Патетично выпалила на одном дыхании и неопределенно взмахнула руками, мол, дальше вы, итак, знаете. Да, да. Так все и было. Документы утеряны, я — ангел милосердия. И пусть хоть пытают — было именно так!

Мужчина в кресле согласно покивал, затем что-то пометил в своем блокноте, который все это время лежал перед ним и перевел на меня странный задумчивый взгляд.

— «Пф» — раздался вновь голос болонки.

— Марта! — одернул зарвавшуюся дамочку мужчина.

— Захар Викторович! — возмутилась она.

— Иди-ка, сделай нам чай.

Марта молча покинула кабинет, громко хлопнув дверью.

— Я ей помогу! — быстро подскочил на ноги молодой парень и рванул к выходу.

«Оп-па, а парень-то влюблен» — иронично подумала я. Но тут же вернула на лицо уставшее выражение лица, хотя силы у меня уже восстановились, кое-где еще побаливало, но в целом терпимо. Терпимо и волнительно.

Вся моя интуиция кричала, что на данный момент мне ничего не угрожает, но головой я понимала, что расслабляться рано.

В кабинете нас осталось трое: Захар Викторович и еще один неулыбчивый мужчина, сидящий у стены. Я изредка бросала на него быстрые взгляды, но так и не дождавшись никакой ответной реакции решила считать его частью интерьера.

За дверью, ведущую в коридор раздались неопределенные звуки и недовольные всхлипы.

Вопрос Захара был прерван на полуслове, что-то вроде: «Какие докуме…»

— Чай!

В комнату влетел парень с подносом. На котором позвякивали чашки из тонкого фарфора, которые так любил Аркадий, на тонких блюдцах с ароматным мятным чаем. Мой нос меня не обманул, и через минуту я с удовольствием потягивала ароматный напиток и, можно сказать, чувствовала себя расслабленно.

— Марина, — прервал мое занятие Захар. — Боюсь, мы не можем вам позволить отдохнуть.

«Кто бы сомневался!» — возмутился мой внутренний голос. Голос-то возмутился, а я приуныла. Совершенно не хотелось ввязываться в эту непонятую историю. Ладно бы я была замешена и получала хоть минимальное финансовое довольствие, но ведь нет. А они сейчас бедную Мариночку хотят за уши притянуть в это болотце.

— Да, жаль… — потупила я глаза. — Сил совершенно не осталось.

Голос получился жалостливым, еле слышным.

— Мы все понимаем, — Захар поднял на меня серьезный взгляд. При дневном освещении цвет его глаз было невозможно рассмотреть, но одно можно было сказать наверняка, что эти глубоко посаженые глаза могли заглянуть и вытряхнуть тебя наизнанку.

— Я… — мне очень хотелось прервать его еще толком не начавшийся монолог, но мужчина с таким громким стуком возмущения положил шариковую ручку на стол, что я замолчала.

— Откровенно говоря, меня терзает смутное предчувствие, относительно вас…

Мужчина откинулся на спинку сиденья и позволил себе иронично изогнуть губы при взгляде на меня.

У-у-у… так бы и вдарила ему по самое предчувствие.

— И какое же? — моя кружка так же, как и ручка до этого, громко приземлилась на край столешницы, и я повторила позу мужчины, откинулась на сиденье и скрестила руки на груди.

Мужчина лишь хмыкнул.

«Рада была позабавить!» — мысленно сделала карикатурный реверанс.

Надо же — Марта!

Все ушли, а она осталась.

«Чумная болонка!» — мой внутренний голос растерян, но привычная язвительность, как обычно, при нем.

«Давай же, милая: 'Гав!»

С разочарованием заметила, что вода больше не поступает на язык.

Жаль, конечно. Пришлось отставить стакан в подходящее для него место. Подходящее место нашлось быстро, тут же на полу, возле панорамного окна, на сером керамограните.

Я делала все нарочито медленно, точь-в-точь как ленивцы из мультфильма «Зверополис», буквально макушкой ощущая негодование и нетерпение Марты. Сказала бы даже, что у меня появилось звериное чутье и от этого волоски стояли по всему телу стояли дыбом, как у кошки.

«Внимание! А теперь скандал!» — отсалютовал бокалом с шампанским мой внутренний голос.

— Что вы имеете в виду? — подняла безразличный взгляд на всклокоченную женщину.

Ах, кто бы знал, как тяжело мне давалось почти библейское спокойствие.

Все мои нервные клетки были напряжены, приходилось прикладывать усилие, чтобы движения оставались слегка ленивыми.

— Я имею в виду то, что ты позарилась не на своего мужика. Я не из тех, кто ходит вокруг да около: говорю — раз, потом действую.

— Что? — ноги сами собой оторвали меня от неудобной кушетки. Мгновение, и мы с Мартой стали нос к носу.

Все старания полетели к чертям.

— Думаешь, притворишься такой милой и хорошей, и все падут к твоим ногам…

«Молчи, Марина. Терпи!»

— … твои подруги мне все рассказали. Как ты увивалась за начальником, как ходила вокруг да около… Проходу ему не давала.

Марта зло засмеялась и покрутила рукой в воздухе, изображая, как я крутила хвостом…

«Это было обидно, но… Молчи, Маринка! Терпи… Мы и не такое проглатывали»

— С моим Лешей у тебя такое не получится. Не выйдет…

— Я и не планировала… — почувствовала, как бледнею, немного отступила.

Она говорила что-то еще, широко размахивая руками, брызгая слюной из слегка перекаченных губ. До меня доносились отдельные фразы: «столько лет, 'последний шанс», «должна понять…», «я к нему, а он про тебя», «ненавижу», «Марина… Марина! У меня голова звенит от твоего имени».

— А ведь ты такая же, как я. Исчезни, я прошу…

Наконец, Марта замолчала и в ожидании уставилась на меня. В этой огромной светлой комнате повисла гробовая тишина.

— Ну? — не выдержала Марта и пары минут. — Говори!

Я лишь неопределенно пожала плечами.

От всего вокруг: этой ситуации, от этой светлой комнаты и от нас двоих, меня и Марты, стало так паршиво. Действительно, чем я лучше этой лающей дамочки? Такая же меркантильная стерва, пытающаяся урвать свой кусок, да пожирнее.

Горькие мысли посетили мою голову.

— Да пошла ты! — тихо и довольно внушительно сказала прямо в лицо Марты.

Будет она меня еще учить жизни, призывать к совести. В зеркало пусть посмотрит. Да, может, я не лучше ее, но не хуже. Цену себе знаю.

— Ах, мерзавка!

Резкий взмах, и мою многострадальную щеку обожгла пощечина, не ожидавшая такого я отступила и споткнулась об угол сиденья — раздался звон битого стекла.

Кажется, удача меня покинула в этот день. Пришла в себя уже на полу возле окна. Мое падение пришлось на стакан. В нос бил противный запах железа, лоб жгло, руки были липкими от крови.

Сил хватило только на созерцание пейзажа за окном. Пустынный парк, немного зелени, неудачная альпийская горка нашего криворукого садовника, который, видимо, опять запил, и странная темная фигура… Высокая и широкоплечая…

Казалось его ведет само провидение, иначе не объяснишь каким образом он оказался в этом захудалом парке. Ведь, всегда осторожный и неуловимый, сейчас, словно поганый волк, оказался загнанным в угол. Ему бы бежать в Казахстан, но, нет, уж очень захотелось напоследок заглянуть в глаза той сучке и этому молочному козленку, которые его так опрокинули, натравили столичных собак.

Предвкушающая улыбка расплылась на лице, когда в огромном стекле, словно в телевизоре, он увидел разборку двух дамочек и одна из них жутко раздражала его свой белобрысой кудрявой головой.

Есть Господь на свете! И он творит справедливость чужими руками. Моими руками!

— Ну, здравствуй, Гарри! — хохотнула бледная тень из зеркала.

На себя было страшно смотреть. Причем, если утром я думала, что хуже уже быть не может, то сейчас могу с уверенностью сказать, что может.

Даже умывание холодной водой не помогло.

Марта вообще молодец — толкнув меня, позорно сбежала, увидев, что я упала на стекло и не шевелюсь.

«Браво, голубушка!!! Кланяюсь в ноги вашей смелости!»

Содранная кожа на лбу для меня, девчонки-пацанки, лишь небольшая досада, по сравнению с моими детскими травмами — пустяк, а вот бросить человека на полу — ну, такое себе.