Пока что Прозрачного все устраивает.

Минуло три недели. Город жил прежней жизнью. Искры костров на празднике Сольворст прожгли не больше штанов и юбок, чем в прошлом году. Трещины на корках перепеченных караваев если и складывались в рожи тиллов, то были те не страшней, чем прежде. Люди, поняв, что ни конца света, ни повышения налогов не предвидится, вернулись к обычным делам и занятиям.

Адептов секты Ждущих успешно вычисляли и отлавливали в Гехте и других городах. Всех удалось взять живьем. Некоторые – не фанатики, простые замороченные люди – являлись в Палату Истины сами, не дожидаясь, пока на порог явятся стражники в сопровождении жреца в алой мантии.

Все говорили примерно одно и то же. Не убивал я, хесса главный прознатчик! Домом своим клянусь, не убивал! На собрания только… Любопытства ради… Не знал… Не понял… Думал, в книжке плохого не напишут…

Гида исчезла. Может быть, ее схватили служители Дода, а может, ей удалось скрыться. Не знаю. Храм Багряного никогда не посвящает мирян в свои дела.

В одно прекрасное утро Хельгу, Оле Свана и меня вызвали в королевскую резиденцию. Сестру и капитана собирались чествовать как изобличителей и победителей изуверской секты, ну и я оказался к тому причастен. Не к секте, а к борьбе с ней.

Ни дворец, ни прием не впечатлили. Тронный зал поражал бы роскошью, но слишком уж часто лезла в голову мысль о мокрых тряпках, пыли, которую торопливо и халтурно смахнули, и о забытой по углам паутине.

Придворные напоминали рыночную толпу – та же пестрота и галдеж.

Что еще? Вежливая улыбка Хельги, ее предупреждающий взгляд – смотреть все-таки надо на короля, а не на сестру.

Его Величество бубнит, как кожекрыл на рассвете. Преданные нам вурды… Опора престола… Истинное сокровище Фимбульветер… Верность и отвага должны быть вознаграждены…

Похоже, этой речи лет столько же, что и династии Ильвъенгов.

Но когда король вручал мне наградную шпагу – эфес бугрится колючими драгоценными камнями, не то что фехтовать, в руке держать неудобно, – Хрольв Ясный улыбнулся вполне по-человечески и тихо шепнул «молодец!».

Незадолго до этого, убедившись, что я ближайшее время не собираюсь помирать ни от последствий допросов, ни от мук разбитого сердца, Оле Сван загнал меня в угол и устроил собственное расследование всей истории с сектой, храмом Дода и Баккеном. В начале был вопрос какого фунса вообще, в конце подробнейший разбор всех моих действий в той или иной ситуации. Вся беседа сопровождалась капитанской руганью, взываниями к Драконам и подзатыльниками. О чем вообще думал, щ-щенок? Сестра твоя знаешь как переживала? Однако, когда Сван выяснил, что хотел, он посмотрел на меня внимательно, будто бы даже одобрительно и проворчал:

– Растут зубки-то…

Еще раньше я немного поругался с Хельгой. Она хотела, чтобы я уехал в Къольхейм, я упирался. Как поругались, так и помирились. Чуткая все-таки у меня сестрица.

Еще раньше доктор Трюг вправил мне руку, восхищаясь искусством рыжего Тария. Поберег бы я после лечения жреца плечо пару-тройку дней, все бы уже зажило.

Еще раньше… Стоп, Ларс Къоль, так можно добраться до самого сотворения мира Драконами. Хватит про себя, пиши про город.

Король со свитой отбыли обратно в столицу, и ночами неосвещенная резиденция снова нависает над городом словно гигантский темный кожекрыл.

Кот хессы Кёб по-прежнему сидит на подоконнике, взирая на мир с еще большим презрением.

Дочь метельщика Кори поступила к Торе Хольм и теперь стоит за прилавком кондитерской. Она такая же хрупкая и воздушная, как Гида, но шустрая и языкастая. Ухажеров у нее хватает, но драки за храмом Хандела прекратились.

Сам Кори не вылезает из булочной – следит за дочкой и ухлестывает за Торой.

Герду возят по городу. Разнаряженную, словно дочь короля, напудренную, завитую. Со свитой. Узнать мою радость сложно. Народ сначала глазел на это зрелище и шептался о прибывшей из столицы новой жрице, но теперь интерес поугас. Однажды Тора Хольм поймала меня на улице и долго расспрашивала, почему не видно Герды, как же это она не смотрит на такую красоту и интересность. Я буркнул нечто невразумительное и удрал.

Встречая жреческое шествие, я придерживаю Вестри за ошейник, чтобы не кинулся целоваться и не нарушил все благолепие.

Мне ни грустно, ни обидно. Есть Герда на свете? Есть. Хорошо ей сейчас? Хорошо. Ну вот и славно. Все равно у хронистов редко бывают свои семьи…

Умный и хладнокровный Оле Сван как-то сказал мне, что нельзя думать о своей муке, давать ей волю, иначе от этого уже не избавиться, ничего не будет, кроме боли. И тогда останется только застрелиться. Или украсть Герду. Если только сама она на это согласится.

Об этом и думал я, съежившись на своем стуле, сердито вытирая слезы рукавом и тщетно пытаясь углядеть среди раскиданных на столе книг ответ, куда может податься злодей короны с похищенной жрицей в охапке, когда дверь тихонько приоткрылась и в кабинет скользнула Герда.

Она словно явилась из прежних времен – те же клетчатая шаль, белый чепец, рыжая юбка. Только личико слишком уж чистое, хотя нет, вон возле уголка рта пунцовое пятнышко несмытой помады.

– Здравствуй, Ларс.

– Здравствуй, Герда.

Надо было вскочить ей навстречу, обнять, а я сидел, как примороженный.

Герда, вздохнув, устроилась на стуле для посетителей.

– Вот, Ларс. Ушла я из жриц. И то, какая из меня слу-жи-тель-ни-ца. Там знать надо много, уметь, а я… Только людей смешить.

От такой новости впору вскочить на стол и сплясать лихой сольспранг, а я продолжал изображать камень у дороги.

– Тебе дали отпущение? Но ведь это могут сделать только верховные жрецы, а они все три дня как уехали из города.

– У меня вот, – Герда выложила на стол тугой пергаментный свиток, – Орм написал.

Почерк у служителя Багряного был четкий, ясный, хотя писать ему явно пришлось не за столом – некоторые буквы просто вдавлены в пергамент, соскакивающее перо чуть не дырявило его. Текст отпущения. Прямо как переписанный из «Завещания Драконов». И девять знаков верховных жрецов.

Не так удивительно, что они дали согласие. Не все верховные жрецы воплощение добродетели, но дураков среди них не было никогда. Не вся правда хороша. Герда объявлена девушкой, особо угодной Драконам, но про Баккена до сих пор не сказано ни слова. Миру, давно и основательно поделенному между Девятью Драконами, десятый не нужен. Иначе придется перекраивать всю устоявшуюся жизнь земли Фимбульветер, решать, что можно отдать под покровительство нового Дракона, строить храмы, измышлять новые обряды и учить им жрецов. А что будет с календарем? А «Завещание Драконов»? Признать, что столько лет оно было неверно, а служители храмов врали фунс знает что? С какой, интересно, целью? Новые секты, новая смута, раскол. Нет, миром правят девять Драконов, и над Гехтом видели одного из них. Миру не нужен ни десятый Дракон, ни невесть откуда взявшаяся девица, вдруг оказавшаяся обличенной высшей храмовой властью.

Но когда старый успел? Неужели Орм за пару часов смотался в столицу, обежал там всех, включая самого короля, уговорил подписать отпущение, а потом вернулся назад?

Строчки текста над рукоприложениями жрецов теснятся, почти наползают одна на другую, как если бы писавший опасался, что ему не хватит места. Похоже, Орм состряпал отпущение на коленке, а рукоприложения верховных раздобыл заранее. Уговорил расписаться на пустом листе. Чтобы потом никто и ничто не помешало ему свершить задуманное. Вписать нужный текст. Но как такое удалось простому служителю Дода, и как исхитрился он прорваться к первому жрецу Прозрачного Магта, Его Величеству Хрольву Ясному?

Последняя подпись, рядом с алым знаком щита, сделана той же рукой, что и написано отпущение. «С сим согласен. Орм, Командор ордена Багряного Дода».

Я выронил лист пергамента, как если бы это была пластина чугуна. Ну, Орм, шустрый… дедушка.

– А знаешь, – задумчиво сказал Герда, – Орм обрадовался, что я ухожу из жриц. Даже обидно как-то…