Тот факт, что он не оборачивается и не видит меня, приносит облегчение, по крайней мере, я пытаюсь в это верить.

К счастью, Александр не бросает меня, как только мы возвращаемся в гостиную, хотя его друзья и пытаются оттащить его. Он держит меня рядом, вовлекает в свои разговоры, представляет с гордостью. Реакция у всех одинаковая. Сестра? Я не знал, что у тебя есть сестра!

Во всем этом есть сложная оговорка, которой я не делюсь: тот факт, что на самом деле я не его сестра. Но имеет ли это значение сейчас? После всего?

Мы ходим по комнате, болтая со всеми подряд, пока в конце концов не добираемся до группы, в которой находятся профессор Барклай и Миранда.

Я готовила себя к этому моменту. Этого не избежать.

— Все здесь знакомы с Эмелией? — спрашивает Александр.

Миранда заговаривает первой.

— Да. Она милая девушка. Мы хорошо поболтали на балконе, не так ли?

Я просто киваю.

— И, Джонатан, я понимаю, что Эмелия твоя сотрудница, но будь с ней помягче, — начинает Александр дразнящим тоном. — Ребята, вы сейчас не в офисе. Конечно, ты можешь быть вежливым.

— Ты требуешь от него слишком многого, — говорю я, прежде чем успеваю передумать.

Профессор Барклай выглядит почти удивленным, когда оценивает меня.

— Эмелия, рад тебя видеть.

Я выгибаю бровь, зная, что он имеет в виду прямо противоположное.

— Пойдем, — говорит Александр, дотрагиваясь до моего плеча. — Давайте нальем еще по бокалу, прежде чем шеф-повар позовет нас ужинать.

— Я отведу ее, Александр, — говорит профессор Барклай, выходя вперед и протягивая мне руку.

Я удивлена, вот почему сначала колеблюсь. Затем, чувствуя, что все смотрят на нас, я принимаю его предложение, хотя и не беру его за руку. Знаю, это раздражает его, но он молчит, пока мы не выходим из комнаты и не идем по коридору.

Никакого давления не происходит. Мы сворачиваем за угол и оказываемся совершенно одни.

Он останавливается первым, и тогда я следую его примеру. Мы поворачиваемся лицом друг к другу.

Это то, чего я хочу уже две долгие недели. Это пьянящее чувство нахождения в его присутствии, когда вокруг никого нет, когда все его внимание сосредоточено на мне.

— Вы хотели поиграть в это во время ужина? — спрашиваю я, стараясь казаться невозмутимой. — Должна ли я притвориться, что едва вас знаю?

— Ты и в самом деле едва меня знаешь.

Я обжигаю его своим взглядом. Он может пытаться убедить себя в чем угодно, но это полная чушь, и он это знает.

— Незнакомцы. Если вы меня извините…

Он преграждает мне путь своей крупной фигурой, так что я вынуждена стоять там и запрокидывать голову, чтобы посмотреть на него.

Его голубые глаза блуждают по мне, пожирая меня взглядом.

— Я заметил, что вчера ты рано ушла с работы.

— Вы заметили? — почему в моем голосе звучит восторг от этого? Я продолжаю с гораздо меньшим восхищением. — Вам не нужно беспокоиться о том, что я бездельничаю, я всего лишь ушла на час раньше.

Его взгляд прикован к моим губам, когда он отвечает.

— Обычно ты не уходишь раньше шести.

Ладно, хорошо, на два часа раньше.

— Звучит так, будто вы внимательно следите за мной. Я часто задавалась вопросом, видно ли вам мой стол из кабинета.

Он отводит взгляд, и я стараюсь не улыбаться.

Его упоминание о моем раннем уходе напоминает мне о причине, стоящей за этим.

— Уверена, вы рады, что Миранда в городе. Она прекрасна.

— Красивая, — эхом отзывается он, снова устремляя на меня пристальный взгляд. Он выглядит так, словно вообще не помнит, кто она такая.

Хочу надавить на него, чтобы он рассказал об их отношениях, но у меня не хватает смелости задать вопрос, который разобьет мне сердце.

Вместо этого я предупреждаю.

— Люди занимают свои места к ужину.

— Тогда иди, — говорит он, не двигаясь ни на дюйм.

Делаю маленький шажок к нему. Это почти ничего, но вполне достаточно, чтобы почувствовать близость и неправильность. Если кто-то свернет за угол и обнаружит нас здесь, это не будет выглядеть невинно.

Оглядываю его, не торопясь.

— Мне нравится, когда вы так одеты. Костюм сидит на вас как влитой. Галстук завязан идеально, карманный платок аккуратно сложен. Вы выглядите так правильно…

Зная, что играю с огнем, провожу пальцем по центру его галстука, и мои глаза следуют за ним, но затем я останавливаюсь и позволяю своему взгляду вернуться к нему, когда правда выплескивается наружу.

— Прямо как профессор, о котором я не могу перестать фантазировать.

Мои слова — это керосин.

Он прижимает меня к стене так быстро, что я чуть не хнычу, и его рука тянется вверх, чтобы схватить меня за подбородок в карающем захвате, который, как он знает, мне нравится.

— Эмелия… Не думаю, что ты понимаешь, насколько сильно я взвинчен. Должен ли я продолжать… и продолжать… и продолжать сопротивляться тебе? — похоже, он измучен такой перспективой. Он наклоняет свое лицо к моему, наши губы почти соприкасаются. — Когда же закончатся эти мучения?

— Сделайте так, чтобы закончились, — бросаю я вызов шепотом.

— Должен ли я взять тебя вот так, прямо здесь, в доме твоего брата? Так порочно.

Его свободная рука скользит мне под платье.

— Пожалуйста, — хнычу я.

Неужели он не видит, как сильно я хочу того же, что и он?

Я очарована им.

Его рука скользит по моему бедру, и хватка такая крепкая, что я чувствую, будто отпечаток его ладони останется там и через несколько часов.

Затем из дальнего конца коридора раздается голос.

— Ну и ну, Джонатан, ты же наверняка знаешь, что есть десерт перед ужином — дурной тон. Особенно с учетом того, что мой брат приложил немало усилий, чтобы собрать нас всех здесь сегодня.

Зажмуриваю глаза, понимая, что голос, который я слышу, и тень на периферии принадлежат Эммету Мерсье.

Профессор Барклай быстро перемещает свое тело, закрывая меня от посторонних глаз, чтобы я могла уединиться, пока расправляю одежду и собираюсь с мыслями. Жест заботливый и добрый, но я так раскраснелась, что чувствую, будто могу загореться. Как можно дольше я избегаю смотреть на Эммета, надеясь, что, возможно, он исчезнет как дым и наша встреча закончится не так.

Не повезло.

Когда профессор Барклай отступает, я впервые сталкиваюсь лицом к лицу с Эмметом Мерсье. Я думала, что, увидев его на фотографиях, смогла смириться с тем, насколько он похож на своего отца, но он действительно точная копия, такой высокий и грозный, что моей спине хочется склониться в почтении.

Его волосы такие же черные, как и костюм. Глаза почти такого же цвета. Челюсть чисто выбрита, так что я могу видеть постоянные ямочки на щеках и подбородке. Резко очерченное лицо совершенно французское. Он красив, чрезвычайно красив, но я описываю его красоту так, как описала бы любого другого члена семьи. Он мой брат, или, по крайней мере, я так на него смотрю. Он смотрит на меня не как на члена семьи, а как на пустое место. В его взгляде только насмешка.

— О. — Он жестоко улыбается. — Я не понял, кого ты там прижал, Джонатан, но теперь все становится на свои места. — Эммет выпячивает подбородок в знак узнавания. — Милая Эмелия. Дочь шлюхи.

Я вздрагиваю.

— Не буду мешать… продолжайте.

Профессор Барклай двигается так быстро, что я едва успеваю осознать, что происходит, прежде чем он хватает Эммета за яремную вену и прижимает к стене.

— Хватит, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы.

Молча смотрю на них, адреналин и страх смешиваются до точки кипения. Чувствую, как слезы щиплют мои глаза, а колени дрожат так, словно вот-вот подкосятся.

Почти так же быстро, как он хватает Эммета, профессор Барклай отпускает его. Эммет выглядит совершенно невозмутимым из-за ссоры. Он поправляет ворот рубашки, затем проводит рукой по пиджаку.

— Что, черт возьми, происходит? — спрашивает Александр у меня за спиной.

Профессор Барклай сжимает и разжимает руку, словно пытаясь успокоиться.