Как-то раз в детстве меня в губу укусила оса, неведомым образом оказавшаяся внутри алюминиевой банки газировки.

Раньше меня уже пару раз кусали пчёлы, так что я знал, каково это. Но из-за того, что я рассчитывал ощутить сладкий пузырящийся вкус, а получил осиное жало прямо в уголок рта, боль, которую я ощутил, показалась едва ли не втрое больше, чем обычно.

И сейчас я собирался сыграть роль той самой осы.

В тот момент, когда дракон в очередной раз разявил свою пасть, я не стал уворачиваться. Наоборот, заложив крутой вираж, я на полной скорости рванулся прямо между стремительно смыкающихся челюстей.

И замедляться я не собирался, лишь продолжая набирать скорость. Параллельно вся та энергия, что я успел восстановить за время погони, активировалась и начала вливаться в уже занесённый для удара кулак.

Дар молнии наполнил перчатку, быстро перекрыв мерное свечение облаков нарастающим блеском мириад электрических разрядов. Коэффициент Дара жизни приблизился к критическому уровню, оставляя мне лишь несколько минут жизни. Пожирание и Контроль вместе с приказом захвата начали высасывать из окружающего пространства всю доступную энергию, превращая её в мою силу.

Сейчас мне не надо было защищаться ни от чего, я избавился от всех внутренних травм, а мои силы были практически на пике. Удар, который я собирался нанести, должен был минимум в два, а то и в три раза превзойти тот, которым я нокаутировал Вералина.

И, тем не менее, я чувствовал, что этого недостаточно. А потому, несмотря на то, что буквально секунду назад всяческих избегал этого, лишь ещё больше ускорился, подталкивая себя вперёд приказом фиксации.

В момент, когда мой кулак врезался в нёбо гигантского дракона, напоминающее потолок огромного грота, моя скорость уже превысила три тысячи километров в час.

Взрыв, настолько мощный, что, вероятно, уже был сравним с ядерным, отбросил меня прочь. В следующее мгновение барабанные перепонки лопнули к чертям от рёва ярости и боли, изданного огромным ящером.

Этим рёвом меня, с трудом поддерживающего себя в воздухе с помощью приказа фиксации, к чертям выбросило прочь из его пасти. И, к счастью, продолжать «бой» гигант не стал. Недовольно взрыкнув, он нырнул вниз и через несколько секунд скрылся в гуще облаков.

Его свора, распуганная отчаянным рёвом босса, поспешила следом. Через четверть минуты я остался совершенно один в пустоте молочного свечения.

Можно было облегчённо выдохнуть. И я так бы и сделал, если бы вдохи и выдохи не сопровождались жуткой режущей болью.

Резкая перегрузка от взрыва заставила меня выблевать целую бочку крови: внутренние органы смялись и оказались порваны во множестве мест.

Кости правой кисти превратились в труху. Кости плеча и предплечья растрескались, будто полые птичьи. Всему остальному скелету тоже нехило досталось. Без трещин, кажется, не осталось ни одной кости во всём организме.

Тем не менее, не это было худшим, потому что это всё было поправимо. Несмотря на адскую боль, едва не отправившую меня в отруб, вызванную, фактически, ушибом всего тела, все эти травмы с моей регенерацией затянулись бы максимум за сутки.

Ничего наподобие повреждений от мировой ауры Палема сейчас я не получил, и даже глаза удалось защитить. Вернее, глаз. Протезу даже от такого взрыва ничего бы не было.

Хуже всего оказалось то, что невероятный по мощи взрыв, сопровождаемым не меньшим электрическим разрядом, произошедший, фактически, у меня перед лицом, превысил то, что мог выдержать мой волчий доспех.

Броня, созданная из шкуры далеко не самого сильного Майигу, хоть и постепенно росла вместе со мной, в последнее время, похоже, достигла своего предела. И сейчас разница в качестве между ней и перчатками из сердца горного великана показала себя «во всей красе».

Перчатке, несмотря на то, что на неё пришлась основная мощь взрыва, было хоть бы хны. Она лишь раскалилась докрасна, но ни единой, даже минимальной, деформации, я на ней не заметил.

А вот покрывавшая моё тело, мимикрировавшая под драконью чешую броня пришла в полную негодность.

Первая и единственная атака Палема, которую я встретил телом, была, по сути, просто невероятно мощным шлепком. Так что мягкий волчий доспех, хотя и был серьёзно повреждён, целостность не потерял.

Теперь же правый рукав, половина брони, закрывавшей грудь и спину, а также часть на левом плече оказались сожжены практически дотла. Остальной доспех, хоть и был сильно обуглен, остался более-менее целым.

Вот только уже никакими способами я бы не смог его починить. Одно дело — залатать дыры и с восстановить внутреннюю структуру, повреждённую мировой аурой бога войны. И совсем другое — воссоздать сгоревшие части из ничего.

Волчьему доспеху, бывшему со мной ещё до того, как я стал Майигу, пришёл конец.

Я принял человеческий облик. Так я был менее заметен для потенциальных пролетающих мимо драконов.

Броня, немного «поднатужившись», тоже приняла «гражданскую» форму. Как и в полной версии, у моих водолазки и плаща отсутствовали правые рукава, грудь и спина оказались обнажены по пояс, а оставшаяся ткань стала ещё чернее, чем обычно.

Ну, хотя бы голым не остался. Тем не менее, благодаря связи, что образовалась между мной и волчьим доспехом после того, как он прошёл вместе со мной через обожествление, я понимал, что и такой облик броня сможет поддерживать недолго.

Максимум через несколько часов он вернётся в свою истинную форму и в ней и останется, лишившись всей своей магии и став просто довольно прочными кусками неведомого материала, когда-то бывшего волчьей шкурой.

Сказать, что это было обидно — значит ничего не сказать. Я, конечно, планировал в ближайшем будущем найти для себя более подходящую по уровню броню, но избавляться от волчьего доспеха не собирался ни в коем случае.

Всё-таки это был предмет, защищавший меня на протяжение уже почти двух лет от самых разных угроз, прошедший со мной через тысячи боёв, что-то, что в каком-то смысле было даже ближе Эллисы или Рахиры.

И вот, волчий доспех, если так можно было выразиться, умирал. По сути, из-за моей самонадеянности.

М-да. Давно мне не было так тошно. Чувство было такое, будто я боевого товарища предал. И в каком-то смысле так и было.

Тем не менее, я всё-таки не был настолько сентиментальным, чтобы на полном серьёзе горевать по сломавшемуся доспеху. Так что, организовав для самого себя условную минуту молчания, я решил, что лучшим выбором в данном случае будет позволить волчьему доспеху стать частью моего тела уже навечно.

Вернувшись в истинный облик, я снял её и за несколько минут сожрал, чувствуя, как немного укрепляется и твердеет моя собственная шкура от поглощения столь полезной биодобавки. Теперь в человеческом облике, правда, я остался бы голым, но это меня не слишком заботило.

А когда с траурным застольем было покончено, пришла пора триумфального пира. Всё-таки я был бы не я, если бы не поимел из этой ситуации с драконом что-то полезное.

В ту секунду, когда в пасти чудовища прогремел взрыв, из его сравнительно мягкого и нежного нёба во все стороны брызнули капельки крови. Какие-то из них почти сразу же сгорели в пламени, какие-то отлетели прочь слишком быстро, чтобы я, едва соображавший от боли, внутренних повреждений и контузии, смог за ними уследить.

Но десять или одиннадцать капель мне всё-таки удалось подхватить приказом фиксации. И «каплями» они были только в масштабах тела трёхкилометрового титана.

Каждая из них была размером с мою голову, и речь шла про голову истинной формы. А когда я объединил их всех в одну огромную каплю, общий объём содержащейся в ней крови составил точно не меньше тридцати тысяч литров.

При этом она была не только очень тяжёлой, минимум втрое плотнее обычной, но и невероятно густой, как мёд или дёготь. А концентрация жизненной энергии в ней превышала все разумные пределы.

Церемониться я не собирался. Раскрыл рот пошире, запрокинул голову и, проделав в сдерживающем кровь коконе приказа фиксации «дырку», позволил густо пахнущей железом патоке стечь прямо в горло.