— Вглядись в черты, которых сочетанье

Особое таит очарованье;

И все, что скрыто в чудной книге той,

Ты в выраженье глаз его открой.

Я взял телефон и начал пролистывать рабочие чаты, в надежде утихомирить неясный гулкий стук внутри.

— Как книга без обложки, он лишь ждет,

Какой его украсит переплет.

Вновь взглянув на неё, я увидел, что она испепеляет меня глазами.

Зачем я пришёл? Мне в жизни хватало волнений.

Стоило ли уже оформлять заявление на увольнение?

* У. Шекспир, «Ромео и Джульетта»

Я вновь обратил внимание на телефон, лишь бы никто не заметил, как она смотрит, как я смотрю.

Девчонка продолжила говорить, я больше не вслушивался, теряясь в собственном разочаровании этим днём. Мне хотелось обвинить Викторию, которая отпросилась на праздник, а не занялась работой в офисе. Но я понимал, что сам поддался на уговоры заведующей.

— Нравится, Марат Ильясович? — тихо спросила она.

Пора прекратить быть отзывчивым и вернуться в роль сволочи, безжалостного исполнительного директора. Хватит с меня сантиментов.

— Ещё не решил.

Вскоре Лилия Николаевна удалилась из поля зрения, благородно позволив мне выдохнуть.

Пьеса шла своим чередом, неминуемо приблизившись к трагическому концу. Я заметил, что студентка умело выразила неистовое горе матери.

Но это — было не в её пользу. Лучше бы она сыграла посредственно, отводя подозрения в одном темном деле.

— Идем, рассудим обо всем, что было. Одних — прощенье, кара ждет других. Но нет печальней повести на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, — произнес знаменитую фразу один из героев и актовый зал погрузился в тишину.

Хлопок сбоку потянул за собой цепную реакцию, и зрители начали неистово аплодировать, вставая с кресел.

Новоиспеченных актёров стали одаривать цветами. Скользящей походкой к Лилии Николаевне приблизился Тимофей Бондарев. Он вручил ей коробку с розовым бантом и обнял за плечи. Глупо улыбаясь и что-то шепча, девчонка прижала его к себе.

Я отвернулся и закатил глаза.

— Наша Лиличка молодец, да?

— Талант прям искрится, — с сарказмом выплюнул и начал продвигаться к выходу.

— Ну полно вам. Я же видела, что вы смотрели с особым вниманием, — усмехнулась она, идя следом. — Разве не замечаете, как она старается?

— Замечаю. Я это высоко оценил.

Отругав её у стены аудитории.

Мы вышли к проходу, где остальные преподаватели столпились, чтобы обсудить пьесу.

— А она сказала, что вы плохо к ней относитесь.

Серьёзно? Девчонка жалуется на меня заведующей? Такого коварства я не ожидал. Во мне проснулось дикое желание наказать студентку.

Что же, интересно, она упоминала? Какой я плохой, мучаю её на семинарах. А в свободное время зажимаю в укромных местах альма-матер?

Нет, это уже моё безумие. Надеюсь, ничего такого она не говорила.

— Хорошо, что вы нашли общий язык, — продолжила женщина, не увидев моего замешательства. — Лиля может далеко пойти. Согласны?

Вопросительно подняв брови, сказал:

— Правильно ли я читаю между строк, что вы намеренно выделяете её среди других?

— Конечно, нет, — легко ответила она и подключилась к беседе коллег, увлекая и меня в разговор.

Спустя пять минут я завидел Викторию и указал ей на выход. Она с пониманием кивнула. Я подумал, что сначала мы заедем в ресторан и утолим голод. Во всяком случае, мой точно.

Быстро попрощавшись с педсоставом, я собирался уйти, но меня задержал фотограф, который собрал всех для снимка.

— Давайте-давайте, — подхватила идею Татьяна Ивановна.

Боже, как отсюда сбежать⁈ Если бы Юрий Сергеевич написал книгу о том, что ожидает меня на посту преподавателя, я бы не предъявил ему категоричные обвинения.

После очаровательной фотосессии все начали расходиться. Вдруг заведующая увидела её и позвала. Девушка успела переодеться и сейчас была в легком платье.

Со счастливым выражением она зашагала в нашу сторону. Лишь на подступах студентка узрела меня и смущение нарисовалось на лице алой краской.

— Мы в восторге, Лиличка! Зря ты боялась выступать — сыграла отлично! — нахваливала женщина. — Марату Ильясовичу тоже понравилось.

Такого я не говорил…

— Спасибо большое, — тихо отозвалась она, ладонями прикрывая горячие щеки.

— Вас троих сфотографировать?

Я был готов убить фотографа!

— Разумеется, — весело объявила заведующая. — Марат Ильясович, подходите. Не заставляйте женщин ждать.

Всё же увольнение — это лучший выход.

Я встал с другого бока и сделал мрачное выражение лица. Фотограф ослепил нас вспышкой и поднял большой палец вверх.

— А теперь вдвоём! — провозгласила Татьяна Ивановна и удалилась восвояси.

Расстояние между нами было около метра. Страшившись его преодолеть, девчонка крутанулась в бок в поисках какой-либо поддержки. Но сейчас её никто не спасёт от меня.

Шагнув навстречу, я произнес:

— Робеете, Лилия Николаевна? Значит, как смотреть на меня со сцены, дерзость вам позволила, а как подойти, то испугались.

Она вскинула ресницы и приоткрыла рот от изумления.

— Я… Вы не так поняли…

— Конечно, — схватив упрямую за руку, повернул нас к фотографу. — Я понял именно так, как вы задумали это в своей голове.

— Простите, я забыла текст на сцене. Не хотела вас смущать.

— Улыбочку! — вмешался фотограф в наш острый разговор. — Какие-то вы напряженные…

— Делай уже! — приказал строго.

Она выпрямилась и посмотрела в камеру.

— Хотели, ещё как хотели, — тяжелым шепотом сказал я. — Но вы юны для таких игр.

Наведя объектив, фотограф щёлкнул затвором пару раз, а затем блаженно поинтересовался:

— Взгляните?

— Нет! — категорично отозвался я.

Вымученно кивнув, он быстро ретировался с поля моего цепкого зрения.

— Мне девятнадцать.

— Как прекрасно, но зачем мне эта информация? — раздраженным тоном задал я вопрос. — Что у вас в голове? Месть? — она вздрогнула, а я удовлетворённо хмыкнул. — Я не потерплю этого. Приведите мысли в порядок и не доставляйте мне сложностей.

Что-то вертелось на её языке, наверно, гневный, с привкусом досады, монолог, но студентка продолжала смотреть на меня и кусать нижнюю губу.

Шуршание слева нас отвлекло. Приблизилась Виктория и, натянув обаятельную улыбку, сообщила:

— Я готова ехать, Марат Ильясович.

Она всегда могла подобрать хорошие формулировки, даже когда я был суров, девушка не выказывала претензий. И вот сейчас, она ждала меня у входа терпеливо, а напоминая о времени, ничем не выдала мою задержку.

Это мне понравилось в Виктории изначально. Она предельно ясно осознавала, что нужно делать, чтобы построить карьеру. Несмотря на её молодость, Виктория мыслила холодной головой. Как и я.

Вернув ей улыбку, я кивнул.

— До завтра, Лилия Николаевна, — обернувшись, сказал девчонке.

Замешательство, отразившееся на её лице, было куда слабее, чем боль, которая мерцала в глазах студентки.

— Надо продолжить веселье! — объявил Тимофей ребятам, когда мы вышли из университета. — И я не про чай с преподами, шутники. Давайте завалимся в клуб?

Многие поддержали идею и стали решать, куда поехать.

— Тим, — я сжала его ладонь, — не уверена, что хочу в клуб.

Парень остановился и по-свойски притянул меня за талию. Я обняла его за грудь, подняв голову вверх. Глаза Тимофея были серые, как хмурое небо в октябре. Однако сам он никогда не был грустным. В нём таилась искра и легкость, Тима не волновали трудности, поэтому я редко видела его лицо, искаженное беспокойством. Он был моим якорем в огромном и бушующем океане.

— Кто мне жаловался на учебу? — парень игриво коснулся моего подбородка. — Разве тебе не хочется расслабиться?

— Да, но как-то нет настроения.

— Куда пропало? Полчаса назад ты была радостной. Что случилось? — шепнул он на ухо.