— Сука! Отъебись, тварь! — пыхтит он, пытаясь спихнуть меня с себя. — Скрутить её! — орёт он своим тупым амбалам, когда он всё же выворачивается из моих цепких рук и бьёт меня. Я падаю на пол от неожиданности и боли, хватаясь за пылающее и саднящее от удара лицо. Чувствую, что лопнула губа, а по щекам бесконечным потоком текут слёзы. — Люблю строптивых. Я быстро тебя перевоспитаю, сладенькая! А ты — загадочная девочка. Иметь тебя — будет одно удовольствие! — произносит он, приглаживая полными короткими пальцами свою обцарапанную залысину. Этот Аркадич указывает на бумаги своим прихвостням, что так и валяются у ног моего недомужика, и неспешным шагом выходит из помещения, снова с трудом протискиваясь в двери кафе. Меня тут же подхватывают под рученьки и выводят на улицу.

— Анютка, я… — кричит мой благоверный, догоняя нас, пытаясь оправдаться передо мной.

— Пошёл ты на хер, тупой придурок! Я думала, ты квартиру хочешь продать, а ты меня продал? Урод! Надеюсь, ты сдохнешь, гнида! — ору я, пока меня запихивают в машину. И никто, никто, сука, не пришёл мне на помощь! Твари!

У этого Бориски было две машины. Слава Богу, он ехал в другой, и мне не пришлось вдыхать его «приятный», «пряный» аромат, что он источал. Это единственное, что радовало меня в данный момент.

Я решила не лезть на рожон и не задавать лишних вопросов. У этих молчаливых амбалов всё равно ничего не разузнать, потому что за всё это время они не обмолвились и словом. Возможно, им всем подрезали языки за лишний пиздёжь. Очень не хотелось, чтобы и меня ждала подобная участь, учитывая, что мне завязали глаза каким-то платком, хорошо, что не сопливым, и на том спасибо. Руки мне перевязывать не стали, придурки! Честно говоря, я не жаловалась. И так было ужасно страшно! Я впервые оказалась в подобной ситуации, и как нужно себя вести, я даже не представляла. Решила притихнуть, пусть думают, что я от страха отрубилась. Возможно, обо мне забудут, и я скоро вернусь домой. К кому? Дура! Если останусь жива, сразу же разведусь! Мне уже терять нечего! Всё плохо! Чего ж так не прёт-то, а? Пореветь что ли опять? Не стоит! Успокаиваю себя тем, что не всё потеряно. Я справлюсь! Я сильная!

«Думай, Анька!» — приказываю я себе. Было б чем, обязательно бы сделала это! Так, начнем с малого: я прекрасно вижу свои ноги, когда опускаю глаза вниз, а ещё — ткань, натянутая на глаза, просвечивает, давая возможность подглядывать за тем, что творится вокруг. Это неплохо, учитывая моё положение. И ещё… И всё, блядь! Больше никаких плюсов я не нашла. Да и не происходило больше ничего, кроме монотонной поездки куда-то в глушь.

Мы ехали минут сорок по дороге от «У Васи», свернув в какой-то посёлок, рассмотреть название которого мне не удалось, так как охрана сидела с обеих сторон от меня, и виделось через платочек не так хорошо, как могло бы показаться изначально. Далековато же забрался этот Аркадич от города.

Наконец, мы въехали во двор, где был трёхэтажный коттедж. Я сама сняла повязку, не дожидаясь разрешения, посчитав, что уже можно, раз мы уже прибыли на место. И моему взору предстал не просто коттедж — дворец! По-другому назвать это сооружение я не могу. Очень красивый домина, что у меня даже челюсть отвисла. Он был окружен высоким забором, позади которого был открытый бассейн со шезлонгами на газоне и личным барменом у барной стойки. Ну что ж, этот Боря взял меня явно не для того, чтобы я тут всё вылизывала вместе с уборщицами, что трут столы в беседке. Вон, сколько девушек в форме бегают вокруг, пытаясь угодить своему хозяину. «Хотя, вылизывать мне всё же что-то придётся!» — морщу я нос. Неприятная мысль проскочила у меня в голове, от одного представления которой захотелось блевать. О! Как раз — то, что нужно!

— Мне плохо! — процедила я, резко падая на колени. Артистизма мне не занимать, не зря два раза выступала в школьном спектакле. Хотя на деле проявить себя по полной давно не удавалось. М-да! Но всё же лучше, чем некоторые актрисульки в наших дешёвых романах на телевидении, которые даже свои реплики из сценария запомнить не могут. А у меня сейчас сплошная импровизация. — О, Боже! — стону я, наклоняя голову ниже, почти касаясь земли, начиная закашливаться и давиться, кусая себе язык и плюя слюну на красивый стриженный зеленый газончик.

— Блядь! — взревел невесть откуда взявшийся Борис Аркадьевич, стоя надо мной, а я аж закашлялась ещё больше от его зловонного запаха, безжалостно врывавшегося в мои ноздри. Ещё чуть-чуть, и меня взаправду затошнит. — Она сейчас мне тут всё обблюёт! А к нам вот-вот приедут важные гости! Быстро отведите её в туалетную комнату на первом этаже, и пусть приведёт себя в порядок! У меня на неё большие планы!

А, ебать! Аж глаза закатила. Туалетную комнату, а не просто туалет! В натуре, блин, дворец! Куда уж мне, обычной бухгалтерше, до страстей в его гареме. Надо срочно валить!

Но свалить мне сразу не удалось. Доволочив меня до туалетной комнаты, охрана так и осталась стоять рядом. Грозные молчаливые ребята лишь отвернулись, став ко мне спиной, дабы не лицезреть мою притворную блеватню. Слюней уже не осталось совсем, зато абсолютно настоящие слёзы лились рекой от страха и боли в языке, который я весь искусала уже, наверное, до крови. Всё ещё притворяясь, будто меня тошнит, стою над раковиной и охаю, тонкой струйкой включив воду, омывая своё лицо.

— Твою мать, Шкет, я выйду, а то сам сейчас наблюю вместе с ней, — не выдержав, произносит один лысый гражданин. О, всё-таки языки у них на месте и говорить умеют! Надо же!

— Я сам еле держусь, — вдруг цедит другой, начиная давиться спазмами, отпихивая своего дружбана к выходу. И тот с огромным облегчением скрывается за дверью. Ура! Какие ж эти мужики всё же впечатлительные натуры. И Шкет не выдерживает тоже, летя мимо меня прямой наводкой в туалетную кабинку. Полощет его там не по-детски, надо признать. Бедняжка. А я остаюсь одна у раковины. И это мой шанс! Возможно, единственный!

Пока Шкет рычит над белым другом, а из раковины льется вода, приглушая любые звуки, я приоткрываю дверь, просунув в щель свою голову. Тот другой — Хитмен свалил на улицу подышать свежим воздухом, видимо тоже поплохело немного. Отлично! Никого. Быстро вышла из туалета, направляясь в другую сторону по коридору, моля Бога, чтобы меня пронесло, в смысле, чтобы ни на кого не наткнуться. Раз это первый этаж, должен же быть и другой выход, возможно и не один, пусть даже и через окно. Обычно эти выходы идут от кухонных помещений. Ищем пищеблок, это ж Дворец, значит и не кухня там вовсе.

Приостанавливаюсь возле комнаты, где чуть приоткрыты огромные дубовые двери, и слышен блеющий голосок Бореньки, который я сразу и не признала. Неужели есть кто-то важнее него? Быть не может!

— Кир, Яр, не горячитесь! — слышу я мурлыкающий голосок Аркадича.

— Кирилл Алексеевич и Ярослав Алексеевич для тебя! — поправляют его грубым раскатистым голосом. А у меня просто мурашки по коже от этого баса. Не пойму, от страха ли? Какой глубокий обволакивающий голос! Никогда не слышала подобный тембр.

— И-извините, Кирилл Алексеевич, Ярослав Алексеевич! Так и быть, предложу вам кое-что взамен в надежде разрешить нашу проблему, — загадочным тоном мямлит Борька.

— Боже, поверить не могу, Жир. Неужели в тебе и правда течет кровь одного из нас?! Не удивительно, что ты не можешь обернуться! И это не из-за того, что ты полукровка! Ты просто сраный трусливый баран! Тошно смотреть на тебя! Изворотливый, сука, склизкий, червь! Нам не нужно ничего от тебя! Мы предупреждали тебя, чтобы ты свернул свою лавочку, и свалил отсюда к ёбаной матери, в свою вонючую нору, где и прожил столько лет! — опять этот мужик громко басит, почти рычит, а я аж вздрагиваю от неожиданности почти после каждого слова. «Обернуться»? «Полукровка»? О чём они говорят вообще?

— Но, я ведь… — начинает оправдываться Аркадич.

— Завали! — обрывает хозяина дома практически такой же голос, как и тот, который обозвал Бориску, только звучит он с другой стороны комнаты. Этот голос немного жёстче и резче. Но и от этого я резко дёргаюсь и вздрагиваю, будто эти слова предназначались именно мне.