Позади меня Джексон усмехнулся.

— Я знаю куда бы ещё ты могла присесть.

Я проигнорировала его и вернула меню на место.

— Я просто выпью Бад Лайт.

— Отлично, — сказал он, затем, наконец, отпрянул от моего стула.

Как только он ушёл, я откинулась на спинку стула, наслаждаясь возможностью снова дышать. Мои родители с подозрением смотрели на меня.

На лице мамы была глупая улыбка. Папины очки сползли на нос, и его взгляд прыгал между мной и Джексоном.

Я слегка улыбнулась им обоим, засунув руки под бёдра и оглядел зал, делая вид, что это не был самый неудобный, но волнующий заказ, в моей жизни.

Мне очень нравился Бар Ларк-Коув, и не только из-за его персонала. Само здание имело собственный характер и было полно деревенского очарования.

На высоких потолках виднелись выступающие железные балки, а потрёпанные полы были усеяны арахисовой скорлупой. Ни один из табуретов или стульев не был похож на другой. Стены были обшиты панелями из тёплого дерева и увешаны разнообразными вывесками и картинками, которые родители Хейзел собирали годами.

Сама Хейзел добавила свои особые штрихи, когда вернулась в Монтану, чтобы управлять баром. После того, как она вышла на пенсию, Тея и Джексон тоже внесли собственные изменения. В наши дни оставалось не так много свободного места, и я уверена, что нашлись бы те, кто назвал бы бар загроможденным. Мне же нравилось думать обо всём этом как о коллекции.

Каждый из них оставил свой след.

Сам бар был длинным и проходил в форме буквы L по обеим задним стенкам. В центре зала стояли высокие столы и несколько кабинок выстроились вдоль передних окон. Чёрные виниловые скамейки в нескольких местах были заклеены изолентой.

Это место не было шикарным или трендовым, но идеально подходило для Ларк-Коув.

— Держите. — Джексон быстро вернулся, расставляя наши напитки на квадратных салфетках вместе с бумажным корабликом арахиса. — Вы, ребята, будете есть?

— Да. Нам нужна пицца, — мама повернулась на стуле, чтобы сделать наш обычный заказ. Всё это время папа внимательно наблюдал за Джексоном.

Вероятно, потому что, как только Джексона поставил напитки на стол, его руки вернулись к моему стулу.

Я оглянулась через плечо на Джексона. Он подмигнул мне, прежде чем снова сосредоточиться на маме, когда она проговорила наш заказ.

Поза Джексона была интимной и заявляющей. Он немного наклонился в моё пространство. Его длинные ноги были широко расставлены за моим стулом, так что, если бы я захотела встать, сначала ему пришлось бы пододвинуться.

Неудивительно, что папа был подозрителен. Он не упустил ни подмигивания, ни значения позы Джексона.

Когда мама закончила, новая волна нервов затрепетала у меня в животе. Я хотела, чтобы Джексон оставил мой стул, но знала, что, как только он уйдёт, меня будут допрашивать.

Мамин подробный заказ на три пиццы, каждая из которых имела свою особую комбинацию из пяти или шести начинок, закончился слишком быстро.

— Я поставлю их в печь. Скоро вернусь, — Джексон потёр костяшками пальцев тыльную сторону моей руки, прежде чем уйти.

Одно простое прикосновение, и моё лицо снова запылало. Мурашки пробежали по моему локтю и кончикам пальцев. Когда я поднесла пиво к губам, моя рука дрожала, и несколько капель выплеснулись через край.

Тем временем папа молча сидел напротив меня, изучая каждое моё движение.

Не поднимай эту тему. Пожалуйста, не поднимай эту тему.

— Я думаю, ты ему нравишься, милая. — Мамино лицо было так полно надежды, что я полюбила её ещё больше. Она так отчаянно хотела, чтобы я завела отношения, но в Ларк-Коув было не так уж много одиноких мужчин моего возраста.

— Может быть, — я сделала глоток пива, надеясь, что на этом всё закончится. Мне следовало бы догадаться.

— Ты должна пригласить его на свидание, — она подтолкнула мой локоть своим. — Он милый.

— Он, эм… уже вроде как пригласил меня на свидание. Я ещё не дала ему ответ.

— Почему нет?

— Он доставляет тебе неудобства? — папина грудь выпятилась, когда он выпрямился в кресле. — Мне нужно поговорить с ним?

Я покачала головой и сдержала улыбку.

— Нет. Все в порядке.

Хотя я бы с удовольствием посмотрела на это противостояние. Оба моих родителя не могли похвастаться своими габаритами. Мама была на пару сантиметров ниже меня. Папа был около ста восьмидесяти сантиметров ростом. У Джексона же было по крайней мере двадцать килограммов мышечной массы, плюс примерно десять сантиметров.

Но это ничуть не отпугнуло бы папу.

— Ты уверена? — спросил он. — Потому что казалось, что тебе некомфортно.

Я покачала головой.

— Правда, папа. Я в порядке. Я, эм… просто пока не уверена, что мне делать.

— Ты не уверена? — мама чуть не выплюнула свой мартини. — Ты была влюблена в него с тех пор, как тебе исполнилось семнадцать. Думаю, что очевидный ответ здесь — да.

— Я подумаю об этом. Теперь мы можем поговорить о чём-нибудь другом? — всё что угодно. На мой пятнадцатый день рождения мы заключили договор никогда не говорить о мальчиках, месячных или бюстгальтерах в присутствии отца. Может быть, мне нужно было напомнить ей, что он всё ещё в силе.

— Хорошо, — мама пожала плечами и сделала ещё глоток. На минуту я подумала, что разговор окончен, но это было не так. — Хотя, для протокола, я думаю, что у вас двоих были бы самые красивые белокурые малыши.

— Мама! — я свирепо посмотрела на неё, затем оглянулась через плечо.

К счастью, Джексон скрылся на кухне и не слышал её. Я обернулась и умоляюще посмотрела на папу. Он ухмыльнулся и сменил тему, отвлекая маму вопросом о празднике в честь скорого рождения ребёнка у моего кузена в Калиспелле на следующих выходных.

Свою застенчивость, конечно, я унаследовала не от генофонда моей матери. Мама выросла в Калиспелле, и три мои тети всё ещё жили там со своими семьями. Все четверо были настолько непосредственными и общительными, насколько это было возможно. Если бы не их миниатюрные фигурки и невинные лица, некоторые назвали бы их грубыми. Но из-за их роста их называют «дерзкими» или «вспыльчивыми».

Я очень любила своих тетушек, но ежегодный семейный ужин был тем, чего я страшилась месяцами, потому что моя мама была самой милой из всех.

Эти встречи всегда были полны вопросов о моей личной жизни или её отсутствии, а также неловких попыток свести меня с одинокими друзьями моих двоюродных братьев.

— Давайте произнесем тост. — Папа поднял свой бокал. — За Уиллу. Мы так гордимся тобой.

— Спасибо. — Я улыбнулась и чокнулась с его бокалом, а потом с маминым. — Я ценю всю вашу помощь.

Мама и папа оба вычитывали моё предложение в Фонд Кендрика больше раз, чем я могу сосчитать.

Мы немного посидели и поболтали, ожидая, пока Джексон принесёт наши пиццы. Ему не потребовалось много времени, чтобы доставить все три, аккуратно втиснув их на стол между нашими напитками.

— Вам, ребята, нужно что-нибудь ещё? — спросил он. — Ещё мартини, Бетти?

— Ты не возражаешь? — спросила она папу.

Я всегда считала, что это было мило, когда она так делала. У моей мамы была низкая переносимость алкоголя, так что после двух бокалов мартини она превращалась в огромный комок смеха. Она всегда следила за тем, чтобы папа был не против, если она напьётся, и он никогда не отказывал. Но она всегда спрашивала его разрешения — не потому, что должна была, а потому, что, прежде всего, они заботились друг о друге.

— Конечно, нет, — он похлопал её по колену. — Дерзай. Я тоже выпью ещё.

— Уилла? — спросил Джексон, кивая на моё пиво.

Я покачала головой.

— Просто воды, пожалуйста.

— Хорошо, — он оставил нас наедине с едой, улыбаясь мне, когда уходил.

Вау. Я видела эту улыбку сотни раз, но редко она была только для меня. Несмотря на то, что он демонстрировал мне её всю неделю, я всё ещё не привыкла к этому.

Часть меня надеялась, что я никогда к этому не привыкну. Чувство, когда от улыбки у тебя перехватывала дыхание, было самым лучшим и не похожим ни на что другое.