Ради нее. Моей жены. Ангел.

— В конце концов, это будет того стоит, — заверил я ее, опуская палец ближе к ее дырочке. Я обвел ее, и она снова напряглась. — Когда я трахну свою тугую девственную попку, ты поблагодаришь меня за то, что я тебя растянул.

Ее дыхание снова участилось, когда я поиграл с ее дырочкой, обводя ее пальцем, прежде чем сильнее надавить на нее и погрузить один палец поглубже. Грязные светлые волосы скользнули заколке по спине, когда она подняла голову и захныкала. Из ее горла вырвались грязные гребаные звуки, но никакого сопротивления. Да, она начинала привыкать к этому, как я и хотел.

Я засунул второй палец в ее попку и раздвинул их ножницами, заставляя ее внутренности напрягаться и сжиматься вокруг меня, когда она издала резкий звук. Ее бедра прижались ко мне, ноги беспокойно задвигались. Крепко положив одну руку ей на поясницу, я удержал ее на месте и засунул пальцы в ее анус.

В зеркале, когда лицо Ангела запрокинулось, я увидел вспышку белых зубов, когда она стиснула их и впилась в мои пальцы. Боль превратилась в удовольствие и удивление, а затем, в конечном счете, в стыд. Прелестный розовый румянец залил ее щеки, а губы приоткрылись, когда она низко и протяжно застонала.

— Вот так, малышка, — настаивал я. — Ты так хорошо держишь мои пальцы. Ты знаешь, что будет дальше.

Ее голова снова опустилась, и ее лицо скрылось из виду, когда я высвободил пальцы, а затем отошел в сторону, чтобы вымыть руки, прежде чем взять упаковку, которую я взял ранее, и вскрыть ее. Содержимое рассыпалось по стойке, заставив ее слегка подпрыгнуть там, где она стояла, все еще согнувшись, но головы не подняла. Я улыбнулся. Какая нервная маленькая девочка.

Вынимая маленькую трубочку, которая прилагалась к расходным материалам. Я надел прилагаемые перчатки и хорошо смазал торец, прежде чем закончить приготовления. Мгновение спустя я вернулся к Ангелу.

— Протяни руку назад, — приказал я. — Держи себя открытой для меня.

— Нам действительно обязательно это делать? — захныкала она.

Я промолчал и вместо этого ответил ей резким шлепком по бедру сбоку. Она взвизгнула и тут же отскочила назад, ее рука зацепилась за одну ягодицу и распахнула ее для меня.

— Хорошая девочка, — пробормотал я, приставляя конец короткой насадки к ее дырочке и вдавливая его внутрь. Она сжалась вокруг него и снова захныкала. — Может быть холодно.

Я сжал пальцами конец трубки, и вода хлынула ей во внутренности. Ее прерывистое дыхание наполнило комнату, и я стоял там, наблюдая, как ее темная дырочка сжимается и освобождается от насадки внутри. Это был интимный акт — вычищать ее внутренности для моего последующего использования. Это было то, что мне бы понравилось, если бы мы были чем-то большим, чем притворяющимися доминантами и сабмиссивами, в роли которых мы себя изображали. За этим поступком последовали бы доверие и забота, но теперь к ним добавилось напоминание о том, что она предала меня и сбежала. Вместо того, чтобы довериться мне настолько, чтобы рассказать, что сделала ее сестра — чему она, вероятно, была свидетельницей, — Ангел сделала то, что я думал, мы можем избежать. Она сбежала и до сих пор не выказала ни малейшего раскаяния. Нет, она не сожалела о своих действиях, и никто из нас не мог двигаться вперед, пока она не пожалеет.

— Это странное ощущение, — сказала она, прижавшись щекой к стойке, в то время как ее пальцы сжались на ягодицах.

— Ты привыкнешь к этому, — ответил я.

— Я должна сделать это снова?

Ее голова резко поднялась, и она оглянулась, широко раскрыв глаза. Я кивнул и снова сжал конец, направляя свежую струю воды в ее попку. Она застонала и снова опустила голову.

— Ты дьявол, — пожаловалась она.

Мои губы дрогнули. Только моя жена могла сказать такое и сделать так, чтобы это прозвучало так, будто она жалуется на то, что мои носки лежали где попало. Я нажимал и отпускал конец клизмы до тех пор, пока не убедился, что все готово, только потом я двинулся вперед и освободил ее от насадки в заднице.

— Сожми и держи это внутри, — скомандовал я.

— У меня странное ощущение в животе, — ответила она, когда я вытащил ее, но все равно сделала, как я сказал.

— Подожди несколько минут, а потом можешь идти в ванную, — сказал я, отходя в сторону и убирая оставленные принадлежности и порванную упаковку.

Полчаса спустя она была свежевымытая — внутри и снаружи — мокрая после недавнего душа и сидела на кровати, пока я вытирал полотенцем ее волосы, закатав рукава рубашки до локтей. Ее голова склонилась набок, а глаза закрылись. Несколько оставшихся капель воды скользнули по ее обнаженным грудям и между ними к впалому животу. Мои губы скривились при напоминании о том, как сильно она похудела с тех пор, как я видел ее в последний раз. Вероятно, следовало провести еще одно обследование.

Мои глаза скользнули по ее предплечью, и было ясно, что она все еще не заметила там небольшой порез — и к настоящему времени он практически полностью зажил. Если она еще не осознала, что ее организм больше не находится под воздействием отвратительных химических средств контроля рождаемости, то скоро узнает, когда мой ребенок будет находиться у нее в животе.

Я быстро закончил свою работу и отложил полотенце в сторону. Ее глаза открылись и поднялись, чтобы встретиться с моими. Между нами пробежала тихая пауза. Я хотел приказать ей повернуться и подставить мне свою задницу. Я хотел отшлепать ее, черт возьми, до кроваво-красного цвета, а затем воспользоваться ее теперь полностью растянутой и вычищенной задницей. Я хотел быть тем монстром, за которого она меня принимала.

В отместку. В предательстве. В обиде и страдании.

Я стиснул зубы и подавил это желание, вместо этого решив дать ей хоть капельку отдыха от меня.

— Мы идем кое-куда сегодня вечером, — заявил я.

Ее глаза вспыхнули, и она, моргая, посмотрела на меня.

— Мы, то есть ты и я? — уточнила она.

Я кивнул, отворачиваясь от ее ангельского личика, и направился через комнату в ванную, где оставил свой пиджак после того, как снял его, чтобы помочь ей принять душ. Мои рукава были слегка влажными, но я все равно переоденусь.

— Я закажу платье позже, — сказал я, забирая пиджак и принес его в комнату. — Ты наденешь его без жалоб.

— ЕСЛИ это означает выбраться из этой комнаты, — ответила она. — Я, блядь, буду ползать по полу.

При этом замечании на моем лице появилась злая усмешка.

— Правда? — Я склонил голову набок.

Казалось, она осознала, что сказала — и кому она это сказала.

— Я не имела в виду это буквально, — быстро сказала она, но было слишком поздно.

— Увидимся позже вечером, любимая, — сказал я с коварной ухмылкой на лице.

— Гейвен, подожди…

Матрас заскрипел, когда я услышал, как она встала позади меня. Я остановился у двери, положив руку на ручку.

— Это не мое имя, Ангел, — напомнил я ей. — Я многое спускал тебе с рук, но ты должна знать, что чем больше ты сопротивляешься называть меня по титулу, тем больше мне придется наказать тебя за это позже.

Последовало молчание, а затем:

— Да… хозяин.

Мои внутренности сжались от удовольствия. Ощущение этого было настолько сильным, что, черт возьми, чуть не поставило меня на колени. Однако каким-то невероятным усилием воли я остался стоять. Более того, я обнаружил, что могу повернуть ручку и выйти из комнаты, закрыв и заперев дверь за своей спиной.

Она никогда не узнает, что значит услышать от нее это единственное произнесенное с придыханием слово для меня, и пока она не доверится мне, она никогда это не узнает.

Глава 13

Хозяин.

Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть, но каждый раз, когда это слово слетало с моих губ, я не могла отрицать, что оно вызывало у меня покалывание, похожее на прилив или трепет, который отдавался эхом глубоко внутри меня. Даже несколько часов спустя, когда я лежала на уже не голом матрасе в комнате, которую я воспринимала только как свою тюремную камеру, напоминание об этом на моем языке заставило меня подумать о нем.