Сегодня выдался жаркий июньский денёк. Безумно приятно пахнет луговыми цветами и просто природой. А какое зарево кругом от наступающего заката, не описать словами! Солнце клонится за горизонт, напоследок озаряя потускневшими лучами высокие макушки берёзок для того, чтобы снова напомнить о себе рано утром с новым восходом. После дождя накануне трава набрала цвет и сочность. Так красиво, что хочется остаться здесь навеки! Наверное, всё это я смогла бы оценить по достоинству, если бы не одно НО, твою мать! Бегу по полю, как ошалелая, чертыхаясь и ничего не понимая, в своём любимом чёрном сарафане макси в мелкий белый горошек и разрезом на правом боку от самого бедра, ну, или до него, это с какой стороны посмотреть. Мои светлые длинные волосы упали на голые плечи, так как заколка, что их держала, куда-то подевалась, а шпильки из пышной прически повылетали, к чёртовой матери, утопая в густой высокой траве, которая нещадно царапает мне ноги, цепляясь за открытые сандалии, застревая между пальцами. Хорошо, что на мне были не сланцы, иначе, бежала бы я сейчас на руках, потому что мои нижние конечности торчали бы в разные стороны из-за неизбежных вывихов и переломов от частых спотыканий о дёрн и землю в поле.

Чужой дом, точнее, трехэтажный элитный дворец в загородном посёлке, остался уже далеко позади, а вот мои опасные преследователи совсем рядом и практически дышат мне в спину.

Широкий ворот сарафана аккуратно подчеркивает мои открытые ключицы над грудью третьего размера, норовясь сползти до самой талии и слететь вовсе. Бок колет, сердце стучит уже где-то в районе глотки, в груди нещадно горит от болезненно скукожившихся лёгких, горло саднит от нехватки кислорода, или от его переизбытка, уж не знаю, и в моём бренном тельце сил уже совсем не осталось. Я никогда не любила спорт и физические нагрузки, и эта нелюбовь теперь отдаётся мне по полной. Но мне на всё плевать, потому что я всё ещё не готова помереть прямо здесь и сейчас, так как за мной гонятся гончие. Самые, что ни на есть, настоящие большие собачки бульдожьей наружности размером с полугодовалого бычка со слюнями наперевес: то ли от бешенства, то ли от голода. Решать эту задачку ни времени, ни желания у меня нет. «О, Боже! — молю я, — Спаси и сохрани!» — шепчу эти слова без конца, хотя не являюсь религиозной барышней, даже пост не соблюдаю, да простит меня Господь!

Впереди меня густой лес, позади — милые слюнявые бычки. Выбор не велик, чтоб их всех черти драли! Особенно моего, теперь уже точно бывшего, козла!

Задыхаясь, всё же решаюсь нестись вперёд. Бегу сквозь непролазную чащу. Ветки деревьев, словно закаленные прутья, хлестают меня по лицу и рукам, раздирая кожу до крови, оставляя мелкие порезы, а леденящий душу вой и лай собак-бульдожек всё ближе. «Ну всё, мне пиздец!» — пролетает последняя дельная мысль в моей пульсирующей, видимо от бешеного кровяного давления, голове прежде, чем успеваю свалиться в овраг. До боли клацаю зубами, прикусывая язык, и чувствую металлический привкус крови у себя во рту. Ну что же, товарищи, так свезти может только мне, ёб их всех сраный кабан!

Ну, плешивый муженёк Максимка! Это ж надо, сделал мне «прекрасный», сука, подарочек на нашу годовщину жестяной свадьбы…

— Аннушка, ты прекрасна! — восторженно произносит Максим, поправляя свои стильные очки в чёрной оправе на широкой переносице, когда я при полном параде выхожу из комнаты, и галантно целует мне руку. Он не изменился за последние годы, разве что полысел на полголовы и набрал несколько десятков килограмм, поэтому и любимый пиджак на нём сегодня расстегнут, так как полы его не сходятся на пивном животике. «Такого сладкого мальчика ничем не испортить!» — каждый раз при встрече говорит свекровь, недовольно косясь в мою сторону. Видимо, даже мною, в смысле — не испортить. Просто рядом с таким медовым мальчиком постоянно стою я, присосавшаяся к нему бездарная ложка дёгтя. Она всегда высокомерно относилась ко мне, ведь я никогда не была достойна её сыночка. Охмурила такое распрекрасное дитятко и вышла за него замуж. Он же такой умничка, имеет высшее образование и в своё время закончил школу с золотой медалью, в которой и работала директором его же мамочка. Перед ним были открыты двери любого института. А он выбрал экономический. И встретил там меня. А я… А я тоже, между прочим, имею высшее образование, и списывал он все годы обучения тоже у меня, а не наоборот, потому что вечно прогуливал занятия, навёрстывая упущенное во время обучения в школе под пристальным взором маменьки. А будущая свекровь почему-то была уверена, что в учёбе скатился сынок только из-за меня, ну или из-за большой и пылкой любви ко мне. В общем, во всём виновата я и только я. И полысел он тоже, видимо, благодаря мне, также, как и наел лишние килограммы. А то, что он питается дома, а после работы идёт к маме, и она его снова кормит, думая, что дома он ничего не кушает — это ничего. Тоже виновата только я.

— Спасибо, милый! — довольно улыбаюсь ему, немного краснея, непривычная к похвале супруга. Сама накрасилась, уложила волосы, собралась, в конце концов. Последние годы мы экономим на всём. Я допоздна на работе, он тоже… Даже наша супружеская сексуальная жизнь практически сошла на нет, сведясь только к непонятным пятиминутным сотрясаниям в ночи Макса, которые случались от силы раз в неделю. А как же я? А я и так не особо отличалась желанием к подобным плотским утехам, а за это время совсем остыла и офригиднела к нему. Даже те нелепые вяленькие и реденькие поползновения в мою сторону совсем не радовали меня, скорее, наоборот, я не могла дождаться, когда это всё закончится.

— Это платье новое? Оно великолепно, дорогая! — говорит муж, подходя ко мне ближе. — Ты очень красивая, — произносит он и проводит рукой по бедру, откидывая полы на вырезе моего праздничного сарафана.

— Макс, мы опаздываем, — корю я его, расстроенная тем, что он совсем не помнит этот наряд. А ведь я всегда надеваю его только летом и только в этот день, и каждый раз он задает мне один и тот же вопрос: «Оно новое?». «Нет, блядь! Оно уже старое, как говно мамонта! Но безумно любимое, потому что я впервые надела его на второй день нашей свадьбы, тупой ты придурок!» — вот так именно хочется ему ответить, но я каждый раз держу себя в руках. Он же очень нежный и ранимый у нас, и мне нельзя его обижать! Так всегда говорит моя «любимая» свекровь. Ведь Максик совсем не виноват, что у мне вечно не хватает денег из-за моих же неуёмных желаний и потребностей. Тоже её же слова. Я прекрасно понимала, что она не права, и последний раз я позволила себе купить обновку лет пять назад за свои же собственные отложенные деньги, не его. Макс уже давно мне ничего не дарит, даже цветы, даже в такой день, как этот, и я не обижаюсь, понимая, что лишние траты сейчас ни к чему. Поэтому сегодняшнее мероприятие в кафе, устроенное им, посвященное нашей годовщине, меня очень удивило.

— Ладно, так и быть, — загадочно улыбнулся Максим, — сегодня вечером тебя ждёт небольшой сюрприз, любимая!

Ни хуя се! Кто ж знал, что выйдет ТАКОЙ сюрприз!?

Восемь лет нашей совместной супружеской жизни мы отмечали в чахлой кафешке в пригороде с говорящим названием «У Васи» в компании его тупоголовых вечно гогочущих странных дружбанов, напоминающих бандитов из девяностых, и их напомаженных наращенных со всех сторон куриц с губами больше, чем моя жопа, и сиськами, напоминающими баскетбольные мячи. Всегда удивлялась тому, как можно вообще говорить таким ртом, он же еле двигается! Иногда вообще не понимала, кто ко мне обращается, потому что казалось, что их губы не шевелятся вовсе, поэтому приходилось переспрашивать и вглядываться в лицо каждой окружавшей меня девушки.

Странная у нас семейка вышла. Я почти ни с кем не общалась, всё время проводя на работе. Как-то быстро после свадьбы оборвались все мои контакты абсолютно со всеми. А как умерла мама, вообще не осталось никого, кто бы меня понимал в этой жизни.