— А ну…

— Тише! Не бузи, — второй охранник легонько тюкнул Гамильтона в шею и тот сразу же обмяк.

С трудом поднимая на меня взгляд, прошептал:

— Ты покойник, Вяземский!

Охранники скрутили руки парню и потащили прочь. Я проводил их взглядом, размышляя — стоит ли сообщить еще и Сергею Марковичу? Думаю, и этого достаточно.

Сейчас важно другое.

Я вновь рванул к Карасику, думая, о том, чтобы позвонить опять сестре или Бартынову. На худой конец отправить SMS-ку. Чутье подсказывало — не долго нам праздно шататься здесь, скоро вызовут к Барьеру.

Карасика на месте не оказалось.

Я выругался. Решил поискать в округе — вдруг где-то рядом бегает? — но не прошел и пяти метров, как странный шум остановил меня.

Звук разносился со стороны Барьера.

Я оглянулся.

И даже не удивился, поняв, что загадочные сущности вновь подали о себе знать. Они вновь беззвучно звали меня и от этого мне стало страшно.

Я почувствовал, как холодок прошелся по спине, а ужас начал смыкаться на шее.

Стараясь не смотреть в сторону Барьера, я поскорее ушел прочь.

«Карасик, твою мать! Ну где же ты шатаешься? Где ты, когда тебя так не хватает?!»

Вскоре выяснилось, что Карасика вызвало к себе начальство. Рискуя, я пошел туда, затаился возле строения, карауля парня. Но как назло тот все не выходил. У одного из бойцов, вышедшего из штаба, я осторожно уточнил — да, Карасик был, но уже ушел.

— Куда ушел? — спросил я, едва не ругаясь.

— На склад, — сообщил паренек. — Срочно направили туда.

— А на какой именно?

— Да откуда мне знать?! — раздраженно ответил то. — Иди и у подполковника узнай, раз так надо найти его.

Складов было много и искать по всем Карасика было просто бессмысленно. Да и опасно. Меня могли в любое время кинуться и отправить на какой-нибудь штрафной участок, и тогда уже точно не получится дозвониться до родных.

Оставался еще крохотный шанс подойти к Карасику вечером, после отбоя. Он наверняка будет у себя. И тогда связаться с Ольгой или Бартыновым.

Немного успокоившись, я побрел в полк.

Однако задуманному не суждено было сбыться.

— Срочный сбор! — сказал Карасик, едва войдя в часть. — На плац! Живо!

Увидев парня, я подскочил от радости, рванул к нему, намереваясь договориться о звонке — не сейчас, но вечером, да хоть бы и ночью. Хоть когда — лишь бы совершить долгожданный звонок и решить вопрос с Барьером.

Но Карасик был явно не в духе.

Едва увидел меня, рявкнул:

— Я же сказал — все на плац! Срочный сбор!

Видимо и в самом деле что-то из ряда вон выходящее. Ладно, после сбора переговорю.

Мы быстро собрались, выскочили на улицу.

Там уже собрался весь полк. Все были напряжены, чувствовалась тревога. Что-то нехорошее зрело. Между рядами ходило только одно слово: «приказ, приказ, приказ».

Что это за приказ такой я не имел понятия, но судя по бледным испуганным лицам понял, что ничего хорошего от него можно не ждать.

Не прогадал.

Перед строем вышел мордатый подполковник и начал зычно говорить. Его фразы были рубленными, короткими, как одиночные выстрелы автомата. Подполковник явно привык отдавать приказы в бою, чем говорить длинные речи на плацу.

— Приказ вышел, ебана. От командования. Усиление. Война идет, ебана. Знаете. Второй круг того. Непростая ситуация. Надо усилить части, находящиеся за Барьером. Внеочередное формирование боевых групп, ебана.

Среди рядов бойцов началось перешёптывание — все понимали, что сейчас объявят список тех, кому уже сегодня вечером предстоит выйти за Барьер. А вот войти обратно… это как удача повернется.

— Прямо сейчас пойдем, этсамое, — подполковник глянул на часы. — На сборы — час. Отправка сразу пяти групп. Нужна поддержка, ебана. Не справляются, ебана.

Эта новость застала врасплох солдат. По рядам прошелся шорох.

— Тихо там! — рявкнул военный. — Да, прямо сейчас. Приказ такой, ебана. Не обсуждается. Группы сформированы. Я читаю — вы выходите. Потом сразу на склад — получать оружие. И пойдем. Рейд, ебана. Надо выходить.

Подполковник глянул на приказ, начал зачитывать фамилии.

— Кравченко. Елеев. Астахов. Бялко. Дьядков. Сафронов. Шарафут… тьфу, ебана! Шарафутдинов! Веерченко. Гудеев. Грибов. Тихонов. Носов. Это первая группа. Командующий группой — Рябой.

Бойцы понуро вышли вперед.

— Чего встали? — подполковник кивнул. — На склад. Живо. Сбор — у санитарного поста. Обработка, ебана. Потом к Вратам.

Те двинули в сторону санпропусника.

— Дальше поехали, — подполковник послюнявил палец, перелистнул приказ.

— Бойко. Шилов. Троицкий. Манякин. Березин. Баджибаев. Полищук. Колмагоров. Метте. Волков. Андреев. Это вторая группа. Командующий группой — Огнев. Шаг вперед!

Бойцы вышли.

— Живее!

Отряд ушел к санпропуснику.

— Еркимбаев. Все трое, — подполковник глянул на строй. Узбеки вышли. — Ага. Вижу. Дальше. Бобков. Бердичевский. Ар… Ар-Ра… Ар-Рауд… — с трудом выговорил он, вновь глядя на строй. — Татарин что ли?

Из строя вышел Раш.

— О какой! — удовлетворенно кивнул подполковник, видя габариты парня. — С Кубани? Кубанский? Там все такие. Кровь с молоком, ебана! Молодец, тебе двойную коробку боеприпасов дадим — тащить будешь. Вон какие Так, дальше. Журавлев. Рябов. Ходун. Шталин. Вяземский… и Гамильтон. Командующий группой — Карасик.

Что?!

Я не мог поверить собственным ушам.

Карасик тоже вопросительно глянул на подполковника — все-таки Гамильтон был не из его части и включение его в боевую группу было странным. Но поднимать этот вопрос был бессмысленно — приказ подписан и оспаривать его нельзя. А подполковник, судя по его заплывшим сонным глазам, разбираться в этом вопросе желал в последнюю очередь.

«Ладно, — успокоил себя я. — Может быть, так даже и лучше — не проболтается в штабе про Женю. Держи, как говориться, врага ближе к себе».

Слабое утешение, но все же.

— Выйти из строя! — приказал подполковник.

Мы вышли. Гамильтон злобно зыркнул на меня. Взгляд был точно таким же, как и в тот раз, когда его задержали охранники с «кислым». Ничего хорошего он не предвещал.

— Карасик. Принимай своих.

— Есть! — отчеканил тот.

Мы двинули к санпропуснику.

На складе нам выдали оружие — каждому по автомату. Пару магазинов с патронами. Гамильтон при этом радостно улыбнулся.

— Без моего приказа не заряжать! — рявкнул Карасик. — В нарушителя имею полное право согласно Уставу стрелять. И поверьте мне — этим правом я обязательно воспользуюсь.

Стало понятно сразу — Карасик не блефует.

Помимо оружия также выдали фонарик, который можно было закрепить на голове, не занимая рук; одну аптечку; пластмассовую фляжку с водой; сухпай.

— Опять гастрит даете? — проворчал Карасик, осматривая пакет.

— Что есть, — пожал плечами кладовщик.

— Выдай нашим парням нормальное питание — от этого быстрее загнемся, чем от вражьей пули.

— Говорю же — все, что есть!

Карасик принялся живо спорить с кладовщиком, выбивая хорошие сухпаи, а мне было все уже безразлично. Я понимал, что не успел сообщить ни Ольге, ни Бартынову, ни Воцлаву о том, что меня отправляют за Барьер. И теперь ничего уже не сделать.

Сухпаи выбить удалось — не другие, хорошие, а только двойную норму каждому.

Получив нужное, двинули к Барьеру.

…Мы стояли в пропускной зоне, напряженно молчали, не зная что сказать. И даже Карасик был молчалив, не травя своих черных анекдотов и не задавая мозговзрывные загадки.

Лишь только Гамильтон то и дело косился на меня и недобро сверкал глазами. Пойти в открытую против меня ему мешал Карасик. Гамильтон фыркал по собачьи, потом принимался гладить автомат, не двусмысленно поглядывая на меня.

Оглянув всех тяжелым взглядом, Карасик сказал, что будет стрелять в каждого, кто посмеет бежать или нарушит дисциплину.