Свадебная церемония проходит на улице, перед яблоневым садом. Я иду к алтарю с Купером, а затем стою позади своей лучшей подруги, когда она становится женой. Белые гортензии рассыпаются по арке, под которой стоят Соня и Уэсли, обмениваясь клятвами. Наворачиваются слезы, и мне приходится на мгновение склонить голову и вытереть глаза, когда Уэсли обещает любить и беречь Соню вечно.

Следует час коктейлей, и я медленно потягиваю бокал шампанского. Не хочу выставить себя на посмешище во время последующей речи. Несмотря на присутствие большого количества гостей, чувствую себя не в своей тарелке. Я немного поболтала со старыми друзьями по колледжу: Аннетт и СиДжей такие же, какими я их помню, живут в Калифорнии и Вашингтоне соответственно, и у них все хорошо. Соню тянут во все стороны, она болтает, улыбается и позирует для фотографий. Купер и Саманта держатся от меня как можно дальше, что, вообще-то, предпочтительно. Ближе к концу фуршета ко мне подходит шафер, двоюродный брат Уэсли, и развлекает меня разговором. Он такой красивый, высокий и освежающе непринужденный. Ямочка на его правой щеке никогда не исчезает, такой он улыбчивый. В течение нескольких минут я пытаюсь дать ему шанс, в основном из любопытства. Может ли кто-нибудь отвлечь меня от одержимости профессором Барклаем?

Даже забавно, что я пытаюсь.

Речь для свадьбы Сони написана уже давно. В ту ночь, когда Уэсли сделал ей предложение, я начинаю вести дневник, в котором записываю свои идеи и мысли о том, что могу сказать ей в этот знаменательный день. Я заполняю страницы забавными историями и анекдотами из колледжа. Если натыкалась на совет по поводу брака, читала подходящий отрывок в книге или милую строчку из стихотворения, то добавляла ее в дневник. Каждый раз, когда она писала мне что-нибудь приятное об Уэсли, я добавляла это туда же. Сегодня утром, перед началом праздничного дня, когда мы с ней валялись без дела, я отдала ей дневник.

— Это вся моя речь, все, что я сказала бы, если бы у меня было на это десять часов.

Открыв обложку, она обнаружила нашу фотографию, приклеенную на первой странице. Она была сделана в тот день, когда мы переехали в общежитие для первокурсников и стали соседями по комнате.

— Позже, на приеме, я расскажу о том, как терпелива и добра любовь и как Уэсли повезло, что у него есть ты, но правда в том, что мне тоже повезло, что ты у меня есть. Ты была мне сестрой, кем-то, кого я принимала как должное снова и снова. Знаю, что наши отношения не всегда были легкими. Знаю, что иногда я крепкий орешек, но я так сильно люблю тебя, Соня. Ты не представляешь, как ты важна для меня.

Теперь, перед толпой гостей, я делюсь сокращенной версией этого дневника. Они узнают только основные моменты, приторно-сладкую версию того, почему Соня и Уэсли созданы друг для друга, историю их первого свидания, когда Соня примчалась домой и гордо заявила, что ее больше нет на рынке.

Ближе к концу речи, я поднимаю глаза от карточки, и мой взгляд притягивается к двойным дверям в задней части банкетного зала.

Мой желудок туго сжимается.

Сначала я не верю своим глазам.

Профессор Барклай стоит там, прислонившись к стене, скрытый слабым освещением.

Перед ним проходит официант, и я ожидаю, что он рассеется, как иллюзия, как песок, унесенный ветром, но он остается. Никто, кажется, не понимает его серьезности. Никто больше не оборачивается, чтобы посмотреть. Их внимание приковано ко мне и Куперу, а также к жениху и невесте, сидящим за главным столом.

Он одет в строгий черный смокинг, из нагрудного кармана которого выглядывает сложенный белый квадратик. На лице нет улыбки, вместо этого он смотрит на меня с тихим благоговением, наблюдает, как я заикаюсь и заканчиваю речь, полагаясь только на мышечную память.

— Мы все чувствуем себя счастливыми, что празднуем здесь с Уэсли и Соней, — говорю я, чувствуя себя как во сне. — Эти два человека действительно созданы друг для друга. Давайте поднимем наши бокалы за жениха и невесту и пожелаем им любви и счастья на всю жизнь. Выпьем!

Делаю глоток шампанского, и тут все аплодируют. Передаю микрофон Куперу и пытаюсь сосредоточиться на настоящем, но у меня не получается. Профессор Барклай на свадьбе Сони, хотя я его не приглашала, а снова и снова отталкивала его, хотя он мой босс, а я бывшая студентка, которую он не замечал, несмотря на то, что путь вперед сложен… он здесь.

Меня трясет от мощного коктейля из адреналина и остаточных нервов, вызванных необходимостью выступать перед аудиторией в несколько сотен человек. Всего на мгновение отвожу взгляд от Купера, возвращаясь к месту, где стоял профессор Барклай, но обнаруживаю, что его там уже нет. Немедленно начинаю осматривать толпу в поисках его, но тут Купер произносит мое имя, и я ругаю себя за то, что не уделяю больше внимания его речи. Он рассказывает историю о том, как Уэсли, Соня, он и я поехали в отпуск на пляж и были ужалены медузами. Я теряю нить. Понятия не имею, почему эта история имеет отношение к свадьбе Сони и Уэсли, но опять же, в данный момент я не самый лучший слушатель в мире.

Наконец, Купер заканчивает свою речь, и мы поднимаем бокалы с шампанским в честь Сони и Уэсли. Официанты плавно отправляются убирать пустые тарелки со столов, а отец Сони встает, чтобы занять наше место.

Мне ничего не остается, как занять свое место и постараться быть внимательной. Я сижу по левую руку от невесты и не хочу никого отвлекать от прослушивания речи. Заставляю себя переключить внимание на отца Сони, и, хотя послушно слушаю, не слышу ни единого слова. В голове гудит. Заламываю руки под столом. Аудитория смеется, и через полминуты я присоединяюсь.

Поздравления продолжаются. После речи отца Сони, выступает отец Уэсли, и я скрежещу зубами. Затем диджей объявляет первый танец молодоженов, и мои глаза жадно блуждают по залу, но я не вижу профессора Барклая. Десертный стол и открытый бар, фотографы и гости… столик за столиком заполнены незнакомцами. Я начинаю терять веру в то, что вообще его видела.

Тем не менее отказываюсь от поисков, когда диджей приглашает гостей присоединиться к молодоженам на танцполе. Все участники свадебной вечеринки встают вокруг меня, и тут я чувствую, как чья-то рука касается моего плеча.

Ожидаю, что это будет двоюродный брат Уэсли, тот самый, с фуршета, который пытается в очередной раз привлечь мой интерес.

Вместо этого позади меня раздается знакомый голос.

— Потанцуешь со мной?

Мое сердце замирает, когда я оборачиваюсь. Профессор Барклай стоит там, во плоти, протягивая мне руку.

Если я встаю, то не осознаю этого. Если и позволяю ему вывести меня на танцпол, то только потому, что слишком ошеломлена.

Концентрируюсь на деталях, чтобы не быть слишком ошеломленной: на том, как идеально он укладывает волосы, по-особому, по-модному для такого случая, на едва заметном беспокойстве на его бровях, как будто ему тоже нелегко, на правде, которая так прекрасно видна в его ясных голубых глазах, что я удивляюсь, как не заметила ее раньше.

Он отводит меня в угол танцпола и обнимает своими крепкими руками, когда знакомые струнные инструменты вступают в низкий ангельский голос Эллы Джеймс в «At Last». Провожу руками вверх, пока не соединяю их на его шее.

«Жизнь похожа на песню», — говорит нам Элла, а профессор Барклай притягивает меня еще ближе, бедро к бедру, и мы плавно покачиваемся. Мое горло сжимается, когда я пытаюсь смириться с тем, что он здесь, обнимает меня.

— Не плачь, — говорит он мне, убирая одну руку с моего бедра, чтобы дотянуться до лица и смахнуть слезы большим пальцем.

— Я не плачу, — обещаю я, хотя доказательства налицо.

— Эмелия.

— Ты проделал весь этот путь. — Мои брови приподнимаются, когда меня осеняет осознание. — Как? Как ты узнал, где меня найти?

У него хватает наглости покраснеть, как будто он и так не самый очаровательный мужчина на свете.

— Сначала я был озадачен, но в своем личном деле ты указала Соню в качестве контактного лица для экстренной помощи. Я попросил свою помощницу позвонить ей и спросить о свадьбе. — Он улыбается. — Очевидно, было удобно, что именно она выходила замуж. Остальное… получилось само собой.