Вестри, задобренный курицей, маслом, печеньем и обещанием особо усердного чесания пуза, милостиво согласился перетерпеть разлуку со мной. Доверить собаку Оле вполне можно, а вот тащить пса с собой на несколько дней в Къольхейм и обратно… Ой, нет, пусть лучше дома поживет.

Дочь любимую капитан в Къольхейм, кстати, тоже не отпустил. Потому как непорядок. Хоть городская оранжерея без Герды сколько-то дней и проживет, но нечего из-за события, касающегося только близких родственников, устраивать переселение народов. Вот когда доживем до настоящей свадьбы Раннвейг, тогда все и поедем.

Гудрун сама решила остаться. Домоправительница любит Къольхейм, но прикипела к Гехту сердцем, утвердилась в нашем здешнем доме, как камень в основании кладки, просто так не вытащишь.

Да, совсем наш дом опустел. Мне хотелось поддеть капитана по поводу его странноватых понятий об одиночестве, ну да Драконы с ним.

Несмотря на суету и суматоху сборов, на площадь, с которой отправлялся караван, мы прибыли вовремя (а с Хельгой вообще по-иному возможно?), даже пришлось подождать немного, пока купцы и горожане определятся, кто за кем в пути следует. Наконец разобрались. На ратушной башне засверкали вспышки гелиографа и, перескакивая с вышки на вышку, устремились к другим пределам земли Фимбульветер, а потом вернулись обратно с ответом: все спокойно, можно отправляться.

Предводитель купцов и начальник стражи в последний раз неспешно проехались вдоль строя кхарнов и саней, проверяя, все ли в порядке, и караван наконец тронулся в путь.

От Гехта до Къольхейма по хорошим трактам добираться около суток, учитывая ночевку на постоялом дворе. Весной, когда купцы берегут каждый час, ожидая, что снег вот-вот начнет таять и дороги раскиснут, караваны гонят быстрее. Хельга однажды, презрев все доводы разума, рванула напрямик через Белое Поле и домчалась за несколько часов, но нам спешить некуда.

Мы даже остановились, распрощавшись с караваном, в одном месте, чтобы взглянуть, как узкая, но хорошо наезженная дорога, отделившись от главного тракта, начинает подниматься вверх, к надежно стоящему среди горных склонов замку, над которым, совсем уже среди облаков, гордо реет лазоревый штандарт с серебряным драконом, пламя изрыгающим. Къольхейм.

– Хельга, а спорим, что…

Но коварная сестра уже дала своему Реду шенкеля, и рыжий кхарн галопом несся к воротам замка.

Ну, погоди!

Мы еще летели взапуски по узкой дороге, а со смотровой башни замка уже приветственно пела труба, и распахивались нам навстречу громоздкие створки ворот.

Къольхейм! Где бы ни был и что бы ни делал каждый из клана, он помнит о родовом замке. В стенах его все мы появились на свет и сюда вернемся, чтобы упокоиться навечно.

Место, где Къолей всегда ждут.

Я обошел Хельгу, но в воротах, под скрытой в каменной арке тяжелой решеткой (она никогда не упадет самовольно, но, в случае опасности, чтобы опустить ее, хватит одного движения рычага), придержал Скима, уступая женщине и старшей сестре право первой очутиться в стенах родового замка.

Признаться, помимо хороших манер, у меня был свой тайный резон въехать на двор за спиной Хельги. Но я просчитался. Когда у тебя пятеро старших братьев, которые давно не видели младшенького и порядком соскучились…

Предоставив единственной дочери возможность чинно поздороваться с родителями, братовья мигом вытащили меня из седла и дружно принялись качать.

Вурды, опора клана, взрослые люди, у Свена вон, седина в бороде пробивается, а ведут себя как озорной молодняк. Или будто это мне по-прежнему семь лет, и каждый из братьев считает своим долгом подхватить малого на руки и вскинуть как можно выше. «Ну-ка, ну-ка, сколько когтей у дракона на штандарте? Не сосчитал? Тогда давай еще раз!»

Фунс, как же я их всех люблю!

Отбившись наконец от братьев, обнявшись с родителями и поздоровавшись со всеми, кто был рад меня видеть, я заметил, что Раннвейг завладела клеткой с вороной. Безбоязненно просунув палец между прутьев, племянница почесывала птицу под клювом. Карр млела.

Потом началась радостная суета, случающаяся всякий раз, когда приезжает кто-то любимый и долгожданный. Надо показать ему все, похвастаться изменениями в доме, узнать новости и рассказать свои, при этом устроить уставшего с дороги дорогого гостя получше и, главное, покормить.

Все это было здорово и приятно, но что-то смущало меня, мешало, словно попавшая в глаз соринка. И лишь часа через два, выражая восхищение тряпичным медведем трехлетнего племянника Калле («Нет, синих медведей видеть мне еще не приходилось!»), я понял, что не понравилось мне в родном замке: то, как Раннвейг встретила Хельгу. Когда сестра забрала меня в Гехт, а потом мы приезжали в Къольхейм погостить, я от мамы вообще не отходил, а племянница ведет себя так, будто всего лишь рада новым людям.

Странно…

Терпеть не могу вставать рано утром. Но приходится. Вестри чует время не хуже слепого звонаря Пера и неизбежно будит меня в час Песца. Псу все равно, лето или зима, будний день, выходной или храмовый праздник. Поднимайся, хозяин, и пойдем на полтора часа исследовать проулки вдоль задних дворов родного квартала. Вернувшись, хвостатый негодник дрыхнет до обеда. А вот мне едва удается урвать еще часика три сна.

Люди удивляются, как такой лодырь и засоня, как я, вообще додумался завести собаку. Но у нас с Вестри не было выбора.

Самое поганое, что я настолько привык просыпаться до рассвета, что уже, где бы ни был и что бы ни делал, вскакиваю в урочный час, как по тревоге. И не сплю полтора часа, ни Драконов славить, ни тиллов ругать.

Так получилось и сегодня. Но сейчас это было к лучшему. Я хотел побродить по замку в одиночестве. Бываю в Къольхейме довольно часто, но всякий раз времени хватает только на людей, а не на дом.

Я покинул жилище клана почти что восемь лет назад, но и сейчас мог обойти его, закрыв глаза.

Первым делом отправился к южной стене, туда, где уже несколько веков находилась святыня клана – меч Вебранда Къоля. Вскоре после прихода ледника верный вассал короля Хлодвига явился на Барсов перевал и, вонзив в трещину между камней свой клинок, поклялся, что ни он сам, ни кто-либо из его людей ни на шаг не отступит за этот рубеж.

Тогда в земле Фимбульветер еще ничего не знали о кочевниках, но всякой дряни из-за гор лезло достаточно. Отошедшие на юг, но теперь возвращающиеся банды мародеров, нежить и нечисть, чующая легкую добычу, какие-то толпы, вроде людей, но утративших разум и человеческий облик. Со временем на месте наскоро сложенного из камней укрепления поднялся замок, открылись в Горючих Пещерах выработки огненных кристаллов, появились в окрестностях хутора и поселки, но слово первого из Къолей так никогда и не было нарушено. Кочевники не один раз пытались прорваться через Барсов перевал, но летописи не помнят дня, в который бы Къольхейм пал.

Почтительно постояв возле меча – ни единое пятнышко ржавчины не пятнает благородный булат, хотя клинок стоит прямо против неба, забота Къолей лучше любого укрытия – я пошел дальше.

Вытянул из колодца бадейку воды и порадовался, как это теперь легко, не приходится задирать рукоять ворота почти на высоту своего роста, а потом виснуть на ней. И ложиться животом на край колодца, чтобы дотянуться до ведра, нынче тоже не надо. Зато вода по-прежнему холодна, чиста и вкусна.

Вернув бадейку на место, я еще раз оглядел двор и вошел в замок.

Вот тут сидел я, съежившись, забившись в темный угол возле камина, в день, когда приехавший в Къльхейм жрец должен был забрать меня в храм Багряного Дода. А до этого, испуганный и растерянный, наблюдал из окна башни, как незваный гость идет по двору замка. Тогда я еще не знал, что за мной прибыл сам командор ордена Орм.

Библиотека.

Мои книги, которые не увез с собой в Гехт, совсем уж детские, по-прежнему стоят невысоко, так, чтобы ребенку удобно было взять их.