— Фига се, какие меры! — воскликнул я.

— Да. Короче, там на столе лежала эта газета, свежий выпуск. На первой странице передовица под названием «Куда мы исчезаем?»

— Почему же их не закроют с такими статьями?

Света развела руками.

— Желтая пресса. Они не лезут к официалам, официалы не лезут к ним. Есть грань, которую они не переходят.

— Ты про этические причины?

Света пристально посмотрела на меня.

— Да.

— Ты помнишь, где находится редакция?

— Если мне не изменяет память, на окраине детского парка, позади колеса обозрения. Если идти тихими кварталами, выйдет километра два с половиной.

Через двадцать минут быстрого шага мы увидели ограду детского парка. Оттуда раздавались радостные крики, музыка и завывания аттракционов.

— С правой стороны к парку примыкает база вторсырья — там нет камер, — сказала Света. — Внутри парка камеры только на выходе и выходе и возле касс, — предупредила она.

Мы прошли внутрь базы через открытые ржавые ворота. Темные личности сновали туда-сюда: кто с тележками, кто волоком, — они тащили кто во что горазд, перевязанные тюки макулатуры, тряпье, разбитые холодильники и телевизоры и прочее барахло, годящееся для сдачи. На нас никто не обратил никакого внимания — все были заняты делом.

— Редакция на той стороне, нужно перелезть через забор, там полуподвальное помещение, — шепнула Света.

— Ну и место они выбрали, — ответил я.

— Осторожно! — крикнул мне мужик и я едва успел увернуться от тачки, груженой кусками обрезанного металла, поверх которого торчал какой-то флаг. Мужик был в авиационных очках — колоритный и грязный. Он улыбался и было видно, что это один из тех парней, что останутся на планете после того, как с ее лица исчезнут все или почти все жители.

Мы потолкались среди сдатчиков вторсырья, чтобы у них замылился глаз. Народ здесь был немногословен. Большинство мужчин и сильно реже — женщин делились в основном тем, что удалось найти. Рыбные места никто не раскрывал. Но по лицам некоторых товарищей, выходивших из павильона, можно было видеть, что день, как минимум, удался.

— Идем правее, — Света дернула меня за рукав.

Толпа гудела и курила, раскладывала свою добычу на подступах. Мы отошли к правой стенке павильона — за нею в ряд стояли мусорные контейнеры с хламом, который не удалось реализовать. Еще дальше ютились две кабинки биотуалетов — от них исходила такая вонь, что слезились глаза. Народ старался к ним не приближаться.

— То, что нужно, — Света оглянулась и мы нырнули в узкое пространство между кабинками и кирпичной стеной. Было такое ощущение, что тут все так делали.

Схватившись за выступ крыши биотуалета, я подтянулся и довольно легко оказался наверху. Света удивленно приподняла брови.

— Ого! — только и сказала она.

Через минуту мы оказались на другой стороне — в детском парке. И кажется, только тот самый мужик в авиационных очках заметил наши маневры. Он как раз вышел из павильона, сминая в руках несколько купюр. Когда я прыгал вниз, он махнул мне рукой. Я махнул ему в ответ. Наверняка он был в курсе, что значит, когда не хватает денег на билет, а попасть внутрь очень хочется.

Я сразу заметил длинное трехэтажное здание чуть поодаль, похожее на конюшню. В правом его торце стояли двое парней в джинсах. Они курили и что-то обсуждали. Наверняка они видели, как мы спрыгиваем с забора, и, кажется, нисколько не удивились.

На стене перед лестницей висела темная табличка с едва заметными буквами: «Редакция газеты «ПТСР (По ту сторону реальности)».

— Посттравматическое стрессовое расстройство, — пробормотал я.

— Что? — повернулся ко мне один из парней и выдохнул дым.

— Да ничего, это я… так.

— А-а… вы в газету?

Я кивнул, и мы быстро спустились вниз. Прямо на входе стояло несколько человек — в основном старушки с пачками газет.

«Реализаторши», — мелькнуло в голове и оказалось, что я прав.

— Дайте еще с прошлой недели! Вся разошлась! — заверещала одна. — Там, где интервью с перебежчиком было!

— Ты уже и так три пачки отхватила, хватит тебе! У меня только одна! — вторая попыталась оттеснить конкурентку.

— Девочки, всем хватит, — между ними вклинилась третья — с хитрым лисьим лицом. — Они отпечатали доптираж, перестаньте ссориться.

— Откуда знаешь про тираж?

В коридоре появился крупный мужчина в джинсах и рубашке в клеточку с длинным рукавом.

— Всем хватит, еще пятьдесят тысяч напечатали, — пробасил он. — Сейчас привезут.

— Ну слава богу! — перекрестилась первая. — А то вечно я пустая сижу.

Мужчина оценивающе посмотрел на нас. Мы были не похоже на реализаторов.

— Простите… вы к кому?

— Нам нужен главный редактор, — сказал я, нисколько не сомневаясь, что это он и есть.

Секунду мужчина смотрела на нас, видимо решая, выгнать или пригласить. Потом махнул рукой:

— Идите за мной.

— Михал… Владимирович… а когда привезут?

— Сказал же, через полчаса! — рявкнул мужчина, не оборачиваясь. Именно так я себе и представлял главного редактора — нас будто бы затянуло водоворотом и увлекло вслед за ним.

Мы прошли мимо оторопевших старушек, которые вдруг начали креститься («По крайней мере, здесь тоже христианство», — подумал я).

Потолок в подвале был низким, мне приходилось даже слегка нагибаться, чтобы не зацепить головой дощатый, как в сауне, потолок.

По пути я успел увидеть на стенах вырезки из газет в дешевых рамках, какие-то пожелтевшие грамоты, фотографии улыбающегося мужчины в джинсах рядом с другими людьми на фоне Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Я даже остановился перед этой фотографией, чтобы рассмотреть дату — в углу было четко напечатано «11.09. 2019».

— Вот те на… — вырвалось у меня.

Главред повернул направо и вошел в кабинет — не дождавшись нас и не предложив нам войти. Мы переглянулись и последовали за ним. Он прошел за массивный стол, заваленный сверху до низу бумагами, газетами, вырезками, фотографиями, распечатанными конвертами, из которых выглядывали рукописные странички и плюхнулся в огромное, видавшее виды кожаное кресло, которое охнуло под ним и слегка раздалось. В углу на столе стоял допотопный кинескопый монитор — огромный как шкаф, весь облепленный с головы до ног желтыми клейкими листочками с записями.

Позади редактора висела физическая карта СССР, утыканная какими-то булавками с флажками — красными, синими, зелеными и желтыми. Кое-где на этой карте были приколоты белые прямоугольники с коротким текстом.

Весь кабинет являл собой максимальный, насколько это было вообще возможно беспорядок, однако его хозяина это, кажется, нисколько не смущало.

Плюхнувшись в кресло, он открыл ящик стола, достал оттуда пачку сигарет, вытянул одну, и чиркнув зажигалкой, затянулся. Потом выпустил облачко дыма и вопросительно посмотрел на нас.

— Присаживайтесь, — он повел рукой с зажатой в пальцах сигаретой в сторону стульев, сбившихся у единственной свободной стены. — Чем могу помочь?

Мы остались стоять.

— Дело в том… — начал я, но Света меня перебила.

— Я отправляла в вашу газету письмо… это было давно…

Мужчина усмехнулся и кивнул на свой стол, забитый письмами так, что некоторые из них падали на пол, многие оставались нераспечатанными, а еще больше их я заметил в мусорной корзине, что стояла слева от стола.

— Да… я понимаю. Но может быть, вы вспомните… я написала вам, что мне кажется, будто я из другой реальности и расписала все подробности. Вы его даже опубликовали, а в следующем номере написали, что получили множество откликов, но по этическим причинам не можете их привести. Я хотела бы знать… что это за этические причины такие?

Мужчина перестал курить. Он медленно потушил сигарету в пепельнице и уставился на нас тяжелым немигающим взглядом.

— А ведь я помню ваше письмо… — растягивая слова, будто бы выковыривая из памяти какой-то давным-давно забытый пласт, произнес он после затянувшейся паузы. — Я ведь тогда только пришел в редакцию после журфака. И тогдашний главред Петр Сергеич по кличке «НЛО» дал мне ваше письмо. Я его слегка подредактировал, сопоставил кое-какие факты и разместил рубрике писем читателей. Что потом началось… после выхода очередного номера нас накрыла лавина писем схожего содержания. Списать все на весеннее обострение не получалось. Это были… сотни, даже тысячи писем со всех областей и районов нашей огромной страны. — Он вдруг поднялся, прошел к шкафу слева, выудил оттуда бутылку коньяка. — Будете?