Я почти натолкнулся на них, но вовремя заметил и отступил. Четыре кожекрыла неторопливо ковыляли через площадь, помогая себе чуть расставленными крыльями, наклоняясь, подтягивали зубами что-то большое, белое, и в движениях их была странная осознанная слаженность. Если бы кожекрылы не были тварями бессловесными и неразумными, я бы решил, что они исполняют некий торжественный и печальный ритуал.

Не сказать чтобы я испугался, но встреча была не из лучших. Сами кожекрылы на людей не нападают. Но если зверя обидеть или напугать, он может укусить или ударить широким, плотным, словно попона кхарна, крылом с острым когтем на конце.

Увидеть кожекрыла на улице не самое сложное дело. Стоит выглянуть ночью в окно, и на глаза точно попадется крупный, с собаку, крылан. Они с удовольствием поедают отбросы, собирают мусор и тянут к себе на чердаки, для строительства гнезд. Благодаря кожекрылам улицы Гехта чисты.

Но чтобы четыре летуна сразу…

Забыв о хлыне и опасностях ночного города, о неотложном деле, выгнавшем меня из дому, я завороженно следил за черными крыланами.

А они все так же неторопливо приблизились к скульптуре горгульи. Два из них единым легким движением то ли вскочили, то ли взлетели на постамент. Оставшиеся внизу подали им добычу. Добычу? Помогая себе зубами и крыльями, ночные летуны укладывали у ног каменной горгульи еще одного кожекрыла. Белого или совершенно седого. Мертвого. Даже про себя я не мог назвать его дохлым.

Закончив… жертвоприношение?.. похороны?.. кожекрылы разом поднялись в воздух. Я не видел, куда они полетели, я не мог оторвать глаз от белого неподвижного тела и печально склонившейся над ним каменной горгульи.

Ночь не время для людей. Ночью у города другие хозяева.

Горестный прощальный крик вывел меня из оцепенения. Надо скорее бежать к башне или возвращаться в ратушу.

Обледенелые каменные плиты, которыми вымощена площадь, скользят под сапогами. Надо смотреть под ноги, но я, словно волк, воющий на луну, запрокидываю голову к небу. Часовая башня качнулась навстречу.

Черный силуэт человека в развевающемся плаще зашатался на краю и обреченно сорвался вниз. И сразу же наискось, наперехват ринулась другая тень – большая, крылатая. Схватив падающего, она скрылась за углом башни.

Подниматься на Часовую башню бегом может только умалишенный. Еще большее безумие – бежать, зная, что там я, безоружный, наверняка встречу убийцу, только что столкнувшего старого Пера.

Зачем? Поздно, слишком поздно. Уже ничего нельзя изменить и исправить. Уже не спросить о том, что творилось в Гехте семьдесят лет назад, не узнать, что произошло сейчас на вершине башни под бледной луной в серо-синем не людском мире ночи.

Но я бегу вверх, спотыкаясь о ступени и захлебываясь собственным дыханием.

Я чуть не сломал пальцы, когда толкал вверх крышку люка.

У самого края площадки стоит человек. Медленно оборачивается. Луна освещает лицо старого Пера.

– Ларс? – растерянно говорит звонарь. – Ларс, я уронил свой плащ…

Я вылез из люка. Напоследок больно приложился о край коленом, но это мелочи… Пер стоял у края площадки рядом с каменной неподвижной горгульей. Кроме нас на башне не было никого. У ног звонаря темной грудой лежал плащ.

– Пер, кто здесь был?

– Я не знаю. Я никогда прежде не слышал его. Он поднялся. Стоял там, где сейчас ты. Молчал. Потом ушел. Я не знаю. Разве ты не встретил его на лестнице или возле двери?

Не встретил. Я топал по ступеням, как стадо кхарнов. Неизвестный мог услышать и скрыться в комнате Пера. А потом спуститься по лестнице. Или же подняться…

Надо закрыть люк. И сидеть на продуваемой всеми ветрами площадке до рассвета, медленно превращаясь в два куска мороженого мяса! От белой росомахи бесполезно прятаться на скалах.

Я подошел к краю площадки. Опершись об ограждение, взглянул на город. Показалось – или в просвете между домами, окружающими площадь, действительно скрылся человек?

– Пер, ступай к колоколу. Если снова появится кто-то, кого ты не знаешь, бей тревогу.

– Зачем? – Пер повернул ко мне недоумевающее слепое лицо. – Ведь этот человек ушел.

– Пер, ты слушал город? Как всегда стоял на парапете?

– Да. Ночью город другой, совсем другой. Я поскользнулся и уронил плащ. Ларс, будь добр, если ты найдешь его внизу, принеси мне.

Я поднял плащ, лежащий возле горгульи, и подал его звонарю.

– Спасибо, Ларс. Только не надо было так торопиться, по этой лестнице нехорошо бегать. Отдал бы позже. Я не мерзну, просто привык к старому плащу, мне уютно в нем…

Он говорил еще, много и обстоятельно, как говорят старые люди, а я все смотрел на его плащ, к которому прилипли белые, не коснувшиеся городской грязи снежинки с верхней площадки башни. Старый Пер слеп, он почувствовал, как плащ соскользнул с его плеч, но не понял, куда тот упал. Ему показалось – вниз с башни…

Но мне – тоже показалось? Померещился отчаянный взмах рук сорвавшегося с башни человека и крылатая тень, подхватившая его? Один из кожекрылов, принесших на площадь мертвого собрата, спас Пера? Звонарь, всю жизнь просидевший на вершине башни с каменными горгульями, сумел подружиться с ними и оживить? Он не заметил своего падения-полета? А может… с башни падал не Пер?

Кто и зачем поднимался этой ночью на Часовую башню?

Крышка люка отлетела так, будто ее толкнул снизу не человек, а сказочный стурм. Да и пальцы, ухватившие меня за шиворот, тоже могли принадлежать только каменному великану.

– Ларс!!!

Да уберегут меня Драконы от гнева родной сестры.

– Хесса Къоль? – шагнув вперед, старый Пер согнулся в изысканном придворном поклоне.

– Да, – Хельга машинально сделала реверанс. Воротник моего камзола она при этом не выпустила. – Мы знакомы?

– Не имел чести быть представленным вам, – (где старый затворник набрался таких манер?!) – Я Пер, Пер Подкидыш, добрые люди, подобравшие меня младенцем, так и не смогли узнать, к какому клану я принадлежу. Я звонарь.

– Хельга Къоль.

– Да, хесса. Я узнал вас. Вы очень похожи на своего брата.

Жаль, что на Хельгу Изумленную могу полюбоваться только я. Редкое зрелище!

– У вас то же дыхание, что и у Ларса, хесса Къоль. То же дыхание и похожие шаги. Вы позволите?

Подойдя еще ближе, Пер склонился к моей сестре, словно хотел услышать нечто, предназначенное ему одному.

– Спасибо, Хельга, – тихо и серьезно сказал наконец звонарь. – Теперь я запомнил вас и узнаю, когда вы в следующий раз поднимитесь на башню. Приходите! Город отсюда очень красив.

Еще раз поклонившись, Пер церемонно поцеловал Хельге руку.

Я думал, что моя ночная отлучка пройдет незамеченной. Зря надеялся. В нашем доме нельзя скрыть ничего. Разобидевшись, что я не взял его с собой, Вестри отправился за утешением к Хельге. Сестра возжелала восстановить справедливость и… Как любят говорить городские стражники, от хессы Къоль еще никто не уходил.

Выволочка, которую учинила мне сестра, была страшна, но недолга – как раз хватило времени, чтобы спуститься с башни. Внизу нас встречал патруль, а не в обычаях Къолей ругаться при посторонних. К тому же Хельга считает, что нельзя наказывать человека слишком долго. К пойманным главным прознатчиком Гехта злодеям это не относится.

Сейчас Хельгу гораздо больше занимало, пересечется ли встреченный по дороге патруль с Оле, передадут ли ему, что я нашелся? Когда сестра прибежала в тюремную караулку, капитан городской стражи мирно подремывал за столом. Сван даже не дослушал ее, а, схватив палаш и каску, сразу ринулся на поиски. С ним мне тоже предстоит разговор.

Уверенно согнув мою руку, Хельга подцепляет меня под локоть.

– Как сказал Пер? Мы похожи шагами? Верно, нам не надо подстраиваться друг под друга. Забавный старик. Так и живет на своей башне, не спускаясь?