— Может не разделяться, а пройтись по всем делам всем вместе? — неуверенно предложила Динка. После того, как о них отзывался капитан «Элегии», в душе появилось неясное беспокойство. Люди стали казаться чужими враждебными существами. Разделяться в этом большом городе не казалось хорошей идеей.

— Динка, — Дайм облокотился о стол и посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. Динка смутилась и опустила глаза. Несмотря на то, что он говорил ей о том, что любит ее, Динка продолжала чувствовать словно бы преграду между собой и Даймом. Он держался на расстоянии, не впуская ее в свою душу. Он равноценно распределял свое внимание между членами стаи, не выделяя Динку. Он не демонстрировал ревности и, убедившись, что остальные не причинят ей вреда, больше не пытался «присвоить» ее себе. Наоборот, следил за тем, чтобы ее внимание равномерно доставалось всем остальным, и никто был не в обиде. Вот только сам проводил с ней все меньше времени…

— Ты будешь не одна. Тебе нечего боятся, Шторос позаботится о тебе, — проговорил Дайм.

Динка хотела бы выкрикнуть, что совсем не со Шторосом она хотела бы провести это время, а с ним, с Даймом. Что Штороса в ее жизни и так слишком много, больше, чем она может вынести. Что она всем сердцем желает, чтобы Дайм перестал быть строгим «отцом», отчитывающим ее, словно ребенка, за шалости, а обратил, наконец, внимание на ее чувства. Но кожей чувствуя острый взгляд Штороса, направленный на нее, и помня утреннее происшествие, Динка прикусила язык. Над столом повисло неловкое молчание, наполненное невысказанными эмоциями.

Разрядил обстановку Тирсвад. Он развязал свою суму, достал оттуда десятидюймовый кинжал и отправил его в сторону Динки по столу. Его глаза вспыхнули радостью, когда он увидел реакцию Динки.

— Мой ножичек! Я думала, что он сгинул на морском дне, — воскликнула она, прижимая к груди оружие, с которым она столько прошла. Тирсвад довольно усмехнулся, глядя на Динку. Она подняла на него сияющие глаза. Вот он единственный ее всегда понимает. Вот с ним, наверное, было бы комфортно провести день наедине. Без Хоегарда с его удушающей заботой, без Штороса с его непредсказуемыми выходками, без Дайма с его приказами и резкими замечаниями… Динка поймала себя на том, что оттягивает момент, когда останется со Шторосом наедине. После утренней ссоры он вел себя как ни в чем не бывало. А вот Динка все еще чувствовала вину за свои опрометчивые слова и не знала как себя вести с ним.

— Что ж, до вечера, — сказал Шторос, поднимаясь и потянув Динку за собой. Динка, не без сожаления кивнув остальным, поспешила за ним, пристраивая кинжал в пустые ножны у себя на поясе. Точно такой же, только в два раза длиннее, висел на поясе Штороса.

Несмотря на восторженные отзывы Лады, город Динке не понравился. Солнце немилосердно пекло с небес, и даже трудно было представить, что в родной деревне Динки уже, вероятно, укрыл землю снег.

На портовых улицах лежали горы мусора: рыбные потроха, овощные очистки, обглоданные кости. Мусор источал душную отвратительную вонь, которая привлекала своры облезлых бродячих собак и рои жирных мух с зелеными, блестящими на солнце брюшками. Не обращая внимания на грязь под ногами, по улице толкалось просто несчетное количество людей. Деловито пробегали навьюченные тюками грузчики, конвоиры гнали цепочки рабов в кандалах, вразвалочку небольшими группами праздно шатались матросы, женщины в косынках и передниках несли в корзинках еще живую рыбу, трепещущую жабрами. На улицу открывались двери многочисленных лавок и харчевен. От ярко-намалеванных вывесок рябило в глазах.

Шторос уверенно шагал сквозь толпу в направлении от пристаней, Динка держалась у него за спиной, стараясь не потеряться в толкучке. Постепенно улицы стали чище и шире. Кроме пешеходов стали попадаться всадники и экипажи. Покосившиеся лачуги сменились высокими каменными домами, обнесенными решетчатыми заборами, сквозь которые были видны цветущие клумбы и усыпанные морской галькой подъездные дорожки. Широкие двери попадающихся лавочек тоже были украшены живыми цветами и зеленью. Однако людей на улицах меньше не становилось.

Они свернули в магазин готового платья, где Динка выбрала себе практичные кожаные штаны, свободную рубаху из грубого хлопка и парусиновую куртку с широкими рукавами. Шторос стоял, прислонившись спиной к косяку и скрестив на груди руки, и задумчиво разглядывал ее скромную и удобную одежду.

— Что? — не выдержала Динка его молчаливого взгляда. Шторос с загадочной улыбкой приблизился и аккуратно заправил ей за ухо выбившуюся из косы прядь.

— Ты мне кое-что обещала… — проговорил он, скользя откровенным взглядом по вороту ее рубахи.

Динка с недоумением посмотрела на него.

— Ты хочешь этого прямо здесь? Не дожидаясь, пока меня осмотрит лекарь? — осторожно спросила она. Что творится в его голове для нее до сих пор оставалось загадкой.

— Свидание… — обронил он. — У нас еще много времени до заката, а ты обещала мне день наедине со мной. Или я обещал тебе… Уже не вспомню.

Динка помрачнела, вспомнив, как в лодке пыталась узнать побольше о его прошлом. Он так и не закончил свой рассказ. Но спрашивать об этом прямо сейчас… Быть может во время свидания он решится рассказать ей всю правду о том, что же там произошло на самом деле?

— Ну как? — спросил он как будто равнодушно, но в глазах вспыхнул озорной огонек.

— А почему бы и нет, — улыбнулась Динка, отбрасывая невеселые мысли. — До заката времени много. Надеюсь, нам с тобой скучно не будет.

— О нет! — довольно засмеялся он. — Скучать я тебе точно не дам.

И тут же обернулся к хозяйке лавки, копошившейся за стойкой.

— Уважаемая, не подскажете нам как предпочитают проводить свидания влюбленные вашего города? — обратился он к ней вежливо, разом включив все свое обаяние.

— О! — хозяйка заведения, полная, но еще не старая женщина, залилась краской от того, что он обратился напрямую к ней. До этого она общалась только с Динкой, а Шторос с видом охранника стоял у входа и зорко следил за происходящим на улице.

Динка с интересом наблюдала за женщиной. Что же такое находят в нем все женщины? Динке казалось, что она не ощущает ничего подобного. Сначала она его боялась до смерти, а потом он, без перехода, вдруг стал принадлежать ей, а она ему. Она отдалась ему и Хоеграду, чтобы вытащить их из тюрьмы, потом еще на отмели, и еще… Побыть просто влюбленными, как поют об этом бродячие музыканты, чтобы глаза в глаза и рука в руке… Чтобы перехватывало дыхание от восторга, а в животе порхали бабочки… Такого шанса судьба им до сих пор не давала.

— Сначала влюбленные нанимают экипаж и катаются по городу, — запинаясь начала перечислять женщина после ободряющего кивка Штороса. — Затем идут в театр, если у них есть деньги. А потом…

— Потом? — заинтересовано переспросил ее Шторос.

— Потом гуляют в парке тысячи фонариков, — закончила хозяйка лавки, в волнении прижимая руки к груди.

— Хорошо, — протянул Шторос, покосившись на Динку. Та стояла, не веря своему счастью. Он действительно собирается сводить ее в самый настоящий театр? Бродячие музыканты, заходившие к ним в деревню, рассказывали, что самые прекрасные сказки оживают на подмостках театра. Как бы она хотела это увидеть! Ожившая сказка, где прекрасный принц спасает свою возлюбленную из рук злодея, а затем ведет ее к алтарю и нежно целует ее в сахарные уста…

— Нам надо как-то приодеться для свидания, не так ли? — продолжал он расспрашивать хозяйку лавки. — У вас найдется что-нибудь подходящее для меня и для моей возлюбленной?

— Ох да, конечно! — снова смутилась хозяйка и бросилась в подсобное помещение.

Шторос торжествующе посмотрел на Динку, а она робко улыбнулась ему в ответ.

— Вот, примерьте, пожалуйста, — вернулась продавщица и разложила перед ними на прилавке нарядную одежду. Пока Шторос задумчиво вертел в руках черный камзол с блестящими пуговицами, Динка не могла оторвать взгляд от платья. Яркое, серебристое, из нежного струящегося шелка, оно казалось воплощением всего женственного, прекрасного, возвышенного. Даже то платье, которое она когда-то выменяла на бутылку вина, не могло сравниться с этой красотой.