— Если бы ты не оставил меня, я бы не…

Моя хватка на ее волосах усилилась, и я сильно дернул, останавливая ее слова.

— Не-не, — сказал я с упреком. — Давай не будем перекладывать вину на других и будем принимать ответственность за свои действия. Ты моя ответственность, любимая. Самое меньшее, что ты можешь сделать, — это сделать то же самое со своими собственными действиями.

Она вздрогнула, когда я опустил палец ноги, а затем постучал по ее клитору один, два, три раза — невысказанное предупреждение. Ее руки вцепились в мои брюки.

— Ты не можешь просто ожидать, что я останусь взаперти в этой комнате без…

— Я ожидаю, что ты будешь следовать моим правилам — как устным, так и невысказанным, — сказал я, обрывая ее. — Итак, ты собираешься извиниться или нам нужно ускорить процесс?

Ее глаза сузились.

— Мы с тобой оба знаем, что ты собираешься сделать это в любом случае, — отрезала она. — Вряд ли это можно назвать наказанием. Ты еще не закончил со мной.

— Да, — согласился я. — Не закончил, но твои извинения и искренность определят, дам ли я тебе кончить в конце твоего наказания или нет. Поэтому, решай.

Волосы Ангела перекинулись через плечо, темно-русые заколки привлекли мое внимание, когда она наклонила голову. Прошло мгновение тишины, а затем еще одно, и еще. Я почти потерял надежду на то, что она поймет ошибочность своих действий и что мне придется использовать гораздо более суровые методы наказания, чем я действительно хотел, когда она наконец снова посмотрела на меня.

— Прошу прощения, хозяин, — осторожно произнесла она, округляя слова губами, как будто еще не была до конца уверена, уместны они у нее во рту или нет. — Пожалуйста, прости меня.

— Простить тебя за что, милая? — спросил я.

— За то, что была непослушной, — ответила она. — За то, что нарушила твои правила, прикоснулась к себе без разрешения и заставила себя кончить без разрешения.

Моя рука на ее волосах ослабла, и я погладил ее. Я протянул руку, выключил воду и почувствовал, как все ее тело расслабилось.

— Хорошая девочка, — Я сделал шаг назад, и она нахмурилась, когда наклонилась вперед, и еще больше замешательства отразилось на ее лице. — А теперь встань и иди, ляг на кровать и приготовься к своему наказанию.

Я поднял руку и позволил ей взять ее, когда она поднялась на ноги. На дрожащих ногах она встала. Она продолжала смотреть на меня все с тем же хмурым видом на лице, но она прошла мимо меня, ступая, слегка спотыкаясь — несмотря на то, что моя хватка на ней усилилась, и я отпустил ее только тогда, когда она вышла из душевой кабины.

Я позволил ей идти самой, воспользовавшись моментом, чтобы проветрить голову. Жадность была мерзкой тварью, скручивающейся внизу моего живота. Она окружила меня, разъяренное чудовище, которое требовало, чтобы я шагнул туда и взял ее, нисколько не заботясь о ее боли или удовольствии. Я бы так и сделал — в конце концов. Я бы показал ей, насколько она ошибалась, недооценивая меня, думая, что у нее есть контроль над своим телом. Ее тело принадлежит мне. Это факт. Однако теперь, когда она ждала своего наказания, мне нужно было подготовиться.

Глава 11

Тревога охватила мой организм. Мои губы болели и распухли, и, проходя через спальню к кровати, я протянула руку и дотронулась до них. Они были мокрыми. Я посмотрела вниз и поняла, что я тоже была мокрой. Мои ноги промокли не только от воды из насадки для душа. Со мной было что-то не так. Так и должно быть. Это было единственным объяснением того парящего чувства, которое сейчас охватывало меня. Однако, несмотря на то, что я знала это, я обнаружила, что выполняю приказы Гейвена. В конце концов, это казалось неоспоримым, эта химия между нами, и хотя этого не должно было быть, мне было любопытно. Я подошла к кровати и остановилась. Мои пальцы нащупали матрас, и я наклонилась над ним, выгибая спину и выпячивая задницу, чтобы, когда он войдет из ванной, он застал меня именно такой — с опущенной головой и выставленной на всеобщее обозрение задницей.

Даже если это было только в самых дальних уголках моего сознания, я должна признаться, что скучала по этой части наших отношений. Такие взлеты и падения у меня никогда не было ни с кем, кроме него. В последующие одинокие годы я думала о нем, когда прикасалась к себе поздно вечером. Он спросил меня, помню ли я, как он лишил меня девственности — ответ, должно быть, был очевиден для него. Конечно, я помнила. Как я могла забыть? Это был незабываемый момент. Его галстук сжимал мое горло, мои ноги были раздвинуты и связаны для его руки, когда он трахал меня своими пальцами. Он добавлял все больше и больше смазки, практически опустошая бутылочку, пока ему не удалось согнуть большой палец и просунуть всю ладонь в мою киску. Это был шок. Это было больно — но из этой боли расцвело удовольствие. С тех пор я не испытывала ничего подобного. Пока нет.

Тихие шаги достигли моих ушей, когда Гейвен вошел в спальню из ванной. Я затаила дыхание, ожидая, но он ничего не сказал, шагая через комнату. Тихий шелест ремня Гейвена, вытаскиваемого из петель на брюках, эхом разнесся по тихой комнате. Стук моего сердца отдавался в ушах быстрым трепещущим ритмом. Да, в этом был оттенок страха, но было и предвкушение. Я была так близка к боли и удовольствию, которые он обещал, что я не могла этого отрицать.

Щелкающий звук — кожа хлопала сама по себе — заставил меня подпрыгнуть, и последовал низкий гул веселья Гейвена.

— Ты напугана, малышка? — спросил он.

— Думаю, тебе нравится пугать меня, — ответила я.

Боль расцвела в моей плоти, когда что-то острое приземлилось мне на задницу, и я вскрикнула, выгибаясь дугой от внезапности этого.

— Это не ответ, — заявил Гейвен.

Я тяжело дышала и впилась пальцами в матрас.

— Нет, — сказала я быстро. — Я не напугана.

Прежняя кожа касалась моей задницы, только на этот раз она была нежной. Я подскочила больше от шока, чем от чего-либо еще, когда Гейвен скользнул тем, что, как я могла только предположить, было его ремнем по месту боли, которое он оставил. Нежные движения кожи взад-вперед заставляли меня чувствовать себя еще более безумной, потому что этого было недостаточно. Мне нужно было что-то гораздо более стимулирующее, и этот ублюдок это знал.

Ремень был снят, и он просвистел в воздухе, с хрустом приземлившись на мою задницу. Я снова вскрикнула, прежде чем еще глубже зарыться в матрас. Моя голова склонилась, позвоночник выгнулся дугой, а задница автоматически приподнялась, требуя от Гейвена все большего и большего. Используя свой ремень, он бил меня снова и снова. Каждый удар был быстрым и точным. Он не попадал в одно и то же место дважды — вместо этого посыпал шлепки по заднице, а затем опуская удары к моим бедрам. Я чувствовала, как из меня течет, как соки киски стекают с моих внутренностей вниз по бедрам. Требовалось немалое усилие, чтобы не корчиться после каждого удара. Боль пронзила меня, поднимаясь гигантской приливной волной, прежде чем замедлиться и превратиться во что-то другое. Мои глаза закрылись, когда я взяла это и позволила этому прокатиться сквозь меня. Снова и снова он бил меня, нанося каждый удар грубыми руками. Наконец, когда порка закончилась, теплые руки коснулись моей плоти, и у меня вырвался стон.

Он сжал холмики моей попки, вдавливая пальцы в, вероятно, покрасневшую плоть.

— Твоя кожа горячая на ощупь, — сказал он небрежно, как будто говорил о погоде.

Это напомнило мне, насколько порочным было все это дело. Взрослая женщина наклонилась, позволяя себя наказывать и шлепать и каким-то образом получая удовольствие от этого действия.

Гейвен скользнул пальцем в щель моей задницы, и я напряглась, когда он остановился, нависая над моей попкой. С жужжанием он двинулся дальше вниз.

— Ах, значит тебе понравилось твое наказание, — сказал он, добираясь до моей киски. Еще больше тепла разлилось по мне, что не имело ничего общего с поркой. Смущение вспыхнуло на моих щеках. — Это нормально, когда тебе это нравится, любимая, — продолжил Гейвен. — Многие сильные женщины получают удовольствие от подчинения. Ты тоже получишь.