На следующий день, вернувшись с площадки, Варна увидела, что Нина и Светлана выносят из ее комнаты вещи. Она бегом кинулась к ним:
– Что вы делаете?
– Дарий переезжает, – с присущей ей мягкостью ответила Светлана. – Не переживай.
– Что случилось? Зачем ему переезжать?
– Так решил Тихомир.
– Тихомир или Мстислав? – Сила Зверя огненной волной расползалась по телу. – Отвечай!
– Ты как со мной разговариваешь? – удивилась наставница. – Нина, ты слышала?
– Она всегда была такой, смирись. – Нина покачала головой. – Лучше помоги нам.
– И не подумаю! Почему вы…
– Мальчикам негоже спать в одной комнате с девочками! – отрезала Нина.
– Шесть лет было гоже, а теперь вдруг негоже? – язвительно спросила Варна.
– Я выпорю тебя, если продолжишь, – предупредила наставница.
– Давай, – смело сказала Варна, – только на вопрос ответь!
В тот день ее выпороли как сидорову козу, до слез, до кровоподтеков, совсем как в детстве. Сидеть Варна не могла три дня, охала каждый раз, когда приходилось двигаться, а на площадке снова проигрывала Святу в скорости.
Обида душила ее, но сильнее всего она ощущала гнев: взрослые скрывают что-то, недоговаривают, а от нее пытаются избавиться!
По ночам ее мучили кошмары – липкие, горячие сны, обжигающие нутро. В них она снова и снова возвращалась на шабаш, но дела, творившиеся там, были куда чернее тех, которые Варна видела наяву, – люди совокуплялись с животными, кричали петухами и блеяли, и над всем этим стоял Зверь. Он смотрел на оргию уродливыми козлиными глазами со зрачками, пылающими огнем, и наслаждался этим зрелищем. Порой из-под маски Зверя показывалось лицо Мстислава, бормочущего молитвы.
Там была и Рослава – она то позволяла обнять себя, то исчезала, растворяясь в туманной дымке. Иногда Варна видела ее в окружении сестер, счастливую, улыбающуюся, танцующую в цветущем поле, гуляющую босиком по лесу или ворожащую над железной чашей. Варна не могла говорить в этих снах, она пыталась просить прощения, но ей не удавалось выдавить из себя ни слова.
Просыпаясь, Варна долго лежала, уставившись в потолок, пытаясь утихомирить разошедшееся сердце. Ей мучительно хотелось встретиться с Рославой, но она не знала, где искать ведьму, не знала, вернется ли та, когда сойдет снег.
В том марте произошло что-то странное – однажды Варна заметила свое отражение в зеркале и застыла, пораженная произошедшими за зиму изменениями. В отражении она увидела незнакомку – девушку, не ребенка. Куда-то подевалась угловатость, тело начало меняться, удобные штаны облегали бедра, рубаха натянулась на невесть откуда взявшейся груди. Она оказалась не готова к взрослению и теперь всячески пыталась скрыть изменившееся тело под свободной одеждой.
Но не только Варна начала меняться той весной. Наставники помрачнели, мальчишки обособились, у некоторых из них на лицах появились первые намеки на бороды, каждое утро Мстислав заставлял их бриться, ибо «негоже детям Господним зарастать, как дикарям».
Тогда же Нина пригласила Варну и Диву к себе в комнату, где провела беседу о любви и плотских отношениях. В процессе Варну чуть не вырвало, а Дива побледнела и сидела ни живая ни мертвая. Наставница упорно игнорировала воздействие, оказанное ее словами, и продолжала рассказывать о грехе, о том, откуда берутся дети и почему девушка должна хранить себя в чистоте.
– И ты тоже хранишь себя? – спросила Варна после того, как справилась с рвотными позывами.
Нина смутилась.
– Обета безбрачия я не давала.
– Значит, у тебя есть муж? Где он?
– Нет, мужа у меня нет.
– Тогда как…
– Слушай меня, Варна, а не задавай вопросы!
Еще одна ложь от наставников: Нина точно опорочила себя отношениями с мужчинами, но замуж при этом не вышла. Варна не считала себя слишком умной, но и самой глупой не была, поэтому легко сложила два и два – Нина учила их правилам, которые сама не соблюдала.
После этих бесед мальчишки старались обходить их с Дивой стороной. Дошло до того, что Данияр шарахался от девочек, прижимался к стене и бормотал нечто невнятное, будто приблизься он к ним – под его ногами тотчас разверзнется пекло. Не изменилось только поведение Свята – он продолжал избегать всех.
Дарий стал тихим, неразговорчивым, все свободное время проводил в своей комнате в одиночестве. Используя силу, дарованную Зверем, Варна слушала, как ночами он истово молится, а потом бьет себя плетью.
Волна неизвестных чувств, захлестнувшая Варну, иногда успокаивалась и исчезала, но порой вспыхивала, неожиданно и с такой силой, что буквально сбивала с ног. Слово «вожделение» было в церкви под запретом. Наставники запрещали подопечным даже думать о таких вещах, прикрываясь беспокойством об их телесной чистоте. Мстислав добавлял к этому, что разум воина должен быть ясен, когда на него нападает нечисть. Но своими запретами они только сильнее распаляли любопытство и подталкивали искать ответы самостоятельно, раз уж взрослые отказываются рассказывать им правду.
Однажды Варна увидела, как Дива и Млад выходят из сарая, в котором Свят дал ей поддельный крест. Волосы девочки растрепались, а мальчишка раскраснелся. Звериное чутье внутри обострилось, Варна втянула носом воздух и уловила аромат, исходивший от ребят, – запрещенный, сладкий, он сказал ей больше, чем глаза. Между Дивой и Младом произошло что-то, о чем не принято говорить вслух.
Дабы выбить дурь из голов подопечных, Тихомир заставлял их работать на стройке. Возведение приюта остановили зимой, а теперь решили возобновить. В церковь стекались люди из окрестных деревень, желающие помочь, вокруг стало людно, и к концу дня Варна мечтала лишь об одном – скрыться в полумраке спальни.
Интерес деревенских девушек и женщин к Святу привел Варну в ужас. Раздобревшие, пышногрудые женщины трепали его по волосам, называли ангелом, умилялись ему, но Варна чувствовала то, что они пытались скрыть за материнскими объятиями. Деревенские смотрели на него так, будто хотели съесть, и ее пробирала дрожь каждый раз, когда она угадывала эти греховные желания в их глазах. Свят делал вид, что не замечает, отмахивался, был холоден и груб, но даже на его щеках время от времени появлялись красные пятна стыда. Кого он стыдился – себя или их, осталось загадкой.
– Как ты их терпишь? – спросила Варна во время одного из боев на мечах.
– Мне на них наплевать, – заявил Свят, отбивая ее атаку.
– Лжец. – Она сделала выпад. – Я видела, как ты краснеешь.
– Тебе показалось, – сквозь сжатые зубы ответил он и так сильно отбил меч, что рука Варны задрожала, а запястье пронзила боль.
Святу исполнилось четырнадцать, он был высокий, гибкий и стройный. Его серые глаза холодом горели на бледном лице, а светлые волосы отросли до середины спины. Со стороны он походил на агнца, но, как только в его руках оказывалось оружие, он превращался в воина.
Они так часто занимались вместе, что Варна знала каждую черту лица Свята, каждое выражение, которое искажало его перед атакой. За годы, проведенные в церкви, она изучила напарника лучше, чем кого бы то ни было, потому что была одержима мечтами о победе над ним. Больше всего ей нравилось видеть легкое замешательство, которое появлялось на его лице, когда он падал на землю.
Варна засмотрелась на родинку на его щеке и получила сокрушительный удар под дых. Она согнулась, закашлялась, едва не выронила меч, но вовремя вспомнила, что потеря оружия – неизбежная смерть в бою.
– О чем ты думаешь? – резко спросил Свят.
– О тебе, – прохрипела она и с удовольствием отметила, как вытянулось его лицо. – Тебе бы в хоре петь, агнец.
– Возьми свои слова назад! – потребовал он.
– И не подумаю.
Заметив, как Свят оглядывается по сторонам, она поняла, что сейчас начнется настоящая драка. Подобравшись, Варна обратилась к силе, что дремала внутри. Та откликнулась с удовольствием, будто только и ждала, когда ее призовут.
