияло – золотое и ласковое – солнце.
Он узнал этот мир. Это была та самая планета, которую он уже посещал в своих или чужих снах. Вернее, все-таки в своих. Ведь личность неведомого ему капитана межгалактической безопасности Николая Громова, подарившего ему свое умение путешествовать среди звезд и времени, уже стала частью его самого.
Лука, сделав было шаг, остановился, пораженный. И в самом деле он уже не ощущал внутри себя привычное присутствие чужака. Тот исчез, растворившись в нем, одарив его тайными знаниями, благодаря которым Лука так просто смог пересечь невообразимое расстояние, разделяющее их миры. И вдруг без всякого усилия в голове его вспыхнула формула перехода, он ясно видел, как можно мгновенно вернуться назад на Артемиду – и снова сюда. Формула, структурно похожая чем-то на незнакомую звездную систему, вспыхнув последний раз, исчезла, оставшись в ячейках его обновленной памяти. А Лука продолжил свой путь.
