Прозрачный Дракон Магт очень хорошо заботится обо мне. Судите сами: сначала я кубарем скатился по склону оврага, потом подо мной проломились гнилые доски, я полетел со второго этажа, аккуратно вписался в открытый люк подвала и не только не убился, но и ничего себе не сломал. Даже обрушившаяся следом деревянная балка, которая запросто могла раздробить мне ноги, только придавила их, удачно улегшись на какие-то кирпичи. Повезло, что и говорить. Только теперь из-под клятой деревяхи не выбраться.

Попытки осторожно вытащить ноги, равно как и отпихнуть тяжелый деревянный брус, ни к чему не привели. Остается ждать помощи извне.

Страшно мне не было. Если я не приду домой к обеду, Гудрун рассердится, ближе к вечеру забеспокоится, взбудоражит Хельгу, сестра расспросит обо мне Торгрима, тот вспомнит, что говорил о заброшенном доме, и за мной придут. Может быть, это случится совсем скоро, ведь, скатившись по склону оврага, я оставил в снегу широкий след. Прохожие заметят его, удивятся непорядку и сообщат страже. Нужно только потерпеть несколько часов, ерунда. Вот если бы не было так холодно…

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

В Гехте шел снег. Начавшись вдруг, он валил крупными тяжелыми хлопьями, скрывал улицы и дома. Ездовые кхарны сердито мотали рогатыми головами и отказывались выходить за ворота или же укладывались прямо посреди улицы. Люди, застигнутые непогодой вне дома, торопливо ныряли в первую попавшуюся гостеприимную дверь, будь то жилье их собственное, знакомых, трактир или ратуша. Внутри их встречали смехом и шутками – всякий пришедший с улицы походил на диковинного зверя, с ног до головы покрытого белым пухом.

Снегопад длился недолго, всего-то минут сорок, и прекратился разом, как будто кто-то на небе опрокинул корзину со снегом. Там и тут на занесенных улицах зашевелились пушистые сугробы – невозмутимые кхарны поднимались, отряхивались и неторопливо направлялись к зовущим их хозяевам. Снег достигал косматым быкам до колен.

Снегопад скрыл все следы, ведущие к заброшенному дому хрониста Орма Бъольта.

Глава 8

Ждать в подвале освобождения холодно и скучно. Фонарь дает достаточно света, чтобы оглядеться, но ничего интересного вокруг не наблюдается. Я уже трижды пересчитал в обе стороны камни кладки трех видимых стен, обозрел зияющий надо мной зев люка и подивился меткости, с которой влетел в это не очень большое квадратное отверстие. Кстати, почему люк, ведущий в подвал, оказался открытым? Мысль была интересной, но ни до чего толкового и оригинального додуматься так и не удалось.

Да, скучно непереносимо. И еще холодно. И от стылости этой тоска забирает еще сильнее. Или наоборот, если б было чем заняться, я бы не так мерз?

Перебрав все доступные сейчас развлечения, я вспомнил о собранных с пола разлетевшихся записках Орма Бъольта. Когда меня вытащат отсюда, я непременно верну все листки на стол, но разве не ради них явился я в этот дом? Света фонаря достаточно, чтобы читать.

Разбирать написанное было трудно – озябшие руки ощутимо дрожали и листки прыгали перед глазами. К тому же нестерпимо хотелось спать. Пора бы уже кому-нибудь за мной прийти.

Я, похоже, совсем отупел от холода и скуки. Читал про капитана Свана и не понимал этого. Откуда Орм Бъольт, сгинувший семьдесят лет назад, может знать Оле? А, нет, Олаф Сван. Оле старшие стражники иногда уважительно называют Олафсон.

Небольшой листок коры серого дерева, обычная выписка, хронисты часто делают такие по просьбе горожан, интересующихся делами своих предков.

«В пятый год правления короля Густава Доброго капитан городской стражи Олаф Сван и два его сына, стражник Торкиль и прознатчик Сигурд, погибли в сражении с подснежниками в Кривом переулке…»

Пятый год правления короля Густава… Хельга тогда еще была маленькой девочкой. А чем занимался нынешний капитан Сван? Что мы вообще знаем про Оле? Мы привыкли, что он проводит у нас все свободное время, когда не спит. Оле даже покупки с рынка всегда несет к Гудрун. Мы ничего не знаем о его доме и никогда не спрашивали… А он потерял отца и братьев… Один из них был прознатчиком, им нет нужды лезть в битву с обложенными в «яме» подснежниками. Но ведь и Хельга всегда… А если однажды и сестру тоже?..

На пирушках стражников и служителей Палаты Истины всегда стоит незанятый табурет и лишний прибор. Говорят, что это для смерти, всегда идущей рядом. Если ее уважить, то, может быть, подобреет.

Я вдруг увидел: белое поле кладбища, я стою на коленях у еще не засыпанной снегом каменной плиты и все глажу ладонями лед, а под ним – бледное спокойное лицо Хельги. Нет больше у меня сестры…

Я вздрогнул и заполошно огляделся по сторонам. Ах да… Подвал, балка, черновики пропавшего хрониста. Родичи Оле… Что-то не так в этой записке…

Листок выпал из рук и валялся на полу. Я смог дотянуться до него, но окоченевшие пальцы не слушались. Ох, наконец-то удалось ухватить! Сейчас перечитаю еще раз, только согрею руки. Вот стекло фонаря, теплое. Боясь снова уронить добычу, я сунул записку за обшлаг. Что-то надетое на палец зацепилось и сползло. Нитяное колечко Флорансы. Немного лишнего времени…

Шелест чешуи по полу. Гигантский змей приполз ко мне. У змея две головы, они разговаривают друг с другом.

– Он еще не понял, что умирает.

– Жалко. Такой молодой.

– Люди вообще живут мало.

– Ему сейчас больно, страшно?

– Нет. Он уже не чувствует ничего этого.

– Можем ли мы что-нибудь сделать?

– Ты же знаешь, нам нельзя. Если только…

Если свернуться калачиком, становится уже не так холодно.

– Ларс! Открой глаза! Ну же…

Сквозь толщу стылого льда вижу лицо Хельги. А за ним белое небо Фимбульветер.

Вот тут у меня всегда сбой. Ничего, казалось бы, сложного – быстро пробежать по соседним ладам, но ведь обязательно запутаюсь, если не в пальцах, так в струнах.

Лежащий у ног Вестри поднял голову и заколотил хвостом, приветствуя Оле и Хельгу.

Они вошли радостные, румяные, не сняв припорошенных снегом плащей. Ой, будет им от Гудрун за то, что наследили.

– Ларс, смотри!

Оле приподнимает руку Хельги и гордо показывает мне. На пальце сестры поблескивают все три кольца Хустри.

– Муж капитан стражи и жена главный прознатчик, – весело говорит Сван. – Представляешь, какие у нас будут дети.

Мордочка Вестри похожа на подгоревший пряник, который пытался отскоблить нерадивый повар, – черные и коричневые пятна вперемешку. Чуть наклонив голову, он с надеждой заглядывает мне в лицо. Эй, хозяин, все хорошо?

Хельга говорит, что именно Вестри нашел меня в подвале заброшенного дома. Снег засыпал все следы, но наш пес оказался хорошей ищейкой.

Хельга и Оле появились очень вовремя. Доктор Трюг утверждает, что за то время, что я провел в холодном подвале, точно должен был замерзнуть или простудиться насмерть. Еще немного, и меня пришлось бы укладывать не под одеяло, а под могильную плиту. А так, воля Драконов, «удачно» отделался воспалением легких.

Я пролежал в бреду две недели. В беспамятстве часто видел Флорансу, с человеческим лицом и руками, но с длинным чешуйчатым змеиным телом. Она расстегивала мне рубашку, клала пальцы на грудь, острые прозрачные когти пронзали плоть и скоблили легкие. Было больно, но жестокий кашель на время пропадал, становилось легче дышать. Доктор Трюг исчезал и появлялся то с одной, то с другой стороны. Печальная Хельга поила меня какой-то горькой гадостью, я отбивался, а потом хватал сестру за руку, спрашивая, почему она не носит колец Хустри и не рада браку с Оле. Сам Сван истуканом сидел в обнимку с Вестри и тоже не выглядел счастливым. Мелькала заплаканная Гудрун, все время хотелось сказать ей, чтобы не ревела. Иногда я видел Торгрима. Он сидел в кабинете в заброшенном доме и записывал то, что диктовал ему человек в старомодном коричневом камзоле. Лица говорящего не было видно, но я точно знал, что это Орм Бъольт. Я подбирал с пола исчерканный черными строчками лист, пытался прочесть, что на нем написано, но буквы превращались в маленьких крылатых дракончиков, разбегались, играя, прятались друг за друга. Все видения были зыбкими, колеблющимися, будто я смотрел на них сквозь марево над костром.