Хмурится богатырь, по сторонам смотрит. Назад повернуть — стыдно. Направо идти — позорно. Налево свернуть — дураком быть надобно. А прямой дорогой — в болото идти по мосткам ненадёжным.

— Девица, — снова обращается к Веселине богатырь, — точно ли не ведаешь? Сказали мне, что он у Великого болота живёт, на деревьях прячется, по-птичьи орёт. Как свиснет — так ураган поднимается.

Веселина голову к плечику наклоняет, да богатыря рассматривает: высокий детина, да лицо не шибко у него мудрое. Одежка хорошая, но не лучшего качества. Кое-где заплатки видны, не опытной рукой пришитые. Кольчуга только поблескивает на солнышке. Вспоминает Веселина, слышала ли она о таком разбойнике, да как не напрягает память: не помнит.

— Всю жизнь здесь живу, а Соловья-разбойника ни разу не встретила.

— Вот оно как…. — хмурится сильнее богатырь. Смотрит снова на камень, по лицу видно, что пытается что-то решить. Головой качает, разве что пальцы не загибает, варианты прикидывая. Вздыхает Веселина. Сама себе себя оправдывает: коня ей жалко. Ни вправо ни влево тропки тут нет, только через болото мостки положены кем-то, не иначе как для этого богатыря.

— Не было тут раньше ни камня этого, ни мостков в болото. Нечего там разбойнику делать. Великое болото Вакулю принадлежит, этот водяной никого бы не пустил к себе. Обманули тебя, богатырь.

— Спасибо, девица, — отвечает богатырь и, заметно посомневавшись предлагает, — проводить ли тебя до деревни?

— Зачем?

Богатырь с небольшой заминкой отвечает:

— Не безопасно в лесу…?

Веселина хихикает, да улыбается.

— Кому не безопасно, а кому дом родной, богатырь.

— Илья.

— Что?

— Ильей зовут меня, девица.

— Что ж. А я Веселина. Кто бы тебя сюда не отправил: неправильно тебе путь указали, Илья. Да и не было в окружных лесах никогда разбойника с таким именем. Тут вообще разбойников не водится.

— Спасибо, Веселина, — кивнул Илья и коня развернул, дабы воротиться туда, откуда пришёл. Веселина снова головой качает, собирается уходить, про камень потом наставнице скажет, нечего в лесу всякому валяться. Вдруг с большого толстого дуба, растущего рядом с болотом слышится грубый пропитый голос.

— Так, мужик. С коня — слезай, булаву свою, кольчугу, да сапоги в кучку, девку сверху и топай отсюда!

Веселина голову поворачивает в сторону того дерева, удивлённо смотрит, подняв голову. Там между ветвей толстяк сидит, наряд зелёный, среди листьев и не увидишь его сразу. Она молчит, а оторопевший на мгновение богатырь уже весь напрягся. Грудь колесом выпятил, голову тоже задрал. Руку на булаву положил.

— Не ты ли Соловей-разбойник? — спрашивает Илья, красуясь перед Веселиной, — Ну-ка, поди сюда, сейчас у меня огребёшь!

Тот же с дерева хихикает примерзко. Веселина смотрит между предполагаем разбойником и Ильёй. Один явно биться честно собирается, а второй два пальца в рот кладёт и как засвистит — Веселину чуть в самом деле ветром не сдуло — о камень ударилась. Конь и богатырь же склонились, но с места не сдвинулись. Соловей на это ругается, яростно обрушив на Илью поток грязных ругательств. Да не обычные, которые Веселина ни раз слышала от пьяных крестьян, каждое слово гремело и трещало, как разряд грома, сочетая в себе удивительную красочность и кощунственность метафор. Веселина с трудом прислонившись к камню потрясла головой, чтобы прийти в себя. Соловей продолжал изливать поток ругательств, перемещаясь по дереву выше, чтобы скрыться от Ильи, который тряс головой. В голове богатыря, очевидно, звенело, как и у Веселины. Соловей же найдя место удобнее и выше снова сунул два пальца в рот и набрав в грудь ещё больше воздуха — что есть мочи дунул. Веселина заскулила, от пронзительного звука, давящего ей на уши. Илья и конь его, ещё не пришедшие в себя, пошатнулись, но снова устояли на месте. Соловей, увидав это, снова принялся браниться, но куда менее цветасто. Он только снова поднялся выше. Веселина же, увидев, что он опять собирается свистеть, схватила с земли шишку и что было силы кинула в мужчину. Попадания в глаз хватило, чтобы Соловей, зажмурившись, отвернулся. Поспешно он закрыл лицо руками и, так как он прекратил держаться, то упал с дерева с воплем. На земле он лежал постанывая. Веселина на богатыря глянула, убедилась, что он в себя приходит и обернувшись ящерицей сбежала, скрывшись между лопухов и камышей. Продолжать знакомство ни с богатырём, ни тем более с разбойником, не хотелось.

Не долго она бежала, юрко ныряя между толстыми корнями и большими валунами, поросшими мхом, выскочила на небольшую прогалину. Прямо под ноги очередному незнакомцу. Этот на богатыря или разбойника не походил и из оружия у него был только изогнутый кривой посох из ясеневого корня. Веселина бы мимо проскочила, да только увидела, что этот мужчина в рясе, на земле что-то чертит, шепчет и трава вокруг него сразу пожухла. Испугалась она и не думая ни о чем с гневом закричала:

— Ты по что лес губишь?!

Вот так и вляпалась Веселина, едва отойдя от встречи с богатырём и разбойником.

***

Черный дым струится вверх, путаясь в густой зелени исполинских берёз и осин. Огонь высасывает жизнь из молодых слабых побегов, поглощая их с бушующей силой, но не может побороть старые мощные стволы. Горят молодые деревья, трещат сучья и среди этого огненного беспредела под одним обгорелым пнем корчится маленькая пестрая ящерица. Бегает Веселина из стороны в сторону, мечется, в поисках спасения, да вокруг пня всё уже в огне. Оранжевые языки пламени танцуют, сжирая сухостой и прошлогоднюю траву. Искры разлетаются в разные стороны и поджигают еще большее количество старой травы, усугубляя пожар.

Веселина от паники никак не может назад в человека оборотиться, из-за чего только ещё больше боится. А чем больше в ней страха и ужаса — тем меньше получается думать, тем больше в ней паники. Ничего за треском огня она не слышит, зовёт, что есть сил, кого-нибудь на помощь.

На её удачу как раз бредёт мимо старый пастух со своей отарой. У самой опушки леса слышит треск огня и громкий, испуганный писк, словно кто-то задыхаясь из последних сил внимание привлечь пытается. Остановился он, опираясь на посох, и вслушался, пытается напрягая зрение рассмотреть что-то между деревьев. Отара его сбилась, под охраной собаки, блеют овцы, напуганные. Увидел пастух дым среди зелени вверх поднимается, а пламя словно сдерживает кто. Огня и не видно почти, языки пляшут только вокруг старого пня.

Испугался пастух, уйти уже собирался, да слышит от пня голос девичий.

— Дедушка, вызволи меня из огня!

Пригляделся старик — а под пнём маленькая пёстрая ящерица мечется, от огня спастись пытается. Жалко старику её, да только как самому-то в огонь сунуться.

— Я бы тебе помог, да куда мне… — отвечает он честно. Стар уже, не сможет так быстро двигаться, чтобы самому не обгореть. А Веселина замерла, на нетронутом огнём пяточке. Свернулась и жалобно блестящими глазами смотрит. Вздыхает старик тяжко, пытается придумать как быть. Не хорошо дивьего зверя бросать. Опирается старик на свой посох, смотрит по сторонам в надежде придумать что-нибудь. Пламя к маленькой ящерке языки свои тянет. Старик же медлит. И уйти не может и спасти не знает как. Тут пришла ему мысль в голову. Обругал себя, словами злыми, пастух. Протянул к ящерице свой длинный посох, она вокруг него как повилика обвилась, старик и вытащил её из огня. Отошёл он с ней от пламени назад к своей отаре. На большой камень помог спуститься.

— Спасибо тебе, дедушка, — благодарит Веселина и сразу предлагает, — я тебе отплачу!

— Не надо мне ничего! Живи радостно, — ответил старик и рукой на прощание махнул и пошёл со своими овцами к дому. Сидит Веселина на камне, вслед ему смотрит, пока старик совсем не скрылся. Солнце уж вниз с зенита пошло, а она с камня не уходит, всё смотрит туда, где огонь горит волшебный. Уйти не может: вдруг пламя разгорится. Да и страху натерпелась, лапки дрожат, бежать сил нет.