Не скрывающая улыбку Строганова чуть покашляла, слегка осаживая меня.

— Вы, господа, хотели замять этот скандал и по-быстрому найти виновного? Так я вам такого шанса не дам. И молчать не стану. И сотни тех, кто за моей спиной, молчать тоже не будут. Хотите разобраться в ситуации — разбирайтесь, это ваше право и обязанность, но не бейте подло в спину, безлично и скрыто.

В полном молчании я села на одно из свободных мест, почувствовав, что Римма садится рядом со мной.

Ректор выглядел взбешенным, мой декан — уставшим. Декан факультета математики — злым. Разные чувства читались на лицах ученых и преподавателей ВУЗа.

— Наверное, — в полной тишине заметил один невысокий, щуплый старичок, — никто не станет возражать, если я скажу, то, о чем мы все думаем: все, рассказанное студенткой, не выдерживает никакой критики. Я говорил об этом раньше, скажу и сейчас: с самого начала это выглядело как выдумка и фарс. Не понимаю, почему ради очередной сплетни, надо было выдергивать нас с работы?

— Я хочу заслушать показания этой девушки и задать ей несколько вопросов, — от льда голоса Строгановой мороз пробежал даже по моей коже. — Если это ложь — она должна понести ответственность согласно УК РФ. Задеты честь и достоинство не только ученого, но и преподавателя — что недопустимо в студенческой среде. В случае, если вы не вызовете эту студентку, я вынуждена буду подать заявление в суд от имени моего клиента.

На ректора было страшно смотреть. Гул с улицы не затихал, нервировал, раздражал. Выступить с обвинениями не решился никто, понимая, что все это будет вынесено на всеобщее обозрение. Я криво усмехнулась — люди никогда не меняются. Они готовы бить в спину, но вот когда нужно действовать открыто — боятся. Сильно боятся.

Ректор сдался. Он позвал секретаря и что-то тихо велел ей.

— Сейчас придет студентка, — устало сообщил он.

Ждали мы минут 15. Все это время Римма строчила сообщения Лехе и Дену, они сообщали обо всем, что происходит ребятам на улице. Решение опросить студентку улица встретила одобрительными выкриками.

Как я и предполагала в конференц-зал зашла зарёванная Наталья. На нее смотреть было страшно. Уж насколько бледным и уставшим выглядел Михаил, Наталья выглядела значительно хуже. Я бы сказала изнеможённо. На долю секунды я прикрыла глаза — где-то в глубине души надеялась, что это будет не она. Но, тряхнув головой, посмотрела ей прямо в глаза.

Увидев меня она стала не просто белой — она стала почти зеленой. Мне показалось ее вырвет прямо там, на месте. В душе шевельнулась жалость — такой затравленной она выглядела.

Михаил прикрыл глаза рукой, словно почувствовав головную боль. Но я-то знала — ему больно видеть эту девушку, и очень жаль ее.

Ее посадили почти напротив меня. Но больше глазами мы не сталкивались — она упрямо смотрела в стол невидящими глазами.

— Наталья, — обратился к ней ректор, сдавая с потрохами на растерзание хищникам. Всем уже стало ясно, что история подходит к завершению. Но никто не хотел становиться крайним, поэтому ее попросту слили, как остывший чай. — Расскажите вашу версию событий.

Наташа всхлипнула, по лицу потекли слезы.

— Да, Наталья, — со своего места встала Строганова. — Расскажите нам, пожалуйста, что именно сделал с вами Михаил Иванович.

Она открыла папку и прочитала.

— Расскажите нам как он: «задевал вас рукой время от времени», «дотронулся до вашей груди», «просунул руку между ваших ног», — с каждой новой фразой адвоката, Наталья сжималась все сильнее и сильнее, а на последнем предложении разрыдалась в голос.

От этих показаний замутило уже меня. Захотелось подойти к бывшей приятельнице и отвесить ей хороших оплеух, таких, чтобы морда в стол впечаталась.

— Хорошо держишься, — шепнула Римма, вовремя вернув меня к реальности.

— Хватит! — прервал допрос Михаил, вставая, — довольного этого шоу. Все насладились? — он обвел горящими глазами членов совета. — Отдали девчонку на растерзание и довольны? Ей всего 18 лет, она — ребенок! Глупая — да, завравшаяся — да, но она — ребенок. А вы взрослые, состоявшиеся люди, раздули историю в своих целях, а когда не удалось все сделать по-тихому, бросили девочку на передовую. Давайте растерзаем ее! Вы все прекрасно знаете, что я никогда, ни одним пальцем не коснулся ни одной моей студентки, — он смотрел прямо на меня, только для меня предназначалась эта его фраза. — Что все это не более чем выдумка! И сейчас вы решили умыть руки, откупившись этой девочкой?

Все молчали, в зале слышался только гул с улицы и плач, точнее рев Натальи.

— Наташа, — я сглотнула ком в горле. — Я прошу тебя, расскажи правду, — на доли секунды мой голос сломался. — Все это зашло слишком далеко и это не правильно. Я знаю тебя, ты умная девушка, хорошая подруга. Расскажи всю правду, как она есть, иначе ни у кого из нас не будет возможности тебе помочь.

— Да, — крикнула она. — Я солгала! Солгала! Меня попросили, и я не смогла отказаться. Я… мы не думали, что история перестанет быть просто сплетней и станет поводом к разбирательству.

На долю секунды в голове у меня зашумело. Я выдохнула воздух, который, как оказалось, задержала в груди.

— Думаю, — Строганова была одна из немногих, на кого эта сцена не произвела ни малейшего впечатления, — пора заканчивать цирк. Предмета для разбирательства больше нет. Для разборок с запутавшейся девочкой ученый совет не нужен. Константин Павлович, по поводу компенсации морального вреда моему клиенту мы поговорим позже, и скажу сразу — премией вы не отделаетесь. Может будем закрывать вопрос?

Возражений не последовало. Кто-то правда заикнулся, что надо бы решить вопрос с собравшимися студентами и санкциями в их, ну то есть в наш, адрес. Но один ледяной взгляд Строгановой и яростный ректора заставил умника заткнуться.

Быстро было вынесено решение о полной невиновности Михаила, и члены совета поспешили убраться прочь, не глядя ни по сторонам, ни друг на друга. Задержались в кабинете только ректор, Михаил и его адвокат, мой декан и декан Риммы и мы трое: я, Римма и Наталья.

— И что вы здесь забыли? — рявкнул на нас ректор. — Вас ваши деканы ждут.

— Я думаю, Константин Павлович, — устало вздохнул мой декан, — что Якимовой автоматом можно зачесть курсовую за второй курс.

— И практику Строгановой, — добавил ее декан.

— Делайте что хотите, — отрезал ректор, — только чтоб я их больше не видел в моем кабинете. Идите, декабристки, общайтесь с общественностью.

— Нет, — холодно перебила я его. — Я останусь. Наталья призналась во лжи, но я уверенна, что есть тот, кто стоял у нее за спиной. Я хочу знать, кто это!

Опережая моего декана, который готов был убить меня взглядом, ко мне шагнул Михаил.

— Остановись, Кира, — тихо попросил он, — хватит. Мы победили. Дальше моя работа, не твоя. Мы спокойно выясним правду. И я не позволю обидеть Наталью, пусть она и ударила по мне, обещаю. Поверь мне. — еще тише добавил он, гладя в глаза. От его близости, его запаха — такого родного, такого уютного закружилась голова. Столько нежности было в его взгляде и голосе!

Я не стала спорить, молча кивнув.

Нас ждали последние аккорды разыгранного спектакля.

Площадь встретила нас радостными криками. Благодаря быстрым сообщениям Риммы, все уже знали в общих чертах, что Стоянова удалось отстоять. Выйдя к ребятам я поблагодарила их от всего сердца, но общаться с прессой и отвечать на вопросы оставила Римму. Ей, как начинающему юристу, это было намного важнее, чем мне. Мы, политтехнологи, всегда всего лишь стоим за спинами своих клиентов, стараясь не слишком выделяться.

Я отошла от толпы, улыбаясь всем встречным, поздравлявшим нас с победой и подставила лицо прохладным каплям дождя. Время едва перевалило за полдень, но город окутали густые осенние сумерки. Голова кружилась от осознания того, что мы только что сделали и одновременно от усталости. В моей жизни было не мало побед, но эта была самой сладкой.