Малахитница останавливается, всё ещё обнимая Веселину за плечи и молча притягивает её к себе крепче. Веселина запоздало понимает, что они стоят у дверей в её покои. Мать просто проводила её. Это вызывает немного разочарования, потому что Веселина надеялась, что они поговорят, даже если она на самом деле не знает о чём и как.
— Я люблю тебя, Янтаринка, — говорит Малахитница и целует Веселину в висок, крепко обнимая за плечи. Она вздыхает, наклоняя голову, и заставляет себя расслабиться. Она так явно волнуется, что Веселина не знает как бороться с огненными всполохами вины внутри своего сердца.
— Мама, я в порядке, — немного беспомощно говорит Веселина. Этого недостаточно. Крепкой хватки тоже не хватает. Малахитница держится за объятия, чтобы выразить любовь, чтобы показать беспокойство. Это нельзя разрешить словами.
— Я знаю, Янтаринка, — она вздыхает, а через ласку в зелёных глазах пробивается беспокойство и горечь, — ты сильная. Я учила тебя. Солоха учила тебя.
Она не звучит так, словно верит в свои слова. Это задевает в Веселине что-то о чем она никогда не знала. Поджигает яростное возмущение, которое почти сразу же заглушается сырым чувством вины. Тушится влажностью в зелёных глазах. Веселина молчит в ответ, но Малахитница вздыхает, чтобы снова заговорить:
— Я постоянно борюсь с тем, что ты смертная. С мыслью, что я тебя потеряю. Я хочу, чтобы ты могла иметь всё, что хочешь. Я хочу чтобы ты имела длину жизни, которая не будет уступать моей. Ты говорила о том, что можешь найти волхва и что ты достаточно умна и сильна, чтобы победить его. Я знаю это. Я верю в тебя. Я просто не хочу, чтобы ты должна была учиться сражаться. Мне не нравится, что ты будешь сталкиваться с кем-то, чтобы защищать то, что считаешь своим. Я ненавижу то, что тебе нужно защищать себя. Ты моя дочь, я дала тебе имя.
Малахитница замолкает на мгновение, прежде чем сказать:
— Ты моё сердце, вынутое из моей груди.
Она улыбается почти горько и очень сладко. Она смотрит нежно и с обожанием и Веселина не может не обнять её крепче в ответ, чтобы выразить все неловкие чувства в груди и откинуть немного чувство вины.
— Я опять встретила волхва, — честно и невпопад отвечает Веселина, — Наставница была со мной, а пастух Дубыня на самом деле и сам когда-то был волхвом.
Веселина не говорит о появлении Ярослава, потому что он на самом деле совсем не важен. Он пришёл после того, как Ивана победили. Просто он беспокоился о своем отце, который был единственным человеком, из-за которого синие глаза прекращали походить на холодные камни. Веселина рассказывает о том, что в этот раз она неплохо справилась. Малахитница улыбается, поддерживая её. В зелёных глазах в глубине прячется тень, которую легко не заметить.
— Я говорила: я могу его победить.
— Я не сомневалась в тебе Янтаринка, — качает головой Малахитница, — мне только не нравится, что тебе вообще приходится побеждать кого-то.
— Может быть это то, что я на самом деле должна делать? У всех есть судьба, верно?
— Не у тебя, — немного грустно и виновато отвечает Малахитница и отводит взгляд, — я дала тебе имя, которого ты не должна была носить. Когда-то у тебя было другое и с ним была судьба. Ты была Нежданой. Дочерью деревенского охотника, которой он не ждал. Младшей сестрой, которую никто не хотел. У тебя был суженый, был путь который предстояло пройти, были люди с которыми предстояло жить. Я забрала тебя и дала тебе новое имя.
Веселина обдумывает слова матери, спрашивает:
— Разве это не даёт мне новую судьбу?
Малахитница ласково ей улыбается, но голос её насквозь пропитан кислым чувством вины: — Твоя судьба и всё, что ждёт тебя в жизни — зависят от того, что ты сама выберешь.
Требуется пауза и глубокий вздох, чтобы объяснить яснее:
— Живя с иным именем ты не идёшь по судьбе, которая была тебе дана при рождении, но и новой судьбы я не в силах тебе дать. Всё, что ты делаешь, что выбираешь и кого встречаешь — это твой собственный выбор. Как у меня или Ворсы. Как живёт Йома.
— Но я не дух.
— И поэтому я боюсь за тебя. Ты смертная и я не знаю что сделать чтобы это исправить. Ты учишься слышать эхо мира и чудотворить, но это не превратит тебя в духа. Ты видишь больше, чем любые другие смертные, но всё ещё остаёшься одной из них. Моё сердце разбивается, когда я думаю о том, что однажды я потеряю тебя.
— Мама…
— Я знаю, что ты не хочешь этого. Но нет ничего страшнее для матери, чем прожить дольше своего ребёнка. И пока ты смертная это то, что меня ждёт.
— Однажды я перестану быть смертной, матушка.
— Я надеюсь на это, — соглашается с ломкой неуверенной улыбкой Малахитница.
Веселина кивает. Она не знает что ещё сказать и прежде, чем подберёт слова, её матушка целует её в лоб и подталкивает к двери.
— Доброй ночи, моя Янтаринка.
— Доброй ночи, матушка.
Веселина прикрывает глаза, когда входит в свои покои. Она гадает, стоило ли настаивать на продолжении разговора. Думает о том, что может сказать матери. Пытается найти какое-то простое решение. Выход. Размышляет о том, что у неё нет судьбы, потому что она живёт с другим именем. Потому что она больше не Неждана.
В ней почти ничего нет от той маленькой девочки.
Веселина прикрывает глаза, когда входит в свои покои. Она гадает, стоило ли настаивать на продолжении разговора. Думает о том, что может сказать матери. Пытается найти какое-то простое решение. Выход. Размышляет о том, что у неё нет судьбы, потому что она живёт с другим именем. Потому что она больше не Неждана.
В ней почти ничего нет от той маленькой девочки. Той, которая пряталась от старой козы и пыталась убежать от неё. От той, которую отправили в зимний лес искать подснежники. Той, что пыталась добиться любви, работой и послушанием. Веселина не так уж много помнит о своей жизни до того, как матушка забрала её. Как будто с получением нового имени были перечеркнуты все воспоминания.
Думая об этом Веселина подходит к окну. Прикрыв глаза она прислоняется лбом к янтарю. Стоит, спокойно размеренно дыша. Чувствует легкий холодок, как едва заметно тянет по коже прохладой. Из-за янтаря, вставленного в окна, вместо стекла, в комнате всегда немного темнее. Веселина любит то, как солнце наполняет её комнату светом, как всё окрашивается в золото. Любовь её матушки именно такая: полная жёлтого и золотого, в оттенке и вкусе мёда. Эта любовь стоит того, чтобы не помнить как было холодно и одиноко раньше.
В покоях полумрак, освещаемый только лунным светом и проходя через тонкий янтарный лист свет этот становится немного золотистым. Веселина не двигается, всё ещё размеренно дыша, закрыв глаза. Может быть новое имя в самом деле было оплачено её памятью. Если так, то ничего страшного.
Открыв глаза Веселина невидяще смотрит через тонкий янтарь. Ночь за окном окрашена в золото. Сумерки окутывают пейзаж нежными объятиями, среди деревьев стелется ночной туман. За высокими древними деревьями видны пронзающие небо очертания гор. Веселина глубоко вздыхает и открывает окно, осторожно раскрывает створки и вдыхает полной грудью свежий ночной воздух. Ветер скатывается с гор, принося запах свежести. Силуэты гор вдали становятся немного более четкими, когда янтарь не скрывает их. Кажется, будто горы обнимают солнце, пытаясь скрыть его в объятиях от мира. Веселина обожает вид за окном. Вдали, в горах, кажется, будто видно извилистую ленту реки Ваи, её воды блестят серебром и медью в закатном солнце. Небо по краю окрашено глубоким темно-синим и рядом с бледной взошедшей луной видны яркие огни звёзд. Золотая россыпь их тянется в разные стороны.
Веселина, глядя в окно, думает о том, что именно расскажет о волхве. Она теперь знает, зачем он пришёл в Меднолесье и на что способен. Внутри больше не горит яростным, поглощающим всё, пламенем необходимость найти его и выгнать взашей. Огонь затих, ограниченный очагом и теперь Веселина чувствует себя спокойнее. Волхв опасен и вернётся, пока Дубыня останется здесь, но к этому лес будет готов.
