— Удивительно, - покачал головой коррехидор, — мне вчера показалось, что Королевская опера обзавелась настоящим талантом. Хотя его величество очень старался лишить меня радости слушать оперу, вопреки его усилиям кое-какое удовольствие от прекрасной музыки мне получить удалось. Пение Эйды походило на пение птицы, его голос лился легко, естественно и свободно.

— Думаю, — прищурилась чародейка, — именно эта естественность стоила ему тех огромных усилий и тренировок, что привели к перенапряжению. По крайней мере, узелки на связках это подтверждают.

— Итак, — Вил забрал отчёт, — что кроме пошатнувшегося здоровья могло побудить молодого, успешного, красивого мужчину покончить с собой?

— Почему вы так держитесь за версию самоубийства? – раздражённо проговорила чародейка, — неужели всё из-за того, что её высказала эта надменная высокомерная кривляка из королевской ложи?

— Ох и не повезло леди Камирэ, – улыбнулся Вил, — не высокого же вы мнения о будущей королеве.

— Лучшего она не заслужила.

— Причина более банальна. Его величество не отстанет от нас, пока мы полностью не отработаем и не исключим данную версию. Кроме здоровья нам нужно рассмотреть и другие варианты: несчастная любовь, безвыходная финансовая ситуация, проблемы с психикой, в конце концов.

— Вы забыли упомянуть проигранное в карты желание, которое породила богатая фантазия леди Камирэ, — не без иронии добавила Рика.

Раздался деликатный стук в дверь, и Турада подал сервированный к чаю поднос.

— Благодарю, — удивлённо проговорил коррехидор, — однако ж мы не сможем воздать должное вашему искусству. Нас ждёт расследование. А вы наведите справки у практикующих мозгоправов, не обращался ли к ним Эйдо Финчи. Если обращался, спросите, по какой причине, и не было ли у него тяги к самоубийству.

— Вы о застрелившемся артисте, которого привезли вчерашним вечером? – зачем-то уточнил Турада.

— Да, именно о нём. Жду результатов к вечеру, — сказал коррехидор и велел унести чай к горькому сожалению чародейки.

— Мы, естественно, не собираемся замыкаться на версии самоубийства, — они шли к стоянке магомобилей, и Вил немного ёжился под внезапно налетевшим с залива холодным ветром, — начнём с театра. Я позвонил туда и узнал, что труппа собирается на репетицию как раз к одиннадцати часам. Так что все должны быть на месте.

Королевский театр нимало не производил траурного впечатления. Афиша с умершим артистом была снята, её заменяла другая, с красавицей в старинном платье и сказочной птицей в руках. «Сказание о золотом журавле», — прочла чародейка. Вил уверенно вёл девушку по коридорам той части театра, где обычным зрителям никогда не приходится бывать. В кабинете с надписью «Дирекция» молодая бойкая секретарша категорически заявила, что директора нет на месте, сообщив при этом о готовящейся завтрашней церемонии погребения «бедного, бедного господина Финчи».

— Наверное, вам поможет господин Сайн, — проговорила она, глядя на кленовый лист служебного амулета коррехидора, — проследуйте вон в ту дверь, — изящный кивок указал на одну из дверей приёмной, табличка на ней любезно сообщала, что кабинет сей занимает господин Ме́тью Сайн – старший администратор Королевского оперного театра.

Господина Метью Сайна они застали сидящим на столе и бурно обсуждающим что-то по магофону. Он не слышал их стука и удивлённо воззрился на непрошенных посетителей.

— Я тут немного занят, — недружелюбно проговорил он, — пытаюсь работать. У нас, видите ли, артист умер, и мне необходимо срочным образом подыскать тенора на замену. Насчёт компенсаций за билеты или контрамарок, справьтесь у секретаря и не мешайте, — он сделал прогоняющий жест рукой.

Этот развязный человек с начинающим выпирать из-под жилетки животиком и дымящейся сигарой в углу рта совершенно не понравился чародейке. Она собиралась было доходчиво разъяснить, кто перед ним находится и как в таком случае надлежит разговаривать, но её опередил Вил.

— Вы лишь пытаетесь работать, а мы работаем. Не соблаговолите ли слезть со стола, когда с вами разговаривает древесно-рождённый лорд? – надменно поинтересовался он, показав амулет коррехидора.

— Я перезвоню, — бросил администратор в трубку и сполз вниз. Он положил сигару, поправил галстук и потянулся за пиджаком, что висел на спинке его стула, — извините, ваше сиятельство, — проговорил он уже совершенно иным тоном, — Окура с самого утра где-то пропадает. Он, извольте ли видеть, взял на себя все тяготы подготовки церемонии. А мне остались тяготы отвечать на многочисленные звонки и отбиваться от армии контрамарочников, желающих таким вот образом получить возмещение морального ущерба за тот ужас, что их ранимым душам пришлось пережить вчера на вечернем спектакле, когда этому сукиному сыну Эйдо вздумалось красиво уйти из жизни. Просто в голове не укладывается! – Сайн вскочил и заходил по кабинету, — чего парню ещё надо было? Главные роли, жалование, о котором большинство артанцев даже и мечтать не смеет, поклонниц толпа! А он – пулю в лоб, и обходитесь без солиста, как хотите! Не понимаю! – администратор выразительно развёл руками, — ты же теперь вот ищи замену. А тенора, знаете ли, на дороге не валяются.

Сайн остановил кружение по кабинету, осушил стакан воды из графина, возвратился на своё место, вздохнул и спросил:

— Чем могу быть полезен Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя?

— Я – верховный коррехидор Кленфилда, граф Вилохэд Окку, — представился Вил и сел на бархатный стул, — а со мной моя помощница – мистрис Эрика Таками. Мы ведём расследование смерти господина Финчи. Обеспечьте нам возможность опросить труппу артистов и работников сцены, кто имел непосредственное отношению к спектаклю вечером инцидента.

— Расследование? Да вы шутите! – воскликнул администратор, — в столице перевелись преступники? У Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя нет более важных дел? Эйдо застрелился на глазах сотен людей. По-моему, всё ясно и понятно: это просто не может быть ничем иным, нежели суицидом.

— А вот его величество Элиас придерживается иного мнения, — спокойно возразил Вил, — я действую по его личному поручению. Вчера ваш театр почтила своим присутствием леди Камирэ. Наша будущая королева стала невольной свидетельницей трагедии. Я полагаю, она обладает достаточным влиянием на своего жениха, дабы обеспечить вашему театру всяческие проблемы с финансированием на следующий год. В ваших интересах не задавать глупые вопросы, а всемерно содействовать нам во время расследования.

— Я вас услышал, — Сайн взял из пепельницы сигару, уже собирался раскурить её, но, встретив не особенно дружелюбный взгляд Рики, положил её обратно, — ваше право. С моей стороны, заверяю, что не встретите ничего кроме самого искреннего сотрудничества. В конце концов, это – содействие правосудию, что, в свою очередь, – священныйсвященный долг любого законопослушного гражданина королевства.

— Вот и чудно, — усмехнулся Вил, — с вас и начнём, — расскажите о Эйдо Финчи.

— Финчи, — повторил администратор, собираясь с мыслями, — боюсь, при всём моём желании много я сообщить вашим сиятельствам не могу, — он, по всей видимости не представлял, как обращаться к Рике, и решил перестраховаться, ибо каждому артанцу с детства известно, что избыточной вежливости не бывает, — я занимаюсь организационными вопросами. Что-то сломалось, Сайн позаботится о починке; актёр упал и сломал руку – Сайн найдёт замену за пару часов. Афиши задерживает типография, опять-таки Сайн поедет и уладит. Вы уже поняли, я штатный борец с неприятностями, коих в театре немерено. Вы даже не представляете, но у нас каждый день что-то происходит не так, как планировалось. А кому это что-то налаживать, устраивать, договариваться? Мне! Признаюсь, мне даже поссорившихся любовников мирить доводилось.

— Я понял, что ваши обязанности сложны и разнообразны, — уже, раздражаясь, произнёс Вил, — но я советую вам отвечать по существу дела и не отягощать нашу память не относящимися к делу подробности.