— Да всё с тобою не так, товарищ Чума! — добродушно фыркнула мамаша. — Не должен ты, по идее, столько колдовской энергии вырабатывать! Как не должен был и дар наш заиметь, и внутреннее время освоить, и нескольких часов новиком не побыв, сразу первым чином отметиться. И это — без наставника-ведуна, и абсолютно ничего не зная о магии…

— Подумаешь! Я еще и вышивать могу, и на машинке… тоже, — в шутку произнес я, припомнив слова кота Матроскина. — Может, поторопимся? Если мы в таком темпе будем продвигаться, я на аэродром… то бишь, в Тарасовку, не попадаю!

— А разве в Тарасовке есть аэродром? — донесся до меня сдавленный возглас Акулинки. — Нет его в Тарасовке!

[1] Дубак (вертухай, пупок) — надсмотрщик, контролер СИЗО, надзиратель в тюрьме, зоне, лагере (уголовный жаргон).

[2] Сэр А́ртур Чарльз Кларк (16 декабря 1917 г. — 19 марта 2008 г.) — английский писатель, футуролог, научный публицист/популяризатор науки и изобретатель, наиболее известен совместной работой со Стэнли Кубриком по созданию культового научно-фантастического фильма «Космическая одиссея 2001 года»(1968 г.). созданный на основе рассказа Кларка «Часовой».

В 1945 году в статье «Внеземные ретрансляторы» («Extra-Terrestrial Relays»), опубликованной в октябрьском номере журнала «Wireless World», Кларк предложил идею создания системы спутников связи на геостационарных орбитах, которые позволили бы организовать глобальную систему связи. Эта идея впоследствии была реализована и обеспечила создание во второй половине XX века практически всех глобальных систем коммуникации, в том числе Интернета. Геостационарную орбиту также называют орбитой Кларка или поясом Кларка.

[3] В книге «Черты будущего» (1962 г.) Артур Кларк сформулировал так называемые «законы Кларка», в соответствии с которыми развивается современная наука.

Первый закон: Если заслуженный, но престарелый учёный говорит, что нечто возможно, он почти наверняка прав. Если же он говорит, что нечто невозможно, он почти определённо ошибается.

Второй закон: Единственный путь обнаружить пределы возможного — уйти за эти пределы, в невозможное.

Третий закон: Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.

Понятно, «Иронии судьбы» пока еще не существует, поэтому пристёгиваться простынями не будем.

— Понял тебя, товарищ Красавина, — подмигнув Акулинке, произнес я. — Если нет аэропорта, взорвем железнодорожные пути.

— А я… — дернулась что-то произнести девчушка, но я тут же её перебил:

— Но не сегодня! Мне еще на местности осмотреться надо. Подготовить всё, да и саму операцию как можно тщательнее разработать! Нам с вами, товарищи, по собственной глупости погибать никак нельзя! Да и не по собственной тоже! Нам фрица бить надо! — толкнул я небольшую, но воодушевляющую речь. — Я понятно объяснил?

Ну, не хотел я брать с собой Акулинку. А она реально напрашивалась. Так-то мне проводник в деревне бы совсем не помешал. Но ведь я в этом теле совсем не тот боец, что давеча. Случись чего, мне себя бы спасти, не говоря уже о прикрытии совсем неопытной девушки. А колдовские силы пока еще темный лес. Вот разберусь с ними, тогда уж и совместные операции планировать стану.

— Понятно… — Поникла плечами Акулинка, а вот её мамаша, наоборот, обрадовалась. И я её прекрасно понимаю.

— Значит, действительно разобраться хочешь? — спросила Глафира Митрофановна. — Как всё работает?

— Очень хочу! — не покривил я душой.

— Только я не так уж и много знаю, — предупредила меня мамаша. — В основном догадки… Кое-что, конечно, удалось подтвердить экспериментальным путем… Когда ещё у меня был доступ к нормальной лаборатории…

— А к «ненормальной», значит, у вас и сейчас есть? — путем движения «от противного» сделал я далеко идущий вывод.

Доцентша уставилась на меня с немым изумлением. Чем-то я сумел её удивить, даже ошарашить. Да неужели?

— Ты удивляешь меня всё сильнее и сильнее, Чума, — произнесла она, потерев виски подушечками указательных пальцев. — Пойдем со мной…

Она вышла на улицу и, обойдя избу, зашла в небольшую пристройку, прилепившуюся к дому и выполняющую роль летней кухни. Ничего особенного здесь не было — небольшая побеленная печь, стол, лавки, подвесные шкафчики с набором всевозможной кухонной утвари.

Остановившись у печи, Глафира Митрофановна взялась за невзрачное медное колечко, что носила на безымянном пальце левой руки. Когда она его повернула, мне стало понятно, что это не обычное колечко — это перстень-печатка. Просто мамаша его носила печаткой внутрь, чтобы не привлекать чужого внимания.

— А это что такое? — Я, неожиданно для себя, заметил нарисованный на стенке печи какой-то сложный светящийся узор.

Его основой, на мой неискушенный взгляд, являлась обычная пентаграмма, только с перевернутой вверх ногами пятиконечной звездой. Остальное же пространство было заполнено какими-то угловатыми рунами и знаками, а также всевозможными кривыми линиями, ломаными под немыслимыми углами. Однако, все они сходились в центре этой невероятной светящейся фигуры.

— Ты видишь эту печать? — вполне спокойно произнесла Глафира Митрофановна, уже привыкнув к моим фокусам.

— Это же пентаграмма? — спросил я, ткнув пальцем в самый центр нарисованной на печке светящейся фигуры. — А вы что, не видите?

Почувствовав неровность под пальцем, я присмотрелся: там оказалась круглая небольшая выемка, по размерам как раз подходящая под печатку мамаши.

— Обратный пифагорейский пентакль, — произнесла Глафира, ткнув печаткой в выемку, — или перевернутая пентаграмма. И увидеть её может только одарённый.

Пентаграмма, видимо активировавшаяся с помощью печатки-ключа, на мгновение вспыхнула, а где-то под печкой что-то громко скрипнуло, и она «сдвинулась» примерно на метр. Хотя никакого движения на самом деле не было! Просто откуда ни возьмись в дощатом полу между нами и печью образовался открытый люк, с ведущими куда-то в темноту каменными замшелыми ступенями.

— Ух, ты! — восторженно произнёс я. — Что это было?

— Это пространственная магия — очень сложное колдовство, — пояснила Глафира Митрофановна. — Открывается только после овладения пятью ведами, да и то не у каждой ведьмы. Матери повезло, сумела освоить. А схрон этот подземный — старый. Может, еще и самим прародителем нашим вырыт.

— И он всегда так открывался? — поинтересовался я, указав на перстенёк.

— Нет, — когда сила в пентакле заканчивается, вход становится самым обычным. И следующей ведьме приходится его заново заклинать. Если, конечно, она к тому времени пространственной магией овладеет. Пошли! — И она бесстрашно ступила на лестницу.

Я — за ней, уж мне ли, проклятому колдуну, бояться мрачных подземелий? За мной следом, буквально на цыпочках, спускалась по каменным ступенькам Акулинка, для которой сегодняшний день превратился в настоящий день откровений. Но она держалась настоящим молодцом, хоть и мимика, буквально застывшая «театральной маской» на её лице, выдавала обуревающие её чувства.

Спускаться по крутой лестнице долго не пришлось, буквально через два десятка ступеней показалась массивная деревянная дверь, проклепанная позеленевшими от сырости и времени медными полосами. Глафира, вытащив откуда-то из вороха юбок большой ключ, с фигурной и сложной бородкой, вставила его во врезанный в дверь замок.

Едва мы следом за мамашей прошли сквозь открытую дверь, в темном помещении вспыхнули многочисленные факелы, развешанные по стенам. На этот раз я ошибся, ожидая попасть в обычный (ладно, пусть и не совсем обычный) подвал. Впрочем, кроме факелов на стенах, здесь имелись и обычные керосиновые лампы.

Место куда мы пришли, оказалось огромной естественной подземной пещерой, размеры которой из-за клубящейся по углам темноты определить оказалось просто невозможно. Стены были сплошь из серого дикого камня, чуть подернутые влагой. Да уж! Надо признать, строил основатель рода с размахом и на века.