Добровольцев, конечно же, не нашлось. На суровых лицах разведчиков застыла неуверенность, даже растерянность. Страха там вроде бы не было, но было ясно, что они на такое не пойдут. Это не те люди, которые готовы рискнуть всем и вся… Разведчики ведь тоже бывают разные — видимо, эти ребята привыкли делать одну и ту же работу с минимальным для себя риском. Честно говоря, я их не понимал — если уж вызвались, так доведите свою работу до конца. Выполните долг, отомстите за погибших товарищей. Нечего бросать на середине. А что касается американца, именно с его помощи и была организована та засада.

— Я займусь! — просто ответил я. — А вы идите на север. Встретимся здесь же.

Игнатьев не стал качать права, прекрасно понял, что показывать, кто тут командир не имеет смысла. Уже и так все что можно, показали и объяснили.

Оба разведчика усмехнулись.

— Не дури, ефрейтор!

— Куда ты собрался, молодой? Языком чесать все горазды… Под пули захотелось⁈

— Сергеев, отставить! — жестко произнес Игнатьев, пресекая эту бессмысленную дискуссию. Затем он посмотрел на меня, тяжко вздохнул. — Ты понимаешь, что я не могу тебе это позволить?

— И не нужно, — насмешливо возразил я. — Я доброволец. К тому же, меня тут вообще быть сейчас не должно. Я же в медчасти лежу, на авиабазе в Мазари-Шариф, так? А здесь меня нет и не было.

— Чего? — прищурился Сергеев.

— Ты это о чем?

— Думаете, я не понимаю, каким макаром вы, товарищ капитан вытащили меня из медсанчасти? — усмехнулся я. — Раненого солдата срочной службы, сбежавшего из плена. Солдата, которого, по-хорошему, нужно было сразу в Союз отправлять с последующей комиссацией… Уверен, об этом военная комендатура еще попросту не знает. Да и командование наверху тоже. Так, на местном уровне, по быстренькому состряпали операцию, собрали, кого нашли и вот итог. С кем было санкционировано мое участие? Да ни с кем. Просто взяли и все. Даже оружия не выдали, потому что меня там не было. Так ведь?

— Ты обалдел, ефр? — взвился Сергеев. — Это мы-то «кого нашли»? Да ты знаешь…

— Сержант, отставить! — жестко ответил Игнатьев, изменившись в лице. — Не здесь и не сейчас.

А я слегка рассмеялся.

— Вот что, Громов. Одного я тебя не отпущу, вместе за американцем пойдем! — твердо произнес капитан. — Какой это риск, ты должен понимать и без моих замечаний. Но я тебе таких приказов не отдавал, ты сам решил.

— Договорились! — хмыкнул я. — Я доброволец.

Операция давно уже вышла из-под контроля, уставы и правила взаимоотношений были забыты. От советской армии у нас практически ничего не осталось — одежда и обувь, и те сняты с мертвых душманов. Разве что автоматы.

Я и не подчиненный вовсе, а всего лишь непонятно откуда взявшийся доброволец, дерзко решивший, что мне все по плечу. Полный бардак, нарушение уставных взаимоотношений и всех возможных правил. Впрочем, в Афганистане было много таких случаев. Но для меня это обычное дело — в прошлой жизни были те же принципы.

Если непосвященному в уставы человеку взглянуть на эту ситуацию со стороны — он подумает, что за цирк? Но реальность такова, что для меня подобная ситуация не первая. И хорошо, что Игнатьев меня понял как я того и хотел, не стал эмоционировать и махать руками, стучать кулаком в грудь, мол, я тут командир и мне решать. Думаю, если бы не эти двое, которые, к тому же, были людьми Шишкина, мы с капитаном все сделали бы сами. А эти нагнетали обстановку, что, впрочем, не удивительно. В их подразделении столько народу полегло, вот расшатавшиеся нервы и внесли свои коррективы. Кто-то рвется отомстить, как одержимый, а кто-то наоборот, вдруг задумывается о ценности собственной жизни. Капитану проще со мной, потому что мы на одной волне.

Наверное, кто-то подумает, да ну — чушь. Это разведчики — опытные солдаты, многое повидавшие за время войны в Афганистане, им все по плечу. Они все могут и никого не боятся. Но они тоже люди, а люди, как и техника, тоже ломаются. Не в прямом, а в переносном смысле, конечно же. Психика, вещь капризная.

Помню, еще в прошлой жизни, до капитана Потапова, был у меня помощником другой офицер, капитан Зверев. Лехой звали. Здоровый мужик, который никогда и ничего не боялся. Настоящая машина войны, солдат от бога. Скала, а не человек. А все развлечения вне службы, это вкусно покушать, хорошо выпить и провести время в кровати с прекрасной половиной человечества. Побольше и подольше, а качество его не сильно волновало. Так вот сломался он, в двадцать девять лет. Морально. И не война сломала, не пережитое. Близкий друг уговорил взять на себя большой кредит, а как только тот взял и передал деньги, то не вернул. Более того, утверждал, что никаких денег он не брал и вообще не поймет, о чем речь. Командование в какой-то момент не пошло ему навстречу. Помощи не дождался. Потом брат у него в аварию попал, мать заболела, мошенники документы украли. В общем, навалилось со всех сторон, как говорят в таких случаях. Психика и не выдержала, слетел он с катушек. Напился. Избил родных и близких, такого дома наворотил. Сел я тогда в машину, взял с собой ребят покрупнее. Приехали в деревню, скрутили, а куда его такого везти? Не маленький, сто десять килограмм веса и дури немерено. Думали, проспится и все нормально будет. Но нет, нормально не стало. В дурку мы его тогда отвезли. Там он и сидит по сей день.

Это я рассказал к тому, что люди не всегда такие, какими их называют.

Из оружия у меня был автомат Калашникова семьдесят четвертого года, три магазина, граната и нож. У Игнатьева примерно то же самое, только автомат с подствольным гранатометом.

— Громов, ты понимаешь, на что идешь? — проверяя боезапас, Игнатьев зачем-то предпринял последнюю попытку меня отговорить.

— Понимаю, но я упрямый! — ответил я. Мои слова его даже не удивили.

— Ясно. Сергеев, Парамонов! — спустя пару секунд, произнес Игнатьев. — Слушайте мой приказ. Скрытно выдвигайтесь на север, ищете кишлак. Наблюдаете, ни во что не ввязываетесь. Как только поймете, как там и что, выдвигайтесь обратно. Встречаемся здесь же, через три часа. Вопросы?

Вопросов не было. Они были недовольны, но тут хотя бы задача понятна — добраться, посмотреть, запомнить, вернуться.

— Все, выполнять!

И оба разведчика, проверив оружие, выдвинулись на север. Вскоре они пропали из вида. А мы остались наедине.

— Товарищ капитан, я…

— Отставить! — вдруг ответил тот. — Все правильно сказал. Потом, если выберемся, будет время поговорить и все обсудить. А пока, у нас есть, чем заняться!

— Товарищ лейтенант! Разрешите обратиться?

— Иванов, вы уже вернулись? Рассказывай!

— В общем… Мы провели разведку дороги, все чисто. Расстояние от нас, до кишлака составляет примерно четыре километра. Противника не обнаружено, нас никто не преследовал. Из-за дождя видимость снижена, но мы прошли больше двух километров. В ущелье пусто.

— Ясно, — отозвался лейтенант Печенкин. — Отдохните, но никому не расслабляться. Быть начеку. Еще неизвестно, чем все это закончится.

После разгрома и стремительного отступления остатков разведывательного подразделения, лейтенант оказался старшим в отряде. Всего уцелело двенадцать человек, из которых трое были на носилках, двое легко раненых. Осталось два бронетранспортера, одна «семидесятка» и БТР-60. Еще один подбитый бронетранспортер пришлось бросить в ущелье, потому что внутри машинного отделения случился сильный пожар, который тушить было уже некогда.

Первые три минуты их еще пытались преследовать, но потом отстали.

Ситуация получалась крайне хреновая. Связи со штабом не было. Одна «Р-159» находилась в командирской машине, в самом начале уничтоженной прямым выстрелом из РПГ. Вторая рация была у связиста, которого застрелили где-то в кишлаке. Печенкин не знал, уцелел ли майор Шишкин или капитан Игнатьев, что произошло с другими разведчиками.

Отъехав на безопасное расстояние, лейтенант дал команду развернуть оба БТР и держать ущелье на прицеле. Конечно, это не решение. Однако лейтенант был молодой, боевого опыта у него было мало. Тем не менее, он понимал, что просто бросить своих и уехать, никак нельзя.