Я поднялся на ноги и прошелся по скрипучим половицам избы. Все сидело хорошо, даже замечательно. Нигде не тянуло, не терло и не отвлекало. Я притопнул каблуками ботинок, после чего резко упал на пол и отжался. Раз-два-три… На десятом отжимании мои руки неожиданно дрогнули. А на двенадцатом вообще перестали держать, и я клюнул носом дощатый пол.

— Вот это номер! — Я и подумать не мог, что у моего реципиента настолько с физухой всё хреново!

С такой подготовкой я не то, что с немцами воевать, я и себя-то с трудом таскать буду. С этим срочно нужно было что-то делать. Ну и вообще, к новому телу нужно было привыкать, поскольку мышечные реакции были абсолютно не теми, с которыми я свыкся. Иначе, от всего моего опыта рукопашной борьбы останется всего лишь один пшик.

Я поднялся с пола, взял подрагивающими руками гимнастерку. «Занырнул» в неё, поскольку ворот у форменной одежды распахивался лишь до средины груди. После чего подпоясался ремнем, оправил складки. Всё, я готов к дальнейшему врастанию в действительность 1942-го года.

Ах, да! — Я поднял с кровати охотничий нож, нашел на столе ножны и подвесил их к ремню.

Хотя бы какое-то оружие. В былые времена мне бы и этого хватило, чтобы вооружиться за счет врага. Но на данный момент я в этом глубоко сомневаюсь. Уж слишком хилое мне досталось тело. Но это всё — наживное! Нужно только подкачаться малёха…

«Надо подкачаться! Надо-надо подкачаться[3]! — Ох уж мне этот Рэпер со своим гребанным рэпом! Который меня даже в сорок втором году не отпускает. — Надо подкачаться! Надо-надо подкачаться…»

[1] Пайол — 1) деревянный настил в трюме грузового морского судна. 2) просто настил над каким либо местом.

[2] Бенедикт Спиноза (1632 — 1677) — нидерландский философ-рационалист и натуралист еврейского происхождения, один из главных представителей философии Нового времени.

[3] «Надо подкачаться». Джиган — https://www.youtube.com/watch?v=dQUjDvya_NM

Закончив приводить себя в порядок, я опять остановился у зеркала, внимательно изучая обновленного себя. Я отлично понимал — возврата в прежнее тело, как и в прежнюю жизнь, не будет. Такой шанс выпадает только раз, и далеко не каждому. И я был решительно настроен использовать его на полную катушку.

Спасибо тебе, бабка Акулина (не эта девчонка, а та, оставшаяся в моем времени), что так распорядилась своим даром, пусть, и преследуя свои корыстные цели. А я уж, поверь, сумею им распорядиться с необходимой эффективностью! К тому же, есть куда усилия приложить — гребаный враг без всякого зазрения совести топчет мою родную землю!

— Смотрю, никак лучше тебе стало? — послышался за спиной недовольный голос матери Акулины. — И на ноги поднялся, и приодеться успел… Только ты это, парниша…

— Меня Романом зовут, — произнес я.

— Да мне без разницы, — нервно дернув щекой, произнесла женщина. — И без тебя слишком много проблем! Немец, курва, самого лучшего петуха и двух несушек забрал! Да еще и яйца все выгреб!

— А вас, простите, как величать? — Я настойчиво пытался достучаться до расстроенной матери Акулины.

— Глафирой зовут, — наконец «снизошла» до ответа женщина.

— А по батюшке? — Попробуем проявить немного уважения.

— Эх вы, городские! — фыркнула слегка повеселевшая баба. — Ну, если без этого никак, Глафирой Митрофановной зови.

— Глафира Митрофановна, спасибо вам и вашей семье, что приютили, выходили и на ноги поставили! — искренне поблагодарил я.

— Да ни, спасибо лучше доче моейной скажи — это она тебя в дом притащила и выходила. Да матери моей покойной, что помереть не дала — плох ты был, паря. Только силою знахарской она тебя с того света вытащила и за кромку не пустила. Но все одно — Акулинку благодари, только она тебя сумела отстоять и нас уговорить.

— Обязательно поблагодарю, Глафира Митрофановна, — ответил я, — но и вам тоже спасибо, что дали себя уговорить.

— Вот что, Рома, — твердо глядя мне в глаза, произнесла мамаша, — уходить тебе надобно! Бабкин морок сойдёт скоро, и всяк тебя заметить сможет. А после и на нас в комендатуру донести. А защитить нас теперь некому — материн дар пропал бесследно…

— Вы действительно считаете, что колдовство существует? — спросил я, пытаясь вызвать Глафиру на откровенный разговор.

Ведь для меня сейчас любая информация о полученном от ведьмы «наследстве» просто на вес золота, ведь дневник основателя рода, как и колдовская книга, были мне пока недоступны.

— А то ты не понял? — Ядовито прищурилась женщина, вызывающе уперев руки в боки. — Али можешь ещё как-то объяснить, почему фриц тебя в упор не заметил? Наверное, ослеп? Избирательно так… Да? — с вызовом произнесла она. — Или ты, наверное, прозрачный? Нет? Тогда как?

— Не знаю, Глафира Митрофановна, — пожал я плечами. — Но в колдовство в наш век научно-технического прогресса как-то слабо верится, — попробовал взять я её «на понт».

— Не верится ему… — ворчливо отреагировала на мои слова Глафира Митрофановна. — Небось, как и Акулинка, безбожник-комсомолец?

— Комсомолец, — согласно кивнул я. — А как без этого в наше время?

— Одного вы, атеисты, понять не можете, — с насмешкой произнесла мать Акулины, — что окружающий нас мир куда сложнее, чем кажется на первый взгляд! И помимо очевидных вещей существуют еще и тайные, сокровенные знания, недоступные простым смертным! Лишь поповскому сословию часть ведовских тайн известна была. Только вы же и их постарались уничтожить как чуждый простому народу элемент.

После этих слов я постарался присмотреться к этой женщине повнимательнее. Ну, не походила она на «темную крестьянку», безоговорочно верящую в ведовство и темную волшбу. Не такой мне представлялась внучка деревенской ведьмы-знахарки. Совсем не такой.

Правильно поставленная речь, в которой нет-нет, да и проскакивали научные термины, выдавала в ней человека с высшим образованием. Сдается мне, что она намеренно коверкала и упрощала донельзя свою речь, пытаясь соответствовать определенному клише «средневековой знахарки».

И еще, есть подозрение, что со мной она была ещё наиболее раскрепощена, а с деревенской «клиентурой» ведет себя совсем иначе. И хрен кто её раскусил — конспирация на высоте! Так что с этой странной мадам тоже надо держать ухо востро, во избежание, так сказать, ненужных вопросов.

— Так что, Рома, — продолжила она уже совершенно нейтральным голосом, — не знаю, когда развеется материна волшба, на улице сильно не светись. Не ровен час, заметит кто у нас постороннего человека, да еще и красноармейца, — вновь напомнила она.

— Постараюсь не подвести вас, Глафира Митрофановна, — клятвенно пообещал я. — Вот маму вашу помогу похоронить — и тут же уйду.

— Добро! — согласно кивнула женщина. — Помощь твоя пригодится. Мы с Акулиной женщины слабые — сами не справимся. И с Тарасовки помощников звать не хотим. Не любят там нас, хотя услугами матери регулярно пользовались… Ох, — всплеснула она руками, — как же мы жить-то дальше будем?

Под руководством Глафиры Митрофановны я осторожно взял на руки мертвую старуху-ведьму, которая, казалось, совсем ничего не весила, и аккуратно перенес её в слегка натопленную баню. Пока женщина обмывала умершую мать и облачала её в похоронные одежды, мы с Акулиной запрягли в телегу смирную пегую лошадку.

Скажу честно, один бы я не управился. Как-то не приходилось раньше с гужевым транспортом связываться. Во если бы двигатель не сильно сложный разобрать-починить — так это моё. А вот «запрягайте хлопцы коней», как-то мимо меня прошло. Но я внимательно следил за всеми действиями Акулины и накручивал на ус. Так что в следующий раз могу вполне могу справиться самостоятельно — дело-то нехитрое! Не высшая математика, чай.

После этого я отнёс гроб к крыльцу дома и установил его на пару табуреток с облупившейся краской. Одетую в черное платье ведьму, после того, как её подготовила к похоронам Глафира Митрофановна, я аккуратно положил в гроб.