Почему награды обесценятся? Думаю, что те, кто с этим столкнулся, знает ответ. А кто-то считает иначе. Это нормально.

— Чего задумался, ефрейтор? — спросил дачник.

— Да так… — отмахнулся я. — Пойду, в тамбуре постою, воздухом подышу.

На самом деле, не хотелось мне говорить об этом. Я вообще не люблю о службе рассказывать — как-то закрепилось у меня. Обыденность — это да, можно и поделиться, а вот что касается боевых выходов… Всегда предпочитаю забыть. Иногда что-то всплывает в памяти.

Вообще, дорога домой прошла довольно быстро. Быстрее, чем мы ехали в обратную сторону. Может, поезд шустрее был и не кланялся каждому столбу. Вскоре объявили о приближении к городу Ростову-на-Дону, по вагонам начали ходить бортпроводницы. Время — вечернее, почти шесть часов.

Попрощался я с попутчиками, вышел на перрон. Осмотрелся.

Людей вышло достаточно много, но все они быстро разбрелись по своим делам — несколько минут и платформа почти опустела.

После душного вагона, вдохнул полной грудью. Почувствовал запах машинного масла и креозота от шпал. Его ни с чем не спутаешь. Везде, где есть деревянные шпалы — можно встретить этот сильный запах. А еще откуда-то несло беляшами. Пара одиноких собак, тревожно озирались по сторонам.

Было довольно холодно, все-таки декабрь. Подмерзшую землю слегка присыпал свежий снег, который выпал совсем недавно. Я уже почти дома.

Но Ростов, это пока еще не Батайск. Это в две тысяча двадцать четвертом году его границы почти слились со столицей области, практически став одним целым. Впрочем, там все равно недалеко.

Где ходили автобусы — я помнил. Удивительно, сколько лет прошло.

Пока шел по улицам с вещмешком в руках, встретил множество пешеходов — в основном на меня смотрели с любопытством, кто-то с уважением. Кому-то вообще не было дела. Странно, но ни на самой платформе, ни в здании вокзала я не встретил патруля комендатуры. Обычно они всегда тут как тут — знают, где стоять и в какую сторону смотреть. А тут — никого.

Отыскал остановку, вскоре подошел автобус.

Когда хотел оплатить проезд, мужчина — кондуктор лишь спросил:

— Из Афганистана?

Я кивнул и тот просто сделал вид, что меня в автобусе нет. Спасибо, конечно, хотя за проезд я вполне себе мог заплатить. Позабыл что в общественном транспорте в СССР срочники ездили бесплатно.

Вскоре автобус въехал в город. Все ближе и ближе был мой район.

Все ближе дом.

Сердце вдруг бешено заколотилось. Поймал себя на мысли, что сильно нервничаю и переживаю. Черт возьми, да я в кишлаке, набитом вооруженными душманами так не волновался — что это на меня нашло?

Вышел из автобуса на остановке. Улица Куйбышева.

Уже стемнело, но свой девятиэтажный дом я увидел сразу. В памяти резко всплыла масса подробностей из моей молодости, различные события. Заволновался еще больше. Попытался себя осадить, мол, чего это я⁈ Но куда там… Мысль о том, что увижу маму, спавшая все это время, наконец-то проснулась и навалилась на сознание с неимоверной силой.

Пока шел, увидел крытый цветочный киоск. Нужно бы цветов купить, а то чего я… Совсем растерялся! Даже мысленно отругал себя за то, что потерял над собой контроль, что со мной случалось исключительно редко.

Купил букет белых хризантем. Помню, мама их очень любила, правда, дарить ей их было некому. Об отце я ничего не знал.

Шел, а в голове было волнение и пустота.

Мой двор все ближе. Дом тоже — вон он, его хорошо видно.

Чем ближе подходил, тем больше волновался от осознания скорой, неосознанно желанной встречи. Все это время я не разрешал себе думать о маме. Не знаю почему.

А тут меня прорвало.

Вот, прошел первый подъезд, второй. Наш третий подъезд. Увидел, что окна в квартире темные, света нет. Может, мамы нет дома? Или просто отдыхает?

Уже собирался зайти в подъезд, как вдруг услышал позади какой-то шум. Голоса, смех. Из-за угла вышла женщина в пальто, с ведром в руке. На голове платок.

А за ней увязалось два мужичка. Судя по их траектории движения, они были хорошо заряжены алкоголем.

— Танька, Танька! Ну, куда ты? — сиплым голосом кричал один.

— Стой! Ну дай, жалко тебе что ли? — проблеял второй, путаясь заплетавшимися между собой ногами и шнурками.

— У тебя же есть. Танька!

В женщине, несмотря на темноту и бьющий мне в лицо свет уличного фонаря, я узнал маму. Это безошибочное чувство — интуиция. Подойдя ближе, она увидела меня и остановилась в нерешительности. Чуть ведро не выронила.

Оба алкаша этим воспользовались и попытались схватить ее… Уж не знаю, чего им было нужно, но этого я не позволю!

Вещевой мешок полетел на землю. Букет хризантем следом.

— Эй! — крикнул я, шагнув вперед. — Грабли убрали!

Здесь больше никого не было, во дворе относительная тишина. Оба алкаша услышали меня хорошо — потому что среагировали они верно, хоть и не сразу.

— А? Чего? — тот, что был ближе, пошатываясь, отцепился от женщины и повернул ко мне голову. Затем, что-то там проанализировав, а может быть и нет, направился ко мне. — Солдатик?

— Ты кто такой? — подал голос второй, но при этом не сдвинулся с места.

— Я Громов! — спокойно подошел ближе.

Алкаш попытался ухватить меня за воротник бушлата, но само собой, у него ничего не получилось. И не потому, что я среагировал жестким образом. Просто он наступил на собственный шнурок и загудел вниз, носом в асфальт. Взвыл, заголосил.

Второй, видимо не поняв, что произошло с его напарником, отпустил пальто женщины и несмело выкрикнул.

— Че ты а? Я милицию сейчас вызову!

— Вызови. Тебе как раз в изолятор нужно! — негромко ответил я, продолжая неторопливо идти к алкашу. — Ну!

Выражение лица алкаша изменилось. Там отразился страх. Он повернулся и неуклюже, шатающейся походкой, бросился наутек.

А я, обернувшись, увидел показавшийся позади в проулке желтый милицейский УАЗ «469», с типичной синей полосой на двери. Пару раз мигнули проблесковые маячки. Машина почти сразу же скрылась за углом соседней многоэтажки.

— Максим… — раздался растерянный голос мамы. Пустое пластиковое ведро из под мусора упало на асфальт. — Ты… Как здесь?

Заметил, что она почти не изменилась, осталась точно такой же, какой я запомнил ее из прошлой жизни.

— Привет мам, — улыбнулся я и зачем-то добавил. — А вот и я.

Получилось как-то наивно глупо, но в голове все перепуталось. Думал об одном, а язык не слушался.

Про второго алконавта я мгновенно забыл. А тот, деловито поднявшись, пнул ногой мой вещевой мешок, побежал прочь. Пару раз умудрился шваркнуться, потому что развязанные шнурки он так и не завязал.

— Ну, Танька… Я еще вернусь! — брякнул он, скрывшись за углом многоэтажного дома.

Не обратив внимания на пустые угрозы, я просто шагнул и крепко обнял маму. Она сделала тоже самое. Потом я чуть отстранился, поцеловал ее в щеку. Снова обнял. Слезы сами собой выступили на глазах.

— А я мам, в отпуск приехал. Из армии.

Она опешила.

Прошло еще несколько секунд.

— Ой, да что ж это я… — спохватилась женщина. — Холодно же. Максим, пойдем домой! Расскажешь хоть. Я совсем не ожидала тебя здесь увидеть.

— Конечно! Я сейчас!

Быстро вернулся к вещмешку и букету с хризантемами. К счастью, букет не пострадал, а в вещевом мешке ничего ценного не было.

— Мам, это тебе! — я протянул ей цветы.

— Ой! — растрогалась она, принимая букет. — Ты мне последний раз их дарил на восьмое марта, в восемьдесят втором году.

— А теперь буду дарить чаще. Ну, по возможности.

Я подобрал мусорное ведро и мы вместе направились в подъезд — тут всего-то метров двадцать. Открыли подъездную дверь, на меня сразу дохнуло теплом и характерным подъездным запахом. Он был приятным, а не как в девяностые — где каждый подъезд, каждая лестничная клетка была своеобразным туалетом.

Пахло домашней едой — все-таки был вечер пятницы, все соседи вернувшиеся домой с работы, либо уже ужинали, либо заканчивали процесс готовки. У меня в желудке сразу заурчало.