Напоследок я увидел: они, все девять, сложив крылья, стоят и сидят у края высокого обрыва, перед и под ними разноцветие трав, а дальше – сверкающие воды, и солнце, опускаясь в океан, бросает на него яркую дорожку.
Темнота надвинулась с двух сторон, поглощая зримое, и вот уже я вижу только черный зрачок, пересекающий алый глаз Дракона, потом чешуйчатое лицо ящера, и Троппер отстраняет меня.
Снова подземелье со светящимися колоннами. Я оглянулся. Хельга и Сван стояли рядом, капитан обнимал сестру за плечи.
– Ларс, мы тоже теперь знаем все.
Я снова оглянулся на Троппера. Черный Дракон поднялся на ноги и, склонив голову, разглядывал нас.
– Даже удивительно, до чего старые боги похожи на вас.
– Разве они существуют?
– Они были. Вы называете их фунсами. Боги, которые утратили веру, мельчают и становятся нечистью.
Заметки на полях
Маленький – с человеческого ребенка – лиловый дракончик прицепился к потолку в тени колонны и внимательно следил за разговором старшего Троппера с людьми. Баккен появился в семье уже в подземельях, и ему было интересно все, что связано с верхним миром. Пользуясь тем, что еще не вырос, лиловый баловень часто поднимался наверх по туннелям, недоступным для взрослых драконов. За что однажды и поплатился. Человек схватил Баккена, когда тот ненадолго замешкался у лаза-колодца. Это было не лучшее время в жизни маленького дракона. Пленитель держал его в мешке, со связанными лапами, притянутыми к телу крыльями и головой, обмотанной грязной тряпкой. Злодей любил порассуждать сам с собой, и Баккен слышал, что его собираются «сбыть Кислому за хорошую цену». Что бы это ни означало, радоваться явно не следовало.
Драконы долгожители и плохо различают малые части времени. Баккен не знал, сколько провел он в плену, прежде чем мешковину разорвали острые когти горгульи.
Они полетели над ночным городом к тому, что горгулья безмолвно назвала по-человечески – «дом». В «доме» этом тоже был лаз, к которому удобно было подлетать, но крышка его стояла дыбом. Внутри «дома» было тесно, но интересно. Если бы горгулья не торопила, Баккен рассмотрел бы все. Он запомнил туннель, ведущий к основанию «дома» и однажды вернулся туда.
Там, под «домом», был человек. Один из тех, кто пришел сейчас. Тогда он попал в ловушку и умирал. Так объяснил мудрый Виден, которого пришлось позвать. Старший сказал, что этот человек способен слышать и понимать не только речь, обращенную к нему, но и безмолвные разговоры драконов между собой. Раньше он заинтересовал бы мудреца северо-запада, но сейчас драконам нет дела до людей и верхнего мира. Жаль. Теперь мастер Мед, наверное, закроет ход под «дом», но Баккен умеет находить новые пути наверх.
Человека он тогда освободил.
Троппер ушел. Подождав еще немного, Баккен оторвался от потолка и полетел вслед за старшим туда, где каменные коридоры обрывались вниз широкими отвесными шахтами, ведущими в просторные пещеры жаркого нутра земли. Новое прибежище драконов.
Глава 10
Глава 10
Возвращались мы другим путем. Троппер указал нам каменную лестницу, круто, почти отвесно уходящую вверх. Ступени были стертые, но почему-то казалось, что по ним давно никто не ходит. Кто бы ни построил эту гигантскую лестницу, Драконам она была не нужна.
Не зная, сколько времени придется подниматься, мы решили беречь фонари и погасили все, кроме одного. Его нес идущий впереди Оле.
Сначала я пытался обдумать случившееся. Потом – считать ступени. Скоро сбился и дальше шагал уже бездумно, как марионетка на веревочках кукольника, тяжело поднимая болящие от усталости ноги, не в силах даже оторвать взгляд от едва различимых в темноте ступеней. Так, пока короткое удивленное ругательство Оле не дало понять, что капитан наткнулся на нечто, могущее означать конец пути.
Тоннель перегораживала куча всяческого хлама и старья. Мы с Хельгой тихо застонали. Оле с яростным рыком рванул что-то похожее на рукоять старого заступа. Добыча осталась в руках у Свана, потянув за собой еще несколько непонятных штуковин. А в преграде образовалась дыра. Сквозь которую проникал серый утренний свет.
Раскидав завал, мы наконец выползли на поверхность. Городская свалка, место, куда попадало все, что не могли утащить или чем брезговали кожекрылы, предстала во всей красе. Несколько бродяг, жгущих неподалеку хилый костерок, тревожно уставились на нас.
– Вот же ведь, – горестно прошептал один из бездомных, – истинники уже из-под земли лезут.
Хельга отвернулась. Пока не нарушаете закон, можете жить как вздумается. Оле махнул оттопыренным большим пальцем в сторону норы, из которой мы явились, и тут же, сформировав кулак, показал его бродягам. Те торопливо закивали: поняли, хеск стражник, близко не подойдем.
Сван огляделся и, с кряхтением подняв снятую с печи чугунную плиту, закрыл ей дыру. Как всегда здесь лежала.
Мы пошли со свалки туда, где высоко в небе виднелась верхушка Часовой башни. Вслед неслось приглушенное шушуканье.
– Воля Драконов! – пискнул кто-то из бродяг и тут же замолк, испугавшись громкости своего голоса.
На площади мы расстались. Хельга и Оле пошли в казармы, я – в ратушу. От сильных душевных потрясений нет средства лучше, чем привычные повседневные дела. Домой сговорились идти все вместе. Смешно сказать, но каждый боялся в одиночку отбивать ярость и расспросы Гудрун.
Возле статуи горгульи я ненадолго задержался. Алебарду уже успели подобрать, и теперь Оле надо придумать убедительное вранье, прежде чем капралы начнут разыскивать нерадивого стража, разбрасывающего оружие.
– Нас отпустили…
Горгулья смотрит мимо меня неподвижными каменными глазами. Ей все равно.
Я шел по коридорам ратуши, приветствуя ранний служилый люд, отвечал на вежливые доброжелательные вопросы, и мне казалось, что этот насквозь привычный, знакомый мир чужд и странен, как сон или морок. Что настоящий остался там, глубоко внизу, в охраняемых горгульей подземельях. Или еще дальше, и дело не только в расстояниях, истинный мир – тот, на который смотрели девять молодых драконов, еще не нареченные людьми хранителями и не успевшие отречься…
В задумчивости я не заметил, что дверь в кабинет оказалась незапертой.
– Доброго утра, Ларс. Что случилось в Гехте за время моего отсутствия?
За столом сидел Торгрим Тильд.
Я думал, что учитель не поверит мне, решит, что я валяю дурака, а то и просто издеваюсь. Но Торгрим слушал так, будто сам отправил меня в подземелье. Только качал головой, разглядывая хитро сложенные пальцы.
– Значит, они все-таки существуют, – задумчиво произнес Тильд, когда я закончил.
– И они отреклись от нас…
– Что с того, Ларс? Ты перестанешь клясться Драконами? Или раньше, помолившись кому-нибудь из них, ты сидел и ждал, пока крылатый благодетель сделает за тебя всю работу? Твои хорошие поступки или то, что не совершаешь плохих, зависят от того, что ты ждешь награды или наказания свыше? Ты знаешь хотя бы одного человека, за которого на самом деле заступился или которому помог Дракон? К тому же они не могли отречься, потому что никогда не брали на себя заботу о нас. Это людям хочется, им нужно верить, что есть кто-то, кто поможет, защитит, рассудит по справедливости. Эта вера даже не требует подтверждения.
Я представил: в высоком небе невыразимого словами цвета, в лучах восходящего солнца расправляет крылья прекрасный и могучий дракон. Людям, глядящим с земли в недоступную для них высь, так хочется, чтобы стремительный летун действительно мог все…
– Надо сделать запись, – я потянул к себе том хроники.
– Подожди, – Торгрим быстро прихлопнул летопись ладонью. – Это событие касается не только Гехта, но и всей Фимбульветер. Если сделать простую запись, большинство людей сочтет ее ложью или святотатством. А те, кто поверит… Им это счастья тоже не прибавит.