Сегодня пришли большие неприятности. И даже не только потому, что неприятности были по шесть с половиной футов роста.

Они даже были вежливыми. Как-то старомодно вежливыми, будто в книжках. Первый говорил таким спокойным, мягким голосом, спросил о ночлеге для себя и братьев, спросил о том, куда поставить семерых лошадей. А Финниган чувствовал, как по спине бежит холодок и ловил себя на желании забраться под прилавок.

Он не был трусом, трус не потащился бы далеко на запад. Но и в неприятности лезть не хотел. Он был нормальным человеком, который ищет, где лучше, и как избежать беды. А перед ним стояло сейчас что-то такое, которое посмотрит на любую беду сверху своими жуткими светлыми глазищами, поздоровается с бедой своим мягким голосом — и выпустит беде кишки.

А то где вы видели белого человека, который ездит по этим пустошам без револьвера, только со здоровым ножом на поясе, и в ус не дует? В напрочь отсутствующий ус, даже щетины нет, словно только побрился этот высоченный. А волосы — на зависть мексиканским красоткам, длинные. А в зале, матерь Божья, сидят люди Билла, которые тоже ничего не боятся, и которым запах опасности — как запах виски, то ли пьянит, то ли бесит. И сейчас найдут, к чему прицепиться, обязательно найдут. Не к волосам, так к гладкой морде, как у девчонки. Не к этому, так к ушам странным.

А самое милое дело, конечно, покуражиться над человеком без револьвера. А человек, который без револьвера проехал эти богом забытые пустоши живым и здоровым, такое не спустит. Потому что не просто так жив остался. А когда их таких аж семеро...

Обязательно начнется, сказал себе Финниган.

По хорошему, надо было выставить их всех сразу. Но деньги... Всем здесь нужны деньги.

И потому Финниган сказал про две комнаты наверху. А затем, когда длинный гость отвернулся, тихо сгреб из ящика выручку, включая деньги длинного, ссыпал в мешочек, покашливая, чтобы скрыть звон — и сунул под доску пола.

Если начнется, сегодняшнее он сбережёт.

А спрятав выручку, он поймал себя на сожалении, что в его городе не живут такие большие и вежливые неприятности — может, некий Билл объехал бы Парадайз-Спрингс стороной.

Поначалу он увидел четверых: один разговаривал с ним, трое обихаживали лошадей в конюшне, разговаривая с ними так ласково, как не все с женами говорят. Финнегану показалось, что с лошадьми и между собой эти парни говорят на неведомом языке, слишком твердо звучали их слова. Потом из конюшни вышел красивый парень с роскошной косой этакого пшенично-рыжего цвета, на зависть всем девицам городка, и, обернувшись в ворота, произнес с отчётливым выговором богатых семей Восточного побережья:

— Я назову ее Осень.

Потом явились ещё двое, и один из них был выше всех, кого знал Финниган. А второй собрал часть братьев и увел в направлении оружейной лавки, и в этот момент Финниган смог разглядеть всех семерых, включая ещё одного откуда-то взявшегося черноволосого. Трое темно-рыжих, трое черных и один светлый, рыже-пшеничный, будто подкидыш. И все ростом на голову выше среднего парня в этих краях. Финниган помолился про себя, чтобы обошлось без неприятностей, хотя не рассчитывал давно уже, что Господь слышит голоса из этой дыры.

И поначалу казалось, что все обойдется. Трое рыжих прошли на второй этаж, самый первый подошёл, чтобы договориться о еде и расписаться в домовой книге, которую Финниган вел старательно и упорно, несмотря на цену чернил с бумагой. Задержал взгляд на настоящем стальном пере, задержал руку над страницей, вглядываясь в прежние записи — и вывел медленно, но твердо: "Мэглор сын Фаэнора и его братья". Тьфу, Фэйнора, прочитал Финниган правильно.

— Проходите, мистер Фэйнор, — сказал Финниган тихо, — я принесу наверх хлеба и воды. Не надо вам никому в зале сидеть. Мне проблемы с некоторыми посетителями не нужны, вам, наверное, тоже.

Этот Мэглор посмотрел чуть странно, но кивнул и поблагодарил, тоже этак книжно. И позже, когда из оружейного магазина вернулись ещё трое с чехлами, он сразу повел их к лестнице. Пшенично-рыжий и один из черноволосых уже поднялись наверх, и все могло бы обойтись, наверное, но в последний момент один из билловых людей, следивший внимательно за пришельцами, грохнул стаканом о стол и громко сказал:

— Смотри-ка, какие красавчики остроухие и длинноволосые появились в наших краях.

— Точно, — добавил другой. — А Финнегану как раз нужна красотка в салун. Работать.

И сделал неприличный жест рукой.

— Кому-то не нравятся длинные волосы? — обернувшись, спросил в пространство последний из черноволосых, не успевший ещё подняться наверх. На его щеках мелькнули красные пятна. — А я не люблю длинные грязные языки.

Финниган замахал ему руками из-за стойки, мол, иди и молчи, но было поздно. Четверо людей Билла были достаточно пьяны и самоуверенны, и теперь им дали повод.

— Ты смотри, наша красотка хорохорится! — воскликнул третий.

— А как она начнет петь, когда я буду ее объезжать! — снова вступил второй, и остальные захохотали.

"Началось" — тоскливо подумал Финнеган.

А в следующее мгновение черноволосый Фэйнор, только что стоявший у лестницы, оказался у стола. Неуловимо быстрый удар — и биллов парень грохнулся на пол, с силой треснулся головой о лавку, откатился к стене и скорчился там.

Загрохотали падающие стулья и защелкали затворы. Финниган, шепча богохульства, нырнул под барную стойку, нащупывая в нише снаряженный дробовик, а когда высунулся, увидел черноволосого и людей Билла друг против друга. На черноволосого наставили сразу три кольта. Но и он держал в руке кольт драгон и целился Марко прямо в грудь, каким-то чутьем найдя главного. И он был не один. Внизу у лестницы уже стояли двое его братьев, рыжеволосые и похожие до неотличимости, одинаково держа правые руки на отлете. В них блестели прямые ножи, и можно было не сомневаться, что прежде чем в них всадят пулю, ножи полетят в цель и ее найдут.

— А ну прекратите! — крикнул всем Финниган.

Никто даже не посмотрел на него.

"Сейчас начнется, и я всажу весь заряд в эту скотину Марко. А потом возьму деньги — и в бега. Здесь делать больше нечего, провались оно все в ад".

— Мы уходим, — вдруг сказал Марко, очевидно, взвесив шансы и поняв, что соотношение сил не в их пользу. — К вашему счастью, у нас ещё дела в городе. Вам время до завтра, чтобы убраться отсюда нахрен.

— Мы не ищем войны, — донесся громкий голос сверху с лестницы, и Финнеган понял, что самый высокий и очевидно старший из Фэйноров тоже здесь. — Но не приемлем угроз. Идите своей дорогой, и останетесь живы.

И эта книжность посреди хаоса упавших салунных стульев потрясла Финнигана чуть не больше самой драки.

Марко махнул стволом револьвера.

— Вы, берите тело и марш наружу.

Двое остальных подняли пострадавшего бандита. Лицо того было в крови, глаз заплыл; вторым глазом он с ненавистью смотрел на черноволосого, но так ничего и не сказал, пока его не вывели.

— Мы вернемся! — заявил Марко от порога и тоже вышел.

Ближний Фэйнор посмотрел им вслед такими же светлыми жуткими глазищами, как у брата, мазнул взглядом по самому Финнигану, он аж поежился, опустил револьвер и поднялся к спальням. За ним ушли и остальные. А зал салуна остался полупустым, и немногие оставшиеся люди в нем сидели очень, очень мрачные.

И они тоже бандиты и отморозки, и хорошо что их всего семь, подумал Финниган, и ему сделалось совсем грустно. Воспитанные, а такие же негодяи. Господь совсем забыл этот проклятый городишко, когда-то в насмешку названный Райским.

*

Последним вошёл в комнату Амрод, запиравший соседнюю дверь. Осмотрел дощатые крашеные стены и поморщился.

Маэдрос провел рукой по грубой ткани покрывала, по грубому же белью под ним — по крайней мере, оно было чистым. Сел на постель.

Остальные шестеро расселись следом за ним по кроватям.

— Не самый удачный первый день, но могло быть и хуже, — подытожил он.