А ещё через столько же имя новое получила с новой судьбой и не было Нежданки в мире больше, была только Веселина, дочка Хозяйки Медного хребта. Хорошенькая маленькая девочка с внешностью фарфоровой дорогой куколки. Ни о ком крома Марушки она и не вспоминает давно, да и про сестру редко когда думает.

***

Быть нежданным ребёнком силу Веселине давало, благодаря которой она надеялась ещё раз волхва разыскать, хоть и не сегодня уже. Сомнительно, что он всё ещё в лесу, когда столкнулся с Ворса. Веселина будет разыскивать его завтра. Если, только, он не догадался, как именно она его разыскала. Мог ли кто-то в мире среди смертных скрыться от нежданного гостя, если и духи не могли? Она продолжает свой путь через лес, медленно поднимаясь выше по склону. С каждым шагом она чувствует, как меняется воздух. Лесная влажная мягкость уступает место свежести гор и запаху нагретых камней. Через густые листья уже можно увидеть хрустальные укутанные льдом вершины. В стороне высится Красногорка, с её рыжей верхушкой, как молодой страж, охраняющий лес и хребет вокруг.

Веселина из лесу, к каменному склону, выходит и сразу же сталкивается с милой мордой барашка. Он стоит на большом камне, с которого теперь не может спуститься, только топчется на месте, блея и зовя на помощь. Веселина оглядывается по сторонам, но рядом никого нет. Должно быть барашек убежал от Дубыни. Не зная как быть — она помогает детёнышу осторожно спуститься с камня. Почти сразу он бежит от нее в сторону, проскакивает между двумя большими валунами, с тем восторженным воодушевлением, какое возможно только у маленьких животных. Беспокоясь, что он потеряется, Веселина спешит следом. Они вдвоём огибают большой холм, укутанный в яркую изумрудную траву, за которым начинается зелёное пастбище. Там, в окружении своей отары, по сторонам оглядывается Дубыня. Маленький барашек радостно скачет к нему, подпрыгивая и стремясь показаться на глаза. Он ударяется головой в колено старика, едва не роняя пастуха. Веселина хихикает, глядя как детёныш восторженно приветствует своего хозяина. Она подходит ближе, чтобы поздороваться и Дубыня поворачивается к ней с мягкой улыбкой. Он опирается на тот же посох, с помощью которого ранее её спас.

— О, юная царевна, — говорит пастух с улыбкой, его голос звучит нежно, рад снова встретить тебя.

— Здравуй будь, дедушка!

— Вижу, ты моего барашка привела.

— Это он меня привёл, дедушка, — улыбается Веселина.

— Ну, ну, — смеется Дубыня, — мне он сказал совсем другое.

— Ты понимаешь что говорят тебе овцы?

— Конечно, как бы я был пастухом хорошим коли б не знал о чём они говорят?

Веселина задумчиво пожевала губу и кивнула, понимая, что пастух, конечно, прав. Она ему ярко улыбается и наклоняется, когда барашек подбегает к ней. Теперь — он трется к её ногам, выпрашивая, чтобы его погладили и Веселина хихикает снова. Она играет с ним, бегая по полю и забыв о том, что искала волхва. Вечером она замечает на большом валуне Гордану, появившуюся, должно быть, чтобы следить за ней. Дубыня собирает отару, чтобы идти домой, а Веселина восторженно прощается с ним и, подобрав на руки черную ящерицу, уходит.

Одной ночи беспокойного сна хватило, чтобы Веселина обдумала встречу с волхвом. У неё не появилось хорошего плана, чтобы от него избавиться. Была мысль, что стоит разыскать богатыря, чтобы тот с ним справился, но, где Илья может быть Веселина не имеет понятия. Обе встречи с ним были полной случайностью. Может быть дружина в городе знает, кому-то же он должен был разбойника Соловья сдать, да только в какой город к какой дружине идти? Ясно, что не местный Илья, не из Меднолесья, так поди разыщи его! Вакула же не воин, а кузнец, не хорошо единственного сына наставницы в неприятности втягивать.

Солнце едва взошло, а Веселина уже по своим покоям ходит кругами, думу думает. Вместо сарафана на ней льняная рубаха зелёная, по-мужски, выше колена, скроенная, с круглым воротом и с разрезом спереди. С её фигурой за парня, даже молодого, не сойти, но и матушка и Солоха говорят что коли Веселине чего хочется — в том и ходит пусть. Малахитница даже подарила дочери несколько кожаных ремней: и с разделительными кольцами и с украшениями, и с пряжками самой разной формы и из металлов разных. На ремни эти глядя Веселина только виновато губы кусает, да всё думает, и о том, как волхва поймать, и как матушку не беспокоить сильнее. Она-то думает, а время идёт и уже пора и к покоям матери идти, косы заплетать. Ничего дельного в голову Веселине так и не пришло. Взяв один из ремней, с двумя кольцами разделительными по бокам, она рубаху подпоясала, да туже затянула, от чего ещё явнее видно стало, что она девица в мужской одежде, и к матери отправилась.

Малахитница же у зеркала крутится, разные украшения примеряет, что не нравится, то в руках мнёт, в пыль стирая. Колечко за колечком, с подвесками и серьгами уничтожает, к лицу поднесёт, головой качнёт, всё не так, всё не то. Через отражение в зеркале через комнату на дочь смотрит, едва Веселина входит.

Тишина в комнате растекается, как молоко пролитое, собрать бы руками, да уже поздно. Рукой взмахнув Малахитница шкатулки с украшениями отодвигает в сторону, те уж наполовину пустые, много своих творений Хозяйка каменная уничтожила за это утро. Веселина на то глядя — губы поджимает, да голову опускает. Дышит спокойно так, медленно, контролируемо, о том и думает, пока к матери подходит и на свою скамеечку малахитовую садится. Да не сдержавшись — поднимает глаза свои серые, чтобы на мать посмотреть, беспокойство-то из них так и льется, как поток с гор по весне, хочешь остановить — а не сможешь. Да только по Малахитнице и нельзя сказать что беспокоится она. За ночь-то уж в руки себя взяла, лицо-то бледное — что маска каменная. Улыбается, нежно так, только украшения в пыль стёрла, а теперь слишком долго на ленты смотрит. Веселина первая рот открывает:

— Доброе утро, матушка.

Стук зубов, сжавшейся челюсти Малахитницы, Веселина слышит так же отчетливо как если бы это был горный оползень над ее головой. Вздох сдержанный звучит как резкий порыв ветра, но голос Малахитницы столь же ласковый, что и всегда, когда она отвечает:

— Доброе утро, моя Янтаринка.

Всё почти, как всегда, почти правильное, почти хорошее. Малахитница спокойно, взяв гребень каменный, волосы Веселине расчёсывает. В ритм постепенно входит и напевать начинает. Мягко так её голос по комнате плывёт, всё вокруг омывает. Малахитница останавливается, чтобы выбрать ленту. Отложив гребень она так увлечена выбором, что очевидно: всё ещё беспокоится. Веселина и терпеть больше не может, дюже стыдно. Осторожно зовёт, в зеркало за реакцией наблюдая:

— Матушка?

Та в ответ голову поворачивает, продолжает ленты перебирать, но ясно: слушает. Веселина глубоко вздыхает, надышаться пытается. Переживает. Извиниться хочет, но едва рот открывает, чтобы продолжить, как сразу мысль теряет:

— Извини, что я вчера так убежала. Я знаю, ты беспокоишься за меня. Этот волхв смог поймать меня только случайно! Если бы я знала сразу что он нападёт — то увернулась бы! — обещает Веселина глазами сверкая серыми, голову задирает, чтобы на мать посмотреть не через отражение в зеркале, — Я не знаю что сказал унай Ворса, но когда он пришёл — я была в порядке. Волхв не попал по мне и у него не было шансов!

Малахитница рот открывает, чтобы ответить, но Веселина к ней разворачивается и за талию обнимает, продолжая говорить:

— Я бы подобралась к нему и оглушила, а унай Ворса бы забрал его! Или ты! Или даже водяной, учитывая, что мы были у болота! Этот человек, — он опасен! Нельзя просто ждать, что унай Ворса повезёт найти его самому! — Веселина тараторит, хочет скорее донести до матери все свои мысли, убедить её, что вовсе не делала ничего глупого, — Ты сказала сама, что звери и птицы его не видят. Но я-то вижу! Значит я должна помочь! В Меднолесье столько всего! Он может искать травы, которых больше нигде нет и кто знает что он сделает с ними! Или живая вода! Тучедрево несложно разыскать!