У Ярослава голова была яснее, чем моя. Он наш здравый смысл. Был. А сегодня его просто пёрло от ревности.

Пока моя сладкая Омежка спала на заднем сидении моего внедорожника, ехал неспеша и думал над этой дилеммой. Такое в парах впервые. По крайней мере, я не слышал о подобном, чтобы одна истинная предназначалась для двоих. Тем более, если истинная — Омега. Таких, как Анна, не делят вообще. А я нутром ощущаю, что её боль одним мной не уймёшь, потому что Яр должен закончить церемонию спаривания. Он тоже должен прокусить её плечо во время секса. И не просто прокусить во время спаривания, удовольствие должно быть обоюдным и одновременным. Это необходимо сделать только во время первого акта любви между истинными. Поэтому я и хотел подождать брата. Чтобы всё выяснить для начала. А когда вкусил её желание, мне сорвало крышу. Знаю, что Яру сейчас очень плохо. Нужно было пройти церемонию вместе, втроём. Я тоже чувствую его неудовлетворение и щемящую боль от нужды быть с ней. Надо поговорить с Айвой и с ним.

***

— Я забыла задать ещё один вопрос, Кирилл, — вдруг неуверенно произносит Анютка, когда я выхожу из душа. Я немного напрягаюсь от её слов и тона. Догадываюсь, что её тревожит, не представляю, как она отнесётся к тому, кто мы есть на самом деле. Её это слишком беспокоит, я чувствую. Нужно успокоить её и убедить, что всё, что происходит — вполне нормально.

— Да, я помню, что был ещё один вопросик у тебя. Думал, пропустим это и оставим на потом, — улыбаюсь своей Ванильке.

— Для меня это важно, — говорит она более уверенно, готовая к нелёгкому разговору. — Накинь на себя что-нибудь, — просит моя девочка, отведя взгляд в сторону, дабы не лицезреть меня нагим. Стесняется, отвлекается на меня, потому что волную её. А мне безумно приятно от этой мысли.

— Дело плохо, — бормочу себе под нос, надевая на себя спортивные штаны и майку, усаживаясь на край кровати рядом с Ванилькой.

— Кирилл, — говорит она, облокотившись о спинку кровати, подтянув под себя ноги, — скажи, пожалуйста…

— Да, — перебиваю я её, тяжело вздыхая, — мы оборотни, берсерки, называй, как хочешь.

У девчонки вытягивается лицо, и лезут глаза на лоб от изумления, удивления и непонятно чего ещё.

— О-об… — замолкает, прикрыв свой сладкий ротик ладошкой в неверии, но в итоге всё же машет головой, соглашаясь, — бер… Ты уверен?

— На все сто, Ванилька! — улыбаюсь, обнажая свои удлинившиеся клыки, показывая на них кончиком языка. — Самые добрые, милые и пушистые медведи! И я весь только твой мишка! И самый настоящий!

***

Ярослав

Не представляю даже, сколько времени прошло с тех пор, пока меня носило по лесу, и пока я в бешенстве валил кучу деревьев. Стемнело уже. «Дров на зиму хватит всем!» — кривлю губы в ухмылке, глядя на свои избитые руки, которые приятно ноют от порезов и ссадин. Эта боль чуть притупляет моё непонятное влечение к Анне. Ровно до тех пор, пока мой мозг не возвращается мыслями к ней. Самой нежной девушке на свете. Откуда мне знать? Понятия не имею, просто чувствую, что так и есть. Будто моя. Душой и телом принадлежит мне. Матаю головой, горько ухмыляясь, запустив руки в волосы. Не решаюсь заходить в собственный дом, потому что ОНА там. «Аня. Анна. Анюта…» — смакую я её имя у себя в голове, представляя её милое личико с удивительными глазами. Снова что-то ёкает в груди, отзываясь болью во всём теле. «Не моя!» — рыкаю своему зверю, до хруста сжимая кулаки. И почему до него никак не дойдёт это? Чего тревожится так и мучает меня? Почему от одной мысли о ней сердце сжимается, скручиваясь в узел тупой изнывающей болью? Тяжело вздыхаю, сидя на лавочке на заднем дворе дома. Но вещи-то свои нужно как-то собрать, да и сколько можно бегать голым уже? Знаю, что многим всё равно, но не хочу, чтобы Ирина пожирала меня своим безумным взглядом. Не могу отделаться от чувства, что это неправильно. Она не имеет права так на меня смотреть. Бешусь от этого. Как увёл её тогда, провожая до дома, так она успела облапать меня всего, хватала за руки, пыталась поцеловать. Даже рвала на себе своё короткое платьице, сжимала свою пышную грудь своими ладонями, умоляя заняться с ней сексом. А я, как дебил, стоял и лупал на неё глазами, не понимая, что она творит. Осознал, что вообще не тянет к ней, только поморщился в ответ. Ирка обиделась, обозвав меня импотентом и козлиной. Стерпел. Она не виновата, что сейчас меня совсем не возбуждает, что отчего-то зациклился на обычной человечке, ещё и истинной моего брата.

Как извращенец минут двадцать ходил вокруг дома, наблюдая за окнами, что выходят из комнаты Кира на втором этаже. Знал, что брат ещё час назад куда-то ушёл, а я боялся столкнуться с Анюткой. Ладно, была-не была. Захожу домой, стараясь не шуметь, аккуратно щёлкнув дверью. Вдыхаю полной грудью. Её запах уже повсюду здесь витает.

— Блядь! — шикаю, злюсь на себя и реакцию зверя на её аромат. Это даёт мне решимости к действию съебаться отсюда поскорее, потому что я не выдержу ни дня, зная, что она не со мной. Поднимаюсь по лестнице, застыв возле комнаты брата. Прислоняюсь к деревянной двери, и слышу, как льётся вода в душе, а девчонка что-то напевает, совсем не попадая в ноты. — Медведь на ухо наступил, — широко улыбаюсь я, слушая её «пение». Облокачиваюсь плечом и головой о дверь и прикрываю глаза. Я запомню её навсегда. Её запах, милое личико, голос — навеки въелись мне в душу. Руки никогда не забудут, как сжимали её податливую плоть, как она охотно прижималась к моей груди… — Блядь! — снова рычу, не в силах сдерживать себя. Сердце снова сжалось от тоски и боли. Словно вспышкой в мозгу возник её образ в душе. Она абсолютно голая! Капельки воды стекают по её обнажённому телу, будто ласковые ручейки бегут по весенней проталине в ещё заснеженном лесу, касаясь тонкой шеи, упругой груди и плоского живота. Вижу шрам на её ноге. Большой такой: от изящного бедра тонкой дорожкой спускается вниз до самого колена. Даже несмотря на этот, казалось бы, уродливый недостаток, она безумно красивая! Она — само совершенство! Её соски — словно пики гор, напряглись и сжались в милые горошинки. Неимоверное желание припасть к ним накрывает меня с головой. Что, блядь, со мной происходит?! Это что-то новенькое! Часто моргаю, а видение никак не проходит, и я вижу, как Анна теперь проводит своими ладошками по предплечьям, размыливая густую тёплую пену геля, растягивая белую воздушную субстанцию по светлой коже. Проводит руками по шее, задрав голову вверх, и медленно направляется к груди, чуть сжимая её в своих ладошках. Тяжело выдыхаю. По-моему, я вообще не дышал всё это время! Твою мать! Чуть не кончил, будто порнушку посмотрел! Только осознал, что сдавливаю в кулаке свой член, надрывно дёргая и поглаживая его. Я, сука, просто конченый маньяк! Громко рыкаю от злости и бегу в свою комнату, чтобы срочно снять всё напряжение и передёрнуть хотя бы в прохладном душе, а не под дверью своего брата, воображая себе его истинную.

Оргазм в ванной совсем не привёл к долгожданному облегчению и связности разума сознания. Я всё ещё безмерно зол, и от одной мысли об Анне, меня прошибает холодный пот и спазм боли неудовлетворения. Открываю шкаф, натягиваю штаны и кидаю своё тряпье в широкую спортивную сумку. Не могу придумать, что делать дальше. Как будто у меня нет этого «дальше». Нет без неё! Одна пустота и темнота. Плохо! Надо срочно к Айве, только чтобы её Ирка меня не видела, а то снова будет кидаться мне на шею. Фу, бля! Противно только от одной мысли об этом. Выбегаю из комнаты и слышу, что Анютка уже подходит к двери, собираясь выходить. Пулей лечу вниз, кидаю сумку в тёмный коридор и прячусь на кухне за дверью, где нет света.

— Ки-ир!? — зовёт она моего брата, спускаясь по лестнице. Закрываю глаза. Мне сколько, блядь? Пять? Какого хера прячусь за углом? Чтобы не моя истинная не видела меня! Боюсь, что не сдержусь! Нарушу все законы клана и дёрну её, да простят меня предки, Господь и брат. И плевать, что будет потом! Который раз задаюсь вопросом, почему меня тянет к ней? Почему после метки Кира мой зверь никак не успокоится? Да и глупо спихивать всё на зверя, меня самого будто гвоздями приковало к этой сладкой девке. Всё в ней меня привлекает: голос, внешность, фигура, абсолютно всё! Наблюдаю за ней из-за угла, как озабоченный малолетка! Про себя чертыхаюсь, заметив свою футболку, которая выпала из сумки, а сейчас валяется рядом с лестницей. А девчонка поднимает её и нюхает? Может, думает, что она Кира? У людей не такой хороший нюх, как у нас. Но ей приятен его запах. И мой, раз она нюхает мою футболку, улыбаясь. А теперь она морщится и скидывает с себя полотенце. Я в шоке от её нелогичности и её наготы. Тяжело и громко сглатываю вязкую слюну, которой стало слишком много во рту. Член пульсирует, будто и не кончил ещё пять минут назад, а яйца болезненно сжались от потребности снова отстреляться. Боль стала разливаться по всему телу, требуя удовлетворения. Готов застонать в голос, но чудом сдерживаю себя. Анна надевает мою футболку и направляется сюда! До скрежета сжимаю зубы и до боли в пальцах кулаки, и вжимаюсь в стену сильнее, стараясь быть прозрачным, когда она заходит внутрь комнаты. Пытаюсь дышать через рот, боясь, что от её запаха сорвёт крышу. Зря! Твою мать, дебил! Теперь её аромат у меня на языке, в лёгких и в крови. Будто вкусил её всю. Конец, бля! Кир, прости!