– Девушка сказала, вы угрожаете ей. Мы уже нажали на тревожную кнопку. Полиция скоро будет.

Из лифта вышли двое.

– Что за чушь! – дёрнулся Михаэль.

Пара из лифта встревоженно обернулась.

– Пожалуйста, не пугайте людей, – прошипел охранник сквозь зубы.

Михаэль выдернул руку из цепкой хватки мужчины и обернулся – Хосефа вышла из холла, прошла через стеклянные двери, сбежала по лестнице и скрылась из виду, а он всё не мог отделаться от этого идиота, что опять норовил схватить его за рукав.

Шум за дверью вагона стих. Хосефа прислушивалась к нему, пока была в полудрёме, будто кто-то стоял там, снаружи, и выжидал. Последние сутки она не могла открыть глаза. Ей казалось, на неё сбросили небо со всеми его грехами и придавили им.

Кто-то ходил там, за дверью, кто-то караулил её.

Единственное, что было странным – что она уже не лежала у стенки, теперь она была будто по центру. Кто-то передвинул кровать, и она стала вроде как больше. В купе пахло лавандой и французскими духами. А ещё розами, кустовыми, точно такими же, что росли возле их дома. Она ненавидела этот запах. Он доносился до спальни, переплетался с его духами, с омерзением, с чувством стыда. Её поглощал этот стыд каждый раз, когда это случалось. В какой-то момент ей даже казалось, что тело её мертво и она никак не связана с ним. Плоть есть плоть, отдельная, грязная, не её, она есть она, отдельная от всей этой грязи и плоти. Так было легче, но ненадолго. У любого обмана есть голос, и голос тот – правда. Он кричал этой правдой и кровоточил, не позволяя забыть.

За дверью опять скреблись. Переступали с ноги на ногу, будто выжидая чего-то.

У Хосефы потемнело в глазах. Она отдёрнула руку – резкая боль в запястье прошлась по спине, отдалась в позвоночник, застряв между лопаток. Хосефа была прикована к кровати без возможности пошевелиться. Её ноги затянуты кожаными ремнями, руки связаны колючей верёвкой, её тело, бьющееся в истерике, уже ослабло от бесполезной борьбы. Ей не уйти, всё повторится снова. Как всегда оно повторялось последние пару лет.

Дверь открылась, впустив за собою лишь темень. В полумраке – мужской силуэт.

Хосефа закрыла глаза. Всё это было неправдой, всё это не сейчас и не с ней. Его уже нет, его никогда с ней не будет! Она убила его! Убила этот кошмар, убила себя вместе с ним, взяв с собой страшный грех.

Силуэт склонился над ней.

Его духи и дыхание, его запах и грубость.

– Не узнаёшь? – спросил он и впился в неё губами.

Он придавил её всем своим телом, как всегда это делал. Она делала вид, что не чувствует ничего.

– Работала ты сегодня отвратно, – продолжил ненавистный голос, – разбила две чашки, испортила платье жены. Если бы не я, тебя бы давно выкинули отсюда. Скажу по правде, ты ей не нравишься, детка. Но мне плевать. Главное, ты нравишься мне, – рассмеялся её хозяин и расстегнул штаны.

Он впился в неё своим ртом, она вцепилась в его губы зубами, как собака в мясистую мякоть, и надкусила до солёной крови. Он закричал, отшатнулся и с размаху ударил её по лицу.

В ушах зазвенело. Звуки пропали, сознание тоже. Она проваливалась в беспамятство, в кромешную, страшную темень и так и падала вниз, ничего не чувствуя больше, кроме стыда.

Хосефа открыла глаза.

Запах роз уже растворился, как и запах его духов.

Она всё в том же вагоне. Всё в том же кошмаре, но этот кошмар был не так страшен, как реальная жизнь.

Руки Хосефы свободны, как и всё её тело. Она ещё долго смотрела в трясущийся потолок, пока не поняла, что за дверью по-прежнему кто-то стоит.

Чьи-то шаги, чьё-то дыхание, незнакомое, пугающее до дрожи.

Хосефа приподнялась, подвинулась к стенке, вцепилась в подушку руками, будто та могла ей чем-то помочь, и неотрывно смотрела на дверь.

Дверь медленно отъезжала.

В сумрачной глубине коридора – мужской силуэт. Вот только уже другой. И запах от него шёл другой, и ярость.

От случайного проблеска света, пронёсшегося за окном, Хосефа едва разглядела лицо – борода и бандана. В его чёрных глазах тоже был страх, граничащий с диким безумием. На его поясе висели какие-то провода. Он наклонил голову и присмотрелся к ней, а после цыкнул холодной улыбкой.

Она всё поняла.

Тот, кто захватил этот поезд, теперь добрался и до неё. Хосефа выдавила крик из горла, но никто не пришёл к ней на помощь. Он убил их всех, догадалась она, он убил мистера Лембека, и старика Хорхе, и, наверное, даже малышку…

Террорист шёл на неё.

В этом поезде уже никого не осталось, может быть, она была последней из всех. Но смерть её не будет простой – в руке террориста блеснул нож.

Хосефа закрыла глаза.

Ещё немного, и её убьют, зарежут, как и пытались, с того момента, как она оказалась здесь.

Она только сейчас поняла, что это был он. Человек из её кошмара – это он ранил её. Но как он проник к ней в купе, и почему в тот первый день его не застали другие?

Её мысли путались и терялись, уходили в прошлое, застревали в нём, возвращались обратно, не давая ответа, чем ещё больше пугали. Опять нестерпимый жар прошёлся по всему её телу, проникая в каждую мышцу, доходя до костей.

Он уже рядом, она ощущала его над собой, каждой клеткой своего тела.

Холодное лезвие прикоснулось к её шее, спустилось ниже, остановилось на груди. Он склонился над ней, от него пахло смертью и кровью, его ломало и выворачивало всего.

– Где мы? – прохрипел он еле слышно. – Что здесь происходит?

Он тоже не знал, поняла она, он тоже не знал ничего!

Не чувствуя до того ни рук, ни ног, растеряв последние силы, Хосефа вдруг ощутила, как кровь побежала по жилам, наполняя их теплотой.

Когда холодное лезвие надавило сильней, она ударила ублюдка меж ног и, поднявшись с постели, выбежала в коридор.

Хосефа слышала, как он упал, она надеялась выиграть время.

В коридоре темно и прохладно, поезд постоянно трясло. Или это Хосефа едва держалась на дрожащих ногах? Ей нужно дойти до другого вагона, дойти и спрятаться там.

Где он? Идёт или нет?

Она боялась оглянуться, боялась остолбенеть от страха, если вновь увидит его. Пока её сердце билось в испуге, качая разгорячённую кровь, пока её ноги несли это тело, пока она была способна идти, она не могла оступиться.

Не оглядывайся, не смотри!

Ей казалось, она идёт быстро, ей казалось, она почти что бежала, но вагон всё никак не кончался, а она прошла лишь пару купе. Ей опять становилось хуже, она сжимала ручки каждой двери и еле передвигала ногами…

За спиной – тот же шум. Он хлопнул раздвижной дверью и, так же шатаясь, плёлся за ней.

Он сейчас догонит её… он сейчас…

Не оборачивайся, иди! – шептал ей внутренний голос, или это был страх… Она не боялась погибнуть, она боялась его. Демона, нелюдя, чёрта! Оттого она и бежала, от ужаса перед ним.

Его шаги приближались, его хрип отдавался в ушах. Она добралась до тамбура, открыла, зашла, потянулась к двери, считая секунды, как же тяжело она ей далась, захлопнула за собой дверь и вот уже стояла в другом, почти таком же, вагоне. Не успела она сделать и шага, как услышала дикий крик.

Кто-то кричал за спиной ужасающим ором, кто-то молил о пощаде, в том самом тамбуре, что остался за ней. Но разве там кто-то был? Наверное, там прятался кто-то, и теперь этот мерзавец убивает его.

Крик становился всё громче, болью отдаваясь в ушах. Так может кричать только тот, кого разрывают на части. Хосефа хотела взглянуть, но не могла – испугалась. Страх сковал каждую мышцу её прозрачного тела. Кто это был, кто мог так кричать? Мистер Лембек? Наверное, он… Она вспомнила, как он хлопотал над ней у кровати, меняя прохладное полотенце, и не смогла сдержать слёз.

Террорист убивает его, убивает мистера Лембека, и она не может ему помочь. Хосефа рыдала, пока шла вперёд.

Она волокла ослабшие ноги, держась за длинные поручни. Этот вагон был купейным. Хосефа хотела открыть одну из дверей, ворваться к кому-нибудь, попросить помощи, но поняла, что лишь подставит других. Если она спрячется здесь, если здесь тоже есть люди, он убьёт и их всех, если они ещё живы, если они…