— В таком случае помещу ваш груз в сейфовой комнате отеля, там он будет в сохранности и полнейшей безопасности.

Вышли из отеля, и свернули на ближайшую улицу, ведущую от моря. Улица имела совершенно курортный вид: чистая, яркая, заполненная толпой нарядно одетых людей. Первые этажи домов занимали магазины, сувенирные лавки, кафе и какие-то мастерские, где прямо на виду у прохожих, плели какие-то корзиночки, тесёмки, чеканили медь.

— А вот и ателье!

Глория указала на стеклянную дверь, на которой вилась круговая надпись: «Ателье мужской одежды для состоятельных джентльменов».

В ателье, не успела наша троица туда войти, к ним поспешила пара мастеров:

— Добро пожаловать, леди и джентльмены, вы попали именно туда, куда вам надо!

Глория окинула портняжек взглядом прокурора на судебном процессе о крупной растрате:

— Нашему другу нужно пара солидных, но модных курортных костюмов, бельё и обувь. Всё должно быть не дольше чем за час!

И подтолкнула Александра в спину — прямо в лапы рыцарей иглы и ножниц.

Ну не через час, а через час с четвертью, Александр достал портмоне и отсчитал плату за два костюма. В первый костюм он переоделся сразу, а второй поручил доставить к себе в номер отеля.

— Господа, а не возьмётесь ли построить мне полный гардероб в американском стиле? Спросил он, уже собираясь вставать.

— С превеликим удовольствием, господин! Но какой стиль вы хотите: канадский, нью-йоркский, бостонский или новоорлеанский?

— О! Оказывается, есть масса различий? В таком случае, меня бы устроил бостонский стиль. Я загляну к вам через день, и сделаю заказ, а вы пока подготовьте список потребных предметов, а кроме того — дорожную тару для их размещения. Чемоданы или что-то ещё. Впрочем, мы с вами это обсудим.

Ресторан оказался настоящим, классическим: солидным до тяжеловесности, с двумя залами, и должно быть, с отдельными кабинетами. Разместились в малом зале, где в основном оказались молодые люди, ровесники Эндрю и Глории. На маленькой сцене играло трио музыкантов: аккордеон, гитара и флейта. Солировал гитарист, по-французски пел что-то протяжное. Впрочем, номер вскоре закончился и трио ушло с эстрады.

К столику нашей троицы подходили знакомые, которые здоровались, да так и оставались слушать, ведь Эндрю был в ударе: он в лицах рассказывал о том, как у него взорвалось колесо на машине, а потом заглох мотор. И о том, что на помощь пришел Александр, он рассказал как о встрече рыцарей на распутье среди опасностей и невзгод. А уж своё участие в ремонте мотора и колеса преподнёс как целый каскад нелепых приключений и смешных положений. В Эндрю явно дремал прекрасный писатель комического жанра, и Александр удивился: ему неизвестен английский писатель Эндрю Уэйк. Хотя… Очень может быть, Эндрю именно сегодня мог стать жертвой уничтоженной бандитской шайки, возможно, вместе с сестрой.

— Эндрю! — успокоившись от смеха, предложил Александр — От души прошу: запишите эту историю и отнесите в любое издательство! Клянусь, там её оторвут с руками, а может даже заплатят гонорар.

Эндрю неожиданно смутился и как-то робко спросил: мистер Павич, вы действительно так думаете?

— А давайте проведём маленький эксперимент: я сейчас выйду на эстраду и прочитаю комический монолог совершенно в вашем стиле. Если весь зал будет смеяться, то вы опубликуете свои произведения. Договорились?

— Ну… Хорошо.

Александр поднялся на эстраду и вдруг увидел классический хула-хуп, только не дюралевый, а бамбуковый. Он взял обруч, и объявил:

— Леди и джентльмены, вашему вниманию представляется монолог «Попугай».

И принялся читать монолог Аркадия Хайта, который некогда блистательно исполнял Геннадий Хазанов:

«Здрравствуйте! Здрравствуйте! Вы меня узнали?.. Кто сказал — попка дурак?.. Неправильно. Я не дурак. Я — кретин. Идиот! А знаете, почему? Потому что разговаривать умею. Вот рыбу кто-нибудь называет дурой? Никогда. Потому что молчит всегда. Ее ловят — она молчит, ее жарят — она молчит. Рыбный день ей сделали — все равно молчит. А я всегда болтаю. Причем не то, что нужно. Режу правду-матку, когда меня не просят».

Разумеется, пришлось чуточку изменить текст и заменить врача и учительницу на нечто, более соответствующее времени и месту:

'Попал в очень приличную семью. Отец — депутат парламента, мать — держит литературный салон, сын — оболтус. Пятнадцать лет парню, а уже полный обалдуй. Но мне-то что? Не мой же сын. Так нет, не выдержал. Два дня молчал, а на третий говорю:

— Папаша, вот вы врач, а сынок у вас, между прочим, курит!

Он говорит:

— Та-ак. И часто?

— Нет, — говорю, — не часто. Только когда выпьет.

Мамаша как закричит:

— Как? Разве он пьет?

— Иногда, — говорю. — Когда в карты много проигрывает.

Ну, тут мама с папой забыли, что они воспитанные люди, взяли ремень и всыпали ему по первое число. Двадцать восьмого начали — первого кончили. А второго он меня взял в охапку — и на птичий рынок'.

В концовке только поменял товарищей на леди и джентльменов, а всё остальное т так прекрасно:

'Но я и здесь молчать не буду:

— Леди и джентльмены! В зоопарке тигру не докладывают мяса! Пока не поздно, спасайте хищника!

Если спросят — откуда знаете, ссылайтесь на меня. Я ничего не боюсь. Потому что я попка-дурак, попка-кретин, попка — полный идиот'!

Зрители рыдали от смеха, от аплодисментов чуть не упала люстра. Александр сошел с эстрады и вернулся к столу:

— Ваше слово, дорогой Эндрю.

— Неужели мои рассказы такие же? — промямлил Эндрю.

— Глория, откройте глаза брату.

— Мистер Павич абсолютно прав: тебе надо публиковаться, милый Эндрю!

— Вот на этой ноте мы и завершим наш вечер. — решил Александр — Почему-то я ужасно хочу спать, и с вашего позволения отправлюсь в постельку.

С утра Александр выбрался на один из мостков, тянущихся от кромки прибоя в сторону моря, уселся на плетеный стул и закинул удочку в море. Впрочем, наживку на крючок цеплять не стал — зачем ему рыба, причём за такую цену? Ухмыляясь про себя, он посчитал: удочка, а к удочке поплавок (почему-то отдельно) и банка с червяками. Стул, зонтик, табуретка под ноги, корзинка с бутылкой, а в бутылке разбавленное вино. К вину прилагается несколько сэндвичей, поштучно упакованных в бумагу. Бинокль. Правда, непонятно зачем, зато пехотный, образца какого-то там года. Плюс услуги пацана-носильщика, и пожалуйте к уплате два шиллинга. Правда, пообещали больше не пускать на этот мосток других рыболовов, что, безусловно, утешило, поскольку последнее было совершенно бесплатно. Так-то теоретически пойманная килька оказалась бы по себестоимости равной осетрине, доставленной из устья Волги. Впрочем, плевать. Александр собирался просто посидеть, созерцая море: он до сих пор не пришел в себя от восторга попадания в молодое, здоровое и такое восхитительно безболезненное тело. Чёрт возьми, у него даже рассосался на шее синяк от удавки — это обнаружилось с утра, у зеркала.

— Алекс! — если бы ты не оставил записку у портье, мы бы тебя ни за что не нашли! — раздался сзади девичий голос.

Ах, да! Они же вчера перешли на «ты»!

— О! Добро пожаловать, друзья мои!

Александр встал, приподнял шляпу и приложился к ручке Глории.

— А нас не хотели пускать! — радостно объявила Глория — Пришлось размахивать твоей запиской как мандатом какой-нибудь революционной директории!

— Вот на что способны животворящие два шиллинга!

— Какие два шиллинга? — заинтересовался Эндрю подходя.

— Вот эта куча хлама — Александр обвёл рукой стул и вещи вокруг него — обошлась мне в круглую сумму, зато береговые жулики обязались никого ко мне не пускать. Кроме вас, конечно!

— Да ты необычайно ловок! — восхитилась Глория — Если бы я не слышала твою речь, то решила что ты американец, это они прославились как деловые люди.

— Вы удивитесь друзья мои, но я действительно американец.