В итоге я просто закрыл глаза. И уснул.

Следующие дни слились в единую пелену. Я толком не контролировал свое тело, силенок у меня хватало максимум чтобы размахивать конечностями, но хотя бы зрение постепенно улучшалось, становилось четче — и я, наконец, познакомился со своей новой матерью. Симпатичная молодая девушка, лет двадцати от силы. Яркие зеленые глаза, печать послеродовой усталости на лице, постоянная легкая улыбка, тихий, успокаивающий голос… Периодически я попадал в руки к старому, но еще крепкому мужчине, частенько менявшему мне пеленки. На отца он не тянул, уж больно староват. Дед? Возможно.

Несмотря на все недостатки бытия младенцем — беспомощность, слабость, грудное вскармливание (черт побери, человеческое молоко оказалось ОЧЕНЬ невкусным), почему-то все это меня не особо напрягало. Частично потому, что большую часть времени я попросту спал. Но были и другие моменты. Сознание туманилось, для размышлений приходилось прикладывать существенные усилия, быстро истощавшие меня и заставляющие вновь засыпать. Эмоции тоже были какими-то куцыми, сводясь к быстро растущей привязанности к окружающим меня людям (и, особенно, к матери), а также недовольству от голода или испачканных пеленок. Судя по всему, недоразвитый мозг младенца попросту не мог уместить мою взрослую личность в полном объеме и мгновенно, вместо этого постепенно образовывая новые нейронные связи по мере возможности.

Так что, по сути, процесс перерождения в итоге растянулся на недели. Постепенно туман в сознании начал отступать, новое тело наливалось какой-никакой силой, да и сна требовалось все меньше, и через какое-то время я, наконец, собрал большую часть осколков своей былой личности воедино. Но переродился я уже совсем другим человеком. От былого Альберта Ломова, холостого мелкого бизнесмена с кучей амбиций, осталась лишь память и привычки — да и то, в существенной мере подернутые дымком забвения. Эмоции, привязанности — от них осталась лишь тень. Я помнил своих родителей, оставшихся там, на Земле, помнил девушку и друзей, но эти воспоминания толком не откликались в моем сердце. Были и были. Теперь моя жизнь здесь, и все былые привязанности не имели больше никакого значения. Разве что иногда от самого факта потери такого пласта переживаний становилось немного горько, но множество новых впечатлений из этого мира быстро перебивало мимолетную тоску по былому.

Наверное, по местным, да и любым другим, меркам я был крайне необычным ребенком. Не только потому, что плакал и кричал лишь по делу — а как иначе привлечь внимание к тому, что я, например, проголодался? Помимо этого, вселение моей личности дало лишний пинок и без того быстро развивающемуся мозгу младенца. Так что, когда перерождение завершилось, разум, лишенный постоянной мощнейшей нагрузки, начал создавать ее сам — и с жадностью накинулся на любую информацию извне. Слова местного языка подхватывались и анализировались на лету — буквально за пару месяцев я на довольно сносном уровне начал понимать устную речь.

Когда научился нормально ползать (кажется, тоже раньше нормального срока), то первым делом заинтересовался потрепанной книжкой со сказками, которые мне читали на ночь. Книгу частенько оставляли рядом со мной, так что выгадать моменты, когда я был один, оказалось не особо сложно. Благо, работы по дому и хозяйству было более чем достаточно и у матери, и у деда. Так что, поняв, насколько я беспроблемный ребенок, те частенько оставляли меня одного. Понять часть местных иероглифов по выученным наизусть сказкам оказалось не особо сложно, но, увы, одной книги для понимания всей местной письменности оказалось откровенно недостаточно.

Лишь когда я встал на ноги и начал забредать в другие комнаты дома, добравшись до библиотеки Криста, я смог закрыть большую часть пробелов. Тогда же меня первый раз выпороли — силенок удержать тяжеленные фолианты у меня не было, и я осторожно скинул их на пол, быстро пролистывая, пока была возможность. Впрочем, когда дед понял, что с книгами я обращаюсь осторожно и страницы не рву, мне дали возможность под тщательным присмотром делать вид, что я играю с этими необычными «игрушками». Актер из меня аховый, но ребенку списывали многое. Тем более что вариантов у них не было. Я тянулся к книгам — изголодавшийся разум требовал новых знаний — и никакой поркой от библиотеки меня было не отвадить.

Собственный рот на замке я при этом держал достаточно долго. Не стоило к и без того существенной куче странностей добавлять чересчур быстрое освоение языка — да еще и не на уровне «мама-папа», а на уровне «я в своем познании настолько преисполнился…». Лишь спустя год после рождения я понемногу начал говорить, стараясь, чтобы речь не звучала чересчур вычурно для недавнего младенца. Последнее оказалось неожиданно просто. Как ни крути — одно дело понимать и даже читать, а совсем другое дело — говорить, да еще и непривыкшим к этому беззубым ртом ребенка. С произношением местных звуков у меня поначалу возникли большие сложности, да…

Примерно в то же время я, наконец, обратил внимание на слона в тесной комнате, которого я упорно не замечал целый год. Та самая Система, упомянутая Киутом, и мелькавшая во множестве книг деда. Знакомый с подобным концептом из прошлой жизни, я, разумеется, пробовал ее вызвать и раньше, мысленно и вслух повторяя на все лады все комбинации, приходившие в голову. «Система», «Интерфейс», «Отобрази информацию, скотина такая». Всё без толку.

Оказалось, управление этой… штуковиной осуществлялось не голосом, и даже не мысленно, а… даже не знаю, как это объяснить. Некими духовными усилиями, что ли. Объяснить это человеку, не умеющему это делать, было так же сложно, как объяснить человеку, не умеющему шевелить ушами — как, собственно, шевелить ушами. Просто шевелишь — и все. Так и тут. Как только у меня получилось это в первый раз (практически случайно), проблема тут же разрешилась — я почувствовал эти «ушные мышцы», и все стало интуитивно понятно. К тому моменту я уже умел читать на достаточном уровне, и даже немного знал из книг и разговоров об отображаемых показателях, чтобы суметь разобраться в выпавшем полотне текста. И текст этот меня не обрадовал…

Совершенство тела (0.17):

Телосложение (0.1)

Ловкость (0.2)

Стойкость (0.2)

Совершенство разума (1.8):

Интеллект (3.8)

Реакция (0.7)

Восприятие (0.9)

Совершенство духа (0.01):

Объем Ци (0.01)

Плотность Ци (0.01)

Развитие энергетической системы (0.01)

Закалка тела: нет

Окрас даньтяней: нет

Сродство со Стихиями: нет

Сродство с Системой: 11%

В целом, по книгам, я уже примерно понимал, что значит большинство из этих показателей. Большая часть из них обозначались иероглифами с кучей двойных смыслов и значений, но в целом, подобрать аналогичные понятия из русского языка оказалось несложно. Какая-то часть подтекста при этом неизбежно терялась, но критичным это не являлось. Главное, что появлялось какое-никакое понимание. С подтекстами разберусь позже.

Еще три вкладки: «Достижения», «Кошелек» и «Навыки» были девственно чисты. В целом — логично. Но обидно. Никаких тебе достижений вида «Ваш интеллект в двадцать раз выше, чем должен быть в этом возрасте, вы уникальны, получите уберартефакт, нагните этот мир». Учитывая, что местные боги производили вселения чужих душ не единичными экспериментами, а массовыми партиями, и, скорее всего, не единоразово — было бы странно, если бы они оставили в Системе такую широкую лазейку для разного рода проходимцев.

Из разговоров Криста и Иланны я уже понимал, что мир этот оказался полон того, что на старушке Земле называли магией. С долей китайского колорита, но все же. С тем, что боги здесь тоже более чем реальны, я смирился изначально — как-никак, успел увидеть вживую одного из них. С магией и Системой было сложнее. В исполнении деда я видел только балаганные фокусы вроде поджигания свечи пальцем — но оно и неудивительно. Если он исключительно огненный маг, то использовать эту силу всерьез в повседневной жизни ему попросту негде.