— Проблемы мне не нужны, — ответил я, глядя на медленно двигающегося в мою сторону парня. — Думаю, как и вам. Но себя в обиду давать не позволю.

— Да что ты знаешь о проблемах, кровь голубая? Пальчик ударил — для тебя это уже проблема. Задницу не туалетной бумагой вытереть, а газетой — вселенская беда.

Народ дружно заржал.

— Ты лучше сиди в своем замке, и не суйся сюда, — сквозь зубы процедил он.

— Сам разберусь куда мне соваться, а куда нет.

— Дерзкий какой! А если так?

Парень рванул вперед. Я ожидал от него простого удара, за что и поплатился. Парень обладал даром, да не каким-нибудь, а телекинезом. Меня подбросило, невидимая сила подхватила прямо в воздухе и со всей мощи швырнула в стену сборочного пункта. Только чудом я не врезался в окно.

— Так ему, буржую! — крикнул одобрительно кто-то.

— Ишь, сам сопля зеленая, а уже права качает! Наподдай ему еще разок!

Я с трудом поднялся, вытер с разбитой губы кровь.

И контратаковал.

Мой выпад был подобным — я хотел ответить противнику тем же, что и он мне. Треугольник магического заклятия, пущенный словно стрела, врезался в парня и опрокинул на спину.

Толпа мгновенно стихла.

— Ах ты сученыш! — зашипел противник, подскакивая на ноги.

Я видел какая мощь была в его руках и пальцах — именно ими он создавал, пусть и больше интуитивно, не соблюдая некоторых важных законов построения конструкта, магические удары.

И я понял, что этого удара мне не пережить. Слишком неотёсанно магия, слишком причудливые конструкты, слишком специфичный механизм усиления. Чтобы ликвидировать такое заклятие, нужно долго и скрупулезно подбирать индивидуальный блок. А на это нет времени. Тут только срочно создавать щит или покрывало, которые погасят атаку.

— Шталин! — раздался резкий выкрик.

Голос был громким, командным, от которого толпа сразу же собралась, втянула животы, замерла.

— Ты опять дуришь?

Из толпы вышел военный, судя по погонам майор. Черные усы, лицо обветренное, грубое, будто вырубленное из камня.

— Чего сразу дурю, товарищ Иван Константинович? Я же просто, беседую.

— Ты три раза не принимался на поток, сейчас еле засунули тебя, по твое слезной просьбе, а ты тут беспорядки творишь, у всех на виду? Смотри мне, вмиг забракую тебя четвертый раз, будешь знать!

— Товарищ Иван Константинович!

— Да я шестьдесят лет Иван Константинович — и что с того? Думал билет получишь и сразу беспредельничать можно? Нет, в армию такие не нужны. В армии главное — порядок. А если нет порядка в голове- значит никудышный из тебя солдат получится. Не зря видимо тебя три раза браковали. Вот и четвертый тебе сейчас организую!

— Не надо меня браковать, я ведь просто…

— А это пусть парнишка вот этот скажет, — тот, кого назвали Иваном Константиновичем, подошел ко мне — шаг его был строевой, руки за спиной. Было видно, что майор всю свою жизнь провел в армии и даже ходить уже по другому не мог. — Тебя как зовут, сынок?

— Максим Петрович Вяземский, — представился я.

— Вяземский, хм… — Иван Константинович задумался. — Поясни-ка мне, старому, что тут произошло?

— Да мы просто беседовали! — жалобно пропищал парень.

— Ты мне тут дурочку не включать! — рявкнул майор, да так, что все невольно вздрогнули, а с веток деревьев сорвались в небо несколько птиц. — Магию, едрен-батон, творил! Да еще и во дворе военкомата, сборочного пункта! Что я, слепой, по твоему? Знаешь что за это бывает?

— Я не творил… — совсем уже поник парень.

— Что тут произошло? — уже спокойнее спросил меня майор. — Дрались? Магию этот идиот Шталин использовал?

— Нет, товарищ майор, не использовал. Мы просто беседовали, — ответил я.

Парень, до этого оставшись совсем поникший, с удивлением посмотрел на меня.

— Как это? — растерялся Иван Константинович. — Так ведь я же сам видел.

— Никак нет, товарищ майор, не использовал, — вновь выпалил я. — Мы просто беседовали.

— Хм… — задумчиво произнес Иван Константинович, с прищуром поглядывая на парня. — Ну что, Шталин, повезло тебе. Очень сильно повезло. И в армию наконец взяли тебя — после бесконечного твоего нытья и хождения по кабинетам, — и тюрьмы избежал ты, за то что магию делал.

— Не делал я, — почти шепотом ответил тот, опустив взгляд.

— Не делал он! — передразнил майор. — Хорошо, что ты в армию пошел. Может, мозгов немного прибавится. Но учти — еще один залет с твоей стороны я тебя живо на улицу! Ладно, отставить разброд. В очередь встали, на первый-второй рассчитались! Все первые идут в кабинет тридцать девять, все вторые — в кабинет сорок два.

Толпа, услышав приказ, живо организовалась в очередь, причем без шума и давки, не толкая друг друга.

Довольный собой, Иван Константинович пошел обратно в помещение.

— Думаешь, помог, значит благодарным тебе всю оставшуюся жизнь будут? — сквозь зубы произнес парень. — Не дождешься! Будет случай — еще свидимся, и тогда пощады от меня не жди. Прибью тебя, буржуй, и пикнуть не успеешь. В канаве тебя оставлю и буду говорить всем, что сам упал.

И встал в очередь.

Я ничего не ответил, тоже пошел занимать свое место.

После долго и нудного пересчета всех поступивших, нас погрузили в грузовики и повезли к железнодорожной станции. Там уже стояла комиссия из нескольких военных, которая ловко рассортировывала новобранцев по вагонам.

В толпе тут и там слышались рассказы о передовой — о том, что противник прорвал первый круг, о том, что якобы уже вовсю наседает на второй, о том, что Российская Империя несет небывалые потери. Во всех этих разговорах слышалась нервозность — четкой информации, что же творилось там на самом деле не было ни у кого.

Как я понял из разговоров практически всех новобранцев призвали в связи с поступившей угрозой. И только единицы отвечали что вызвали служить добровольцами. В основном это были парни из очень бедных семей — это было понятно по их одежде и манерам.

Толпа была разношерстной и на меня уже смотрели не с таким любопытством — хватало других, на кого глазеть было интересней. Парень с длинными дредами и цветастой одежде что-то втолковывал мордатому хорунжему о том, что он против любого проявления войны и ни за что не возьмет в руки оружия. Мордаты хорунжий на это кивал головой и что-то быстро записывал. Потом, когда парень с дредами иссяк в своем красноречии, коротко кивнул — «этого на передовую!».

Были и неформалы — волосатые и с ирокезами, крашенные в зеленый и лысые. Эти держались особняком, на все реагировали скупо, без особого интереса, лишь много пили дешевого вина, курили и что-то нестройно иногда запевали.

Были худые и толстые, высокие и низкие, злые, как волчата, и напуганные до полусмерти как слепые щенки.

Я смотрел на всех их и понимал, что уже совсем скоро им, как и мне, придется столкнуться с войной. И от этого становилось страшновато.

Наконец дошла очередь и до нашей партии. Нас, привезенных на нескольких грузовиках, начали размещать в последние вагоны поезда, который должен был вот-вот отойти от перрона.

— Быстрее! Быстрее! — торопил майор, подгоняя нас и запихивая в вагон как сельдь в бочку. — Шевелите задницами! Ну, чего плететесь как сонные? Каши не ели что ли? Я вам сейчас всем по порции выдам — на всю жизнь запомните!

Внутри вагона было душно и пахло как в конюшне.

Едва я вошел внутрь, как это запах — спертый, кислый, козлиный, — ударил в нос и меня едва не вывернуло. Мало того в вагоне еще и курили, причем, как мне показалось, все и сразу. Дым стоял столбом, окончательно выжигая остатки кислорода.

И словно и этого было мало, вагон был полностью забит. Нижние сиденья заняты — на них умещалось по семь-восемь человек, на верхних, свесив ноги, сидело еще по трое-четверо. На третьих полках, куда должны были складывать багаж, выглядывало еще по несколько пар глаз. Там, на самом верху, от поднимавшегося табачного дыма и жары, размещались самые отчаянные. В основном это были неформалы. Кто-то из них уже был в отключке и натужно блевал, безжизненно свесив голову и орошая всех винным содержимым своего желудка.