— Все будет нормально. Процесс отлажен. — Док с накладными усами и в парике производил странное впечатление. «Процесс отлажен» на ком, интересно? Он что, опять проводил опыты на своих копиях? Из живого в мертвое? Я представил и поежился. — Начинаем. Не двигайся.

Ван Хэвен

Процесс и правда был налажен и занял не больше десяти минут. Когда закончили, Док — абсолютно спокойный, принялся сворачивать провода и упаковывать компоненты машины обратно в ящик. Каждую деталь складывал в отдельный пакет с номером, который педантично заклеивал и убирал, строго следуя нумерации.

— Как себя чувствуешь?

— Нормалды! — Ответил Акутора, на самочувствие которого мне было, если честно, вообще наплевать. — О, круть! У меня снова бубенцы! Ух, я мужик! Здорово! Э-э, сережку верни, да?

Я игнорировал Акутору, вместо этого осторожно подошел и заглянул в глаза девушке. Только они и выдавали жизнь в ее хрупком теле. Отрешенная, безразличная к происходящему вокруг, она сжалась в комочек на краю дивана. Меня затопила волна нежности с едким привкусом жалости.

Протянул руку и заботливо погладил ее по голове. Легкое, едва уловимое касание. «Перья» довольно сильно отросли за то время, пока в ней сидел Акутора. Уже не колючий ежик, а лохматая пышная шевелюра. Ей шло. Я представил девушку с длинными волосами и задохнулся от восторга. Увидеть бы хоть раз!

Гладил по голове, и она не двигалась, ничем не выражала недовольство. И я осторожно, словно боясь разрушить красоту момента, отстегнул кровавую каплю, вынимая серьгу из уха.

— Прости. Я подарю тебе другую, принцесса.

Каплю бросил хозяину. Акутора недовольно морщился, ощупывая рваную мочку нового тела. Впрочем, здесь винить он мог только себя, хотя…

— Надо зашить. Этот полудурок даже нормально вылечить не мог!

— Ты можешь проколоть другое ухо. — Стоящая на стреме, Черная вдова, казалось, искренне потешалась над ситуацией. Но от меня не укрылось какой внимательный взгляд она бросила на чудо-машину Дока. Как скоро эта информация дойдет до копов, и чем нам всем грозит ее слив? О-хо-хо. Подумаю позже.

— Ты че? В правом носят только опущенные! — Акутора взвился, замахал руками. — Ух, я им всем еще покажу! Всем покажу!

Я хмыкнул. Ох, уж эта непростая жизнь «по понятиям». Успел привыкнуть даже за несколько дней. Уже убирал руку от лица девушки, когда почувствовал ее пристальный взгляд. А следом маленькие пальчики неуверенно схватились за край футболки.

— Ва-а-ан. — Меня словно молнией ударило. Дыхание перехватило. Понял, что сейчас задохнусь.

Имя! Ты назвала мое имя!

Подхватил девушку на руки и закружил по приватной комнате в приступе безумия и счастья. Док покосился на нас, но ничего не сказал. В этом не было нужды, я и так могу прочитать мысли лысого пилюлькина. Молча, он тяжело смотрел, словно проклял и меня, и моих потомков до десятого колена вперед. Если бы умел, наверное, так и сделал бы. Точно-точно.

— Повтори. Повтори, радость моя. Еще разочек, моя принцесса.

— Ва-а-ан. — Краешек ее губ слегка приподнялся в улыбке. Моя же лыба сейчас разорвет рот, не иначе.

— Заканчивайте с нежностями и проваливайте. — Вмешалась Черная вдова.

Время шло, и стриптизерша уже заметно нервничала, озираясь по сторонам. Док упаковал шайтан-машину и подошел ко мне, чтобы забрать девушку. Я непроизвольно отодвинулся подальше. Очень показательный жест: «Не отдам. Мое».

— Не упрямься, Ван. Ее все еще ищет полиция. Надо вывести ее отсюда. Незаметно. — Док снова протянул руки, но я опять попятился.

Головой понимаю, что Док прав. Как всегда, черти его раздери! Но отпустить, отдать мою девочку — не могу. Ни на секунду.

Снова погладил по лохматой голове. Жадно поцеловал в проколотую мочку уха. И все-таки передал мужчине легкое, как пушинка, тело. Док осторожно посадил девушку в ящик, пристраивая ее ноги, переставляя так, чтобы было удобно сидеть. Я следил как он двигает острые локти — какой собственнический жест! — и скрипел зубами. Однажды ты будешь моей и только моей. Обещаю.

Когда девушка скрылась с глаз в ящике, будто волшебный свет погас. Осталась кучка жадных, лживых людей в тесноте приватного кабинета для плотских утех, с облупленным диваном и пошлыми картинками на стенах. Осталась мерзость, грязь, следы похоти. У меня забрали что-то очень важное. Жизненно важное. Без чего этот мир был не нужен.

— Встретимся в Оазисе, Ван. Жди меня там.

И я послушно поплелся в бар, уже ставший моим вторым домом.

Шел, передвигая ватные ноги, поглядывая в серое небо, и думал — как же легко ненавидеть целый мир. Как же легко впустить в себя Ненависть, вернутся в то, прежнее состояние, от которого я убегал, как мне казалось, успешно. Крушить, разрушать все на своем пути.

И как сложно найти то, ради чего хочется жить. Красивое. Вечное. Хрупкое. А еще сложнее — удержать, уберечь от других, защитить. Не дать растоптать и уничтожить. Подтвердить право на владение. Не дать забрать. Мое. Сохранить себе.

В Сити, в этом сумасшедшем городе даже у мертвых есть право на месть. А право на любовь отняли. Сволочи.

Ван Хэвен

«Оазис» встретил знакомыми звуками воды и пения птиц, запахом копченной колбаски и вкусом светлого пива. Словно и не уходил никуда. Вечность, застывшая в определенном уголке Сити.

— Как ты догадался, что местный бармен стучит Макаке? — Спрашиваю у Дока и поглядываю на парня с белыми полосами сведенных татуировок. Под моим взглядом он нервничает, судорожно протирает бокалы, а затем, не дождавшись жеста, наливает еще пинту.

Действительно, шелковый. Хороший песик. Дрессированный.

— Люди, Ван. Люди — всегда слабое звено любого плана. А еще они — рабы привычек. — Док улыбается, обводит окружение рукой, показывая по сторонам, а затем тыкает пальцем в меня. Ну да, я люблю это заведение. Часто здесь бываю. — Даже скрываясь, даже будучи предельно осторожным, человек все равно выбирает знакомые места. Знак на двери ты заметил, но все равно приходил именно сюда. Я был осторожен, но сглупил, встретившись тут с тобой. И Эр-четыре погиб. Нелепо. — Он делает глоток из стакана. Все-таки прозрачная жидкость в нем явно не вода. Неужели спирт? — Не сложно понять откуда ветер дует. Вот и пришла в голову мысль использовать парнишку в своих интересах.

— Что думаешь он им сказал?

— Была. Ушла. — Док пожал плечами. — Время на записи никак не проверишь. В этом заведении его не существует.

— Что будешь делать дальше?

— Официально я мертв. — Док снова глотнул из стакана. Сделал жест бармену повторить. — Да и близнецам пришло время легализоваться. Выправим новые документы, вживим чипы. Оформлю опеку. — Он помолчал, улыбнулся и добавил. — Буду добрым дядюшкой. Купим дом. Заведем собаку.

Я покосился на Дока. В его улыбке мне почудилось что-то сардоническое. Шутит или нет? Вопрос на миллион.

Одно я знал точно. Девушка нужна мне как воздух, как солнце. И кто бы не стоял на пути, я не отступлю. Теперь никогда.

Мы пили не чокаясь. Будто за упокой нашей не состоявшейся дружбы.

Аноним

«Человек рождается и умирает в одиночестве», — эта непреложная истина была основой мира с незапамятных времен. И она же была разрушена людьми Синдиката. Тренировки связали нас в единое целое: захочешь, да не сможешь избавится от чужих мыслей в голове.

Пока сознание напарника было заполнено глупыми бытовыми мелочами, размыто алкоголем и отравлено одержимостью к пустой девчонке — я терпел. Но ярость боя вновь дернула меня, будто поводок. Зацепила чужими ощущениями.

Время пошло тебе на пользу, Ван.

Ты даже нашел нового друга себе в противовес. Умного. Хитрого. Осторожного и организованного. Он умеет включать голову, в отличие от тебя. Умеет избегать ловушек.

Но тебе это не поможет.