– Да. Слушает город. Знаешь, как здорово смотреть с верхней площадки? Давай как-нибудь поднимемся туда днем?

– Поднимемся, поднимемся. Совести у тебя, брат, нет никакой. Мог бы предупредить. А еще лучше, засесть на башню с вечера, а не бегать ночью. Встречу Торгрима, устрою ему таску.

– А Торгрим-то здесь при чем?

– Понятно, что это ты подбил его смотреть с высоты на ночной город, а не наоборот. Но Тильд взрослый серьезный человек, должен понимать, как опасны улицы ночью.

– Торгрима на башне вообще не было.

– Странно. Я видела Торгрима на улице, издалека, и он очень быстро ушел. Гнаться за ним, естественно, не стала. Тем более заметила человека, смотрящего с башни. Кто это еще мог быть, кроме как мой неуемный братец…

Я люблю тебя, сестра. Я хочу помочь тебе. Но если я скажу об этом вслух, начну расспрашивать о чем-либо, ты сразу поймешь все и наверняка запрешь меня в кладовке, приставив Гудрун на стражу. А то и вовсе, вопреки всем канонам и законам, волоком оттащишь в Къольхейм. А там я уж точно не узнаю, ни кто поднимался на башню к старому Перу, ни что делал Торгрим на темной улице. Это важно, Хельга, это очень важно. Поэтому сейчас я не буду спрашивать тебя ни о чем.

– Сестра, ты знаешь, что я тебя люблю?

– Да неужто? – смеется Хельга, крепче беря меня под локоть. – Немногим сестрам удается услышать такое!

– Для этого надо просто пять лет терпеть оболтуса-брата!

Мы с Хельгой идем по улицам странного, будто незнакомого ночного города. Наши с ней шаги и дыхание звучат в такт.

– Вытянулся выше меня, – улыбаясь, говорит Хельга. – А я и не заметила…

Наконец мы добрались до дома. Стоило открыть дверь, как на крыльцо вылетел радостный Вестри.

Полюбовавшись на танец встречи и расцеловавшись с нашим псом, тихонько проникаем в дом. Хельга исхитрилась не разбудить Гудрун. Хоть и убежала в домашнем платье, только натянув сапоги и набросив плащ, но скрылась бесшумно.

Взявшись за руки, из последних сил сдерживая смех, крадемся наверх, в комнату сестры. Мы просто не можем сейчас разбежаться просто так, не «пошептавшись». В мой первый год в Гехте я чувствовал себя неуютно и частенько не давал сестре выспаться, всю ночь занимая ее разговорами. Промаявшаяся день на службе Хельга ни разу меня не шуганула.

Валимся с двух сторон на широкую кровать Хельги. Счастливый Вестри тут же вклинивается между нами – чешите ему пузо!

Мы проговорили всю ночь. Сдвинули головы, чтобы слышать друг друга, но не разбудить голосами Гудрун, хотя вряд ли старая нянька могла услышать нас. Переплетя пальцы, мы говорили, вспоминая веселые и грустные случаи, бывшие с нами, то старательно пересказывая подробности, то обходясь намеками, зная, что поймем друг друга. Это было счастье. Уютное домашнее счастье, живущее в банках с вареньем и в кружках, зарывающееся в пледы, играющее с поднятыми веником пылинками. Почему близкие люди так редко решаются говорить о том, как дороги они друг другу?

А потом наступило утро.

ГЛАВА 7

Утро было обычным. Разве что суеты поменьше, все были медлительны, по словам Гудрун, «словно ночь не спали». Оле, как всегда зашедший за Хельгой, переглянулся с сестрой и украдкой показал мне кулак.

Я поспешил удрать из дома, но, добравшись до пересечения нашей улицы и Седлового переулка, остановился на углу.

Вскоре появились Хельга и Оле. Меня они не заметили и пошли, разговаривая, в противоположную сторону, к Рогатке. Пару раз Хельга обернулась, и я увидел, что она улыбается.

Аккуратный сапожок сестры поехал по предательскому скользкому камню, но капитан Сван подхватил Хельгу под локоть, да так и повел дальше, поддерживая. Хорошо, что у сестры есть Оле.

Я смотрел им вслед, пока дорогие мне люди не скрылись за углом. А потом пошел по своим делам.

Торгрим снова шастает неизвестно где. Даже обидно. Если в городе происходит что-то важное и интересное, мог бы и рассказать или позвать с собой. Учитель называется! Ну раз так, я тоже в ратуше сидеть не буду. Подожду полчаса и пойду…

В любом доме лучшее место для меня – подоконник. И пусть ругается Гудрун, сравнивая меня с таращащимся из бойницы заброшенной башни филином, я люблю смотреть на город. Это только кажется, что из одного окна можно видеть изо дня в день только все те же дома. Улица переменчива, как вода и огонь, во всякое время дня и года по разной погоде, многолюдная или пустая, всякий час он другая, новая, непохожая.

Я загляделся на ворону, спрятавшую что-то в желобе на краю крыши и придирчиво оглядывающую тайник, и потому не сразу заметил человека, вышедшего из храма Хустри. Ой, да это ж Оле! Что понадобилось закоренелому холостяку от покровителя семьи? Не мое дело. А вот поговорить без помех с капитаном Сваном о том, что он видел минувшей ночью, не помешает.

Окна нашего кабинета выходят на сторону, противоположную дверям ратуши. Пока я спускался по лестнице и огибал здание, Оле успел уйти довольно далеко. Орать на всю улицу, окликая его, не хотелось. Еще за мроса примет. Ладно, быстрым шагом и так догоню.

Оле скоро и сосредоточенно шагал к ведомой ему цели. Приблизиться не удавалось никак. Я уже хотел плюнуть и прекратить никчемную погоню, но тут Сван остановился. Задрав голову, он оглядел здание, убеждаясь, что попал туда, куда ему нужно, и вошел в высокие двери.

Теперь уже точно можно оставить капитана в покое. Не сидеть же на крылечке, поджидая его. Но дом – приземистый, серый, с широкими ступенями, ведущими к створчатым дверям, – заинтересовал меня. Я никогда еще не бывал в южной, мастеровой части Гехта. Что здесь? Вход в общественные теплицы или кхарню? Здание гильдейского союза?

Я подошел поближе. У самых дверей величественно расправлял крылья серый дракон. Храм Меда, покровителя ремесел.

Я все-таки уселся на холодный камень крыльца. Дела! Еще можно предположить, зачем не отличающийся особым благочестием Оле зашел в храме Хустри, но что капитану стражи понадобилось от Серого Мастера? Попросить, чтоб руки-крюки наконец к правильному месту приставил?

Я вопросительно оглянулся на Меда. Серый каменный Дракон созерцал зажатый в когтях шар, символ совершенства, и давать объяснения, естественно, не собирался. Хочешь знать истину, думай и доискивайся сам. Чем сейчас и придется заняться. Благо, место, откуда я собираюсь начать поиски, отсюда недалеко.

Наверное, в каждом городе есть такой дом – заброшенный, необитаемый. Хозяева его умерли нехорошей смертью или сгинули без следа, наследники отказались или вовсе не объявились, и вот стоит теперь выморочный домина лет дцать ничейным, никто в нем не селится, но и сносить его не торопятся – все равно ничего путного на этом месте не построишь, не будет здесь счастья ни людям, ни делу, только зря гневить нечисть, обосновавшуюся в пустых стенах.

Даже соседние строения убегают от дома-сироты. Драконы знают, как так получается, но все нехорошие дома, о которых мне доводилось слышать или читать, неизменно стояли на пустыре. Может, зодчий, возводящий одинокое здание, заранее обрекает потомков первых жильцов на несчастливую судьбу?.. Или же тесно стоящие дома защищают друг друга, вместе отражают все зло, а одиночку защитить некому?

Фу, что за фантазии! Это всего лишь дом, строение из камня и дерева, приписанное в городской книге к Шерстяной улице, за отсутствием владельца принадлежащее короне. С чего это я вдруг думаю о нем как о живом существе?

Дом Орма Бъольта стоял на дне не то глубокого оврага, не то просто большой ямы. Сверху он походил на зеленую ягоду хвостовника, лежащую в белой чашке. Трудненько будет ее добыть…

Если бы у меня были друзья среди сверстников, я знал бы о покинутом доме все. Сладко и жутко разглядывать его, притаившись за сугробом, наконец решиться бросить снежок, а потом на спор подойти совсем близко и заглянуть за перекошенные ставни. И после важно рассказывать притихшим новичкам, как ползет по дому огромный шипастый змей, неспешно протягивает могучее тулово по всем комнатам и лестницам и при этом все время глядит на собственный хвост. Говорить, что в подвале хранятся похоронные плиты с датами рождения и смерти всех людей, живущих ныне в Гехте; что в кабинете на втором этаже вечно сияет горючий кристалл, на столе стоит чернильница с пером и разложены чистые листы, а на стуле висит камзол сгинувшего хрониста. Если войти в кабинет, сесть за стол, вдеть руки в рукава, взять перо и написать свое имя, увидишь такое…