Из замка вышел братец Свен и церемониальным шагом направился к воротам.
Мы с Раннвейг мигом взлетели на высокое крыльцо, с которого все было хорошо видно.
Открыв ворота, Свен вернулся обратно.
То, что случилось затем, предугадать было трудно.
Из замка вышли четверо братьев, вынесли, держа за руки и за ноги Торстейна Родъера, проследовали за ворота и там, хорошенько раскачав гостя, бросили его в большой глубокий сугроб. Свен, следовавший за ними с видом церемониймейстера королевского двора, метнул вдогонку шляпу.
– Отказали! – сделала вывод Раннвейг.
В приграничье долго не рассусоливают, решение принимают быстро и мнение свое выражают предельно ясно. Но хотелось бы узнать подробности.
Хельга была в ярости. Хотя сторонний наблюдатель это вряд ли заметил бы и понял. Расположилась себе женщина спокойно в кресле, может быть, не слишком удобном. Ни резких движений, ни громких выкриков, ни искажающих лицо гримас не наблюдается. Но я-то сестру знаю, все-таки почти восемь лет вместе прожили. Когда Хельга носится по комнате, размахивает руками и возмущается, это она просто сердится и скоро успокоится. Когда же сидит вот так, чуть подавшись вперед, вцепившись в подлокотники, и глаза у нее совсем белые, истинная Ледяная Дева, вот тогда действительно дело плохо.
И сейчас лучше бы она стены когтями драла.
– Хельга, я правильно понимаю, в ближайшее время жениха у твоей дочери не появится?
– Нет! – раздраженно фыркнула сестра. – Даже если бы Раннвейг была совершеннолетней и по уши влюбилась в этого пройдоху, я была бы против.
– Ты так уверена? Совсем сосед не понравился? Не каждый умеет при первом знакомстве произвести хорошее впечатление…
– А он и не пытался! Торстейн Родъер не хотел выглядеть приличным человеком, он был убежден, что уже кажется бесподобным, и все, словно услышав музыку Горбатого Дудочника, готовы исполнять его волю. На нас он глядит, как на мебель. Удобная, можно с комфортом усесться, а надоела – в чулан запихнуть.
– Хорошо, гордец и хам. Помолвка не состоится.
– Ларс, о помолвке речь даже не шла. Раннвейг нужна ему не как невеста, а как жена. И сейчас.
Жизнь бывает разная. Во времена юности прабабушки в пятнадцать лет уже рожали. И в наше время, в исключительных случаях, если двое искренне любят друг друга, так, что по одиночке просто жизнь не мила, а до совершеннолетия еще год или два, можно жениться, получив благословение родителей. Но Раннвейг-то всего двенадцать! Ребенок!
– Брат, успокойся. Никакой похабщины Торстейн Родъер не замышляет. Раннвейг интересует его только с имущественной точки зрения. Ему очень нужны деньги. И не невестины, под контролем семьи, а право распоряжаться имуществом жены. Подозреваю, что он проигрался. Или запрещенные зелья. Скорее всего, не сам трескает, а нацелился продавать. Надо же быть таким кретином! Влезть в круг торговцев такого рода гораздо трудней, чем в королевский совет. Все давно поделено, и оттуда не уходят, оттуда уносят вперед ногами. Если не сумеешь откупиться. Но сначала это дело выглядит донельзя просто и заманчиво.
– Хватило наглости…
– Прямо этот мерзавец, конечно, ничего не сказал, зато намекнул, что раз уж от девчонки отказалась родная мать, то ей нечего рассчитывать на хорошую партию, и он просто одолжение нашей семье делает, что забирает такую негодящую особу.
Или я действительно как-то не так упал с лестницы, или Торстейн Родъер совсем уж полный дурак. Даже если он считает, что Драконы у него на посылках, человек, который понимает, насколько его будущее зависит от других, не станет настраивать людей против своей персоны. Тем более клан мощный, богатый, дружный, которому сам такой родич нужен, как перелетному гусю дорожная сума. А чтобы вывести из себя Хельгу, нужно сильно постараться. Она даже с Оле спорит о допустимых методах задержания преступников, а тут позволила соседа в буквальном смысле выкинуть из замка, а то и сама братьев о том попросила.
Но как такой дурень может быть пройдохой?
А ведь он, еще не получив официального отказа, уже предлагал Раннвейг бежать. И сватался настолько халтурно, будто специально хотел провалить все дело.
Хельга не читает романов, считает их сущей глупостью. Зато Герда большая любительница подобных книг и регулярно пересказывает мне особо волнительные сюжеты. И я не так давно слышал нечто подходящее по смыслу. Семья противилась браку, и тогда влюбленные бежали, а вернулись, когда девица была уже в положении, и родителям поневоле пришлось дать благословление.
Если просто умыкнуть и соблазнить несовершеннолетнюю девчонку, то не только ее родные, но и соседи порвут негодяя на мелкие кусочки. А вот когда речь идет о неземной любви, кавалер честно сватался, но злые родичи невесты не только отвергли, но и оскорбили его…
Да тут три четверти узнавших историю будут на стороне гонимых влюбленных, Къоли выглядят злодеями, а всякие мелочи, вроде причины отказа, никого уже не волнуют.
Наплевав на святость чужих секретов, я выложил Хельге все. Сестра слушала с таким непроницаемым лицом, что я начал всерьез опасаться за жизнь Торстейна Родъера.
– Хорошо, – наконец изрекла она. – А с Раннвейг я поговорю.
Мне почему-то очень захотелось, чтобы Хельга этого не делала.
– Ты не можешь ничего мне запретить!
Они стоят друг напротив друга, одинаково сложив руки на груди. Да и вообще очень похожи, только Хельга ростом выше, и по лицу как всегда ничего нельзя понять, а Раннвейг сердито вздернула губу, скалясь как лисичка.
Но к двери они повернулись одновременно. И обе были сильно недовольны тем, что кто-то влез в их выяснение отношений.
Фунс принес меня в библиотеку…
Раннвейг, низко наклонив голову, пронеслась мимо и с грохотом захлопнула дверь. Хорошо, что я успел отойти на шаг от порога.
Хельга чуть повела плечами.
– Ларс, послезавтра едем домой. В Гехте очень много дел, но мама просила хоть ненадолго задержаться.
Два дня – это хорошо, вполне приемлемый срок. Потому как за днями последуют ночи, когда придется караулить Раннвейг, а больше двух суток без сна я вряд ли выдержу. Можно, конечно, дрыхнуть днем, но слишком дорого время, отведенное мне в Къольхейме, чтобы тратить его на сон.
В том, что племянница попытается улизнуть из дома в ближайшее же время, я не сомневался. Не знаю, что сказала ей Хельга, но девчонка явно в обиде на маменьку и, ко всему прочему, хочет ей насолить. Если я что-то понимаю во вредности, пакость нужно делать, пока жертва находится поблизости и сразу узнает о настигшей ее стр-р-рашной мести.
Я, конечно же, надеялся, что взрослые, по крайней мере, Хельга, зная о замысле Раннвейг, примут соответствующие меры, но хочешь сделать хорошо – сделай сам.
А еще я не то чтобы одобрял племянницу, но понимал ее и сочувствовал. Нравились мне авантюризм и решительность Раннвейг. Да и самому хотелось поучаствовать в приключении. Вот пробирается девчонка по темным ночным коридорам, вдруг открывается потайная дверь, и там суровый я с горящим факелом в руке. Надо только подумать, что сказать. «У западной стены вас ждут оседланные кхарны» или «Ага, попалась!» тут явно не подойдет.
Так ничего не придумав и понадеявшись на вдохновение свыше, я, как стемнело, устроился в засаде на предполагаемом пути Раннвейг. И, конечно, просчитался. Не учел, что племянница живет в Къольхейме всю жизнь и явно лучше, чем я, знает все входы и выходы, а замки и запреты обходить умеет.
Так и умчалась бы наша Раннвейг в снежную даль, и одним фунсам известно, чем бы это закончилось, если б не судьба и дурость человеческая.
Вмешательство судьбы выразилось в том, что в самую глухую полночь братцу Моди понадобилось прогуляться до некой уединенной башенки. Возвращаясь обратно, он машинально выглянул в выходящее на двор окошко. Увидел у кхарни свет и странное шевеление. Заинтересовался.