— Да какие они тебе друзья.

— Сам же рассказывал про то чучело из Ташкентской пересыльной тюрьмы.

— Да-не, это я иронизирую. Знаешь, мне кажется, что твоя мечта о том, что я выйду отсюда другим человеком потихоньку сбывается.

— Да, ладно? Ты серьезно? Я думаю, что ты мне просто хочешь польстить, сколько не отмывай, а черного кобеля не отмоешь до бела.

— Не ну а что? Я с некоторыми по пять шесть лет знаком, а мне никто ни передачи, ни посылки не прислал. На суд никто из них не пришел. Им бы ничего за это не было. Они и так все поголовно у КГБшников на карандаш взяты были. Так что так себе друзья и подруги. Не то, что ты.

Мне было довольно хреново, но я старался не показывать вида соседу. Поэтому я нашел в себе силы поддержать беседу.

— А что я?

— Так говорю же, что ты меня спас два раза. Сейчас я разберу нары и помогу тебе прилечь. Что-то ты бледный. Главное, чтобы ты не заболел.

Сосед продолжал наводить порядок в помещении.

Первым делом он поставил мои нары на место и помог мне прилечь.

— Тебя не зацепило?

Латкин тоже был в крови поэтому не совсем было понятно пострадал ли он во время атаки стаи.

— Ну так, терпимо, — он показал разорванный рукав и царапины на предплечье.

— Нужно обработать, подай мне мой рюкзак, у меня должен быть иод.

Он сначала недоверчиво покосился на меня, потом посмотрел на мой рюкзак, потом взял его и поднес ко мне.

Порывшись в аптечке, я достал небольшой флакончик йода, чистый носовой платок вместе ваты и протянул их Андрею.

Он взял флакончик как-то неуклюже и попробовал взболтнуть.

— Я сейчас все тут разберу, приведу в порядок потом обработаю рану.

— Совсем того? — возмутился я, — нагноения захотел?

— А от бешенства йод помогает? — внезапно захотел похохмить Латкин, — стану, как оборотень.

— Ты этим не шути, это страшная болезнь. Бешенство смертельное для человека заболевание, вызываемое вирусом. Бывает, что и через слюну передается. Вообще не каждый укус бешеного волка или собаки заразен, но если заразиться, то кирдык.

— Да, я слышал про сорок уколов.

— Больше всего дети в деревнях страдают почти половина не выживает, если их кусают собаки, лисы или волки. Еще кошки и крысы. Инкубационный период бешенства составляет от десяти дней до трех месяцев.

— Что это значит?

— Что можешь чувствовать себя нормально, а через три месяца понеслась: общее недомогание, повышенная потливость, высокая температура, сухость во рту, снижение аппетита, чувство стеснения в груди.

— И что дальше?

— Знаешь, как раньше бешенство называли?

— Нет. Как?

— Другое название бешенства — гидрофобия, это когда при попытке выпить воды или даже при виде и мысли о воде человека начинает мутить, сплошное тошнилово. Вообщем, больной ни есть, ни пить не может. От этого обезвоживание идет, худеет, как скелет. А потом паралич наступает, а следом смерть. Легкие и сердце отказывают.

Это все я слышал в больничке в Поселке, когда ждал Алену после отравления Гибаряна клофелином. Было бы «забавно», если бы я рассказывал все это человеку, подославшему журналистку с таблетками к моему другу.

Лицо Латкина сделалось хмурым.

— Так вроде не бешеные волки были. Что пугаешь?

— Я не пугаю, просто обработай раны сейчас. По внешнему виду животного определить болеет оно бешенством или нет не всегда возможно. Вообще, если они так близко к балку подошли, это уже говорит о том, что у них не все в порядке.

— А как узнать, что заразился? Какие симптомы? Можешь описать?

— Я не очень помню, но сначала зуд, неприятные ощущения, боль в районе укуса и близлежащих областях. Потом температура вверх лезет.

Латкин остановился, словно прислушивался к своему организму. В помещении уже было тепло.

Потом взял пузырек с йодом, носовой платок скинул с себя верхнюю одежду и стал обрабатывать себе раны.

Пока он готовил ужин я немного прикорнул. Все таки мы потратили очень много сил, отбиваясь от нападения хищных животных.

За ужином мы поговорили, про нашу битву, ожидаемое прибытие оленеводов. Латкин пересказывал детали вновь и вновь, он был до сих пор под большим впечатлением от нашей победы.

Он бережно помогал мне приподниматься, не давал ничего делать и я читал в его глазах искреннее уважение ко мне.

Могу сказать, что мое отношение к нему тоже немного изменилось. Я тоже проникся к нему толикой, если не уважения, то симпатии.

В мужском мире участие в совместной схватке, где речь идет о реальном выживании, если участники не спасовали, не струсили, а наоборот помогали друг другу, как правило сплачивает и сближает даже самых отъявленных, непримиримых врагов.

Что уж говорить о людях, оказавшихся в Богом забытом краю перед лицом смертельной опасности. Да,действительно, Латкин пытался убить или покалечить меня при встрече.

Скорее всего им двигал страх и желание у себя невесть откуда полученное золото. Он и сейчас не отказался от него и не рассказал ничего про мешок и бритву.

Но если бы он желал убить меня, избавься от меня, то просто не стал бы отпирать закрытую на засов дверь балка и буквально оставил бы меня на съедение волкам.

Однако он поступил иначе. Он спас меня, так же как я спас его. Так, что я с самого начала, в человеческом плане не считал его своим врагом, а просто заблудшим молодым дураком.

То, чем он занимался в Москве, было за гранью моего понимания. Но теперь, сев в тюрьму, он понес серьезное наказание и скорее всего еще понесет, когда попадет в Поселок.

Мое недоверие никуда не исчезло. Но теперь, когда у нас не было патронов к ружью, привязывать было бессмысленно, да и пока моя нога болела наши силы были неравны.

Спрашивать про бритву и золото я не стал, решил, что лучше сделаю это завтра.

Мне самому не хотелось портить окрыляющее и согревающее дущу, ощущение победы над стаей, являвшей собой могучие силы природы.

Поэтому поужинав, я решил, что лучшее, что могу сейчас сделать — это поспать, чтобы поскорее восстановиться.

Я улегся на свои нары, выбрал более менее подходящее положение — при любом шевеление нога начинала яростно напоминать о себе.

Вместе с тем, находясь в покое она болела меньше и я просто ощущал ее пульсацию и высокую температуру в области стопы.

Заснул я довольно быстро. Мне почему-то приснилось золото. Но в этот раз во сне я был то ли помощником археолога, то ли непосредственно археологом.

Археологические экспедиции проводила раскопки где-то на Кавказе, возможно в Армянской ССР.

Рядом с древними руинами доисторических городских строений, от которых остались пыльные светлые стены, мною был найден клад из золотых самородков.

Он находился в месте, которое было когда-то очагом рядом с руинами какого-то жилого дома.

Эти самые куски напоминали непонятные образования около овальной форме. Часть поверхности было таким же пыльным и белым как стены домов, другая часть поверхности была черной от золы.

Сами самородки были замаскированы и спрятаны в кусках обожженой глины, оболочкой обволакивающей золото. Словно сердцевина индийского фрукта кивано.

Золотые самородки, напоминали эти плоды средний по размеру овальный абрикос, только без шипов на внешней оболочке.

Фрукт жёлтого, оранжевого или красного цвета с несъедобной жёсткой кожистой кожурой. В пищу употребляется похожая на желе мякоть с бледно-зелёными семенами.

Тут же где-то недалеко находилось какое-то древнее кладбище. Местные женщины совершенно не стеснялись археологов, они ходили по своим делам по дорожке которую быстро протоптали на месте раскопок, не смотря на запреты и наши просьбы.

Они считали эту землю своей по праву, ходили по этому месту то ли на базар, то ли на работу до нашего появления. На наши замечания бросали взгляды — иногда насмешливые, а иногда гневные.

Они совсем не чувствовали уважения к нашему труду и величайшим археологическим находкам. А Латкин разложил перед ними, какую-то древнюю одежду прямо на земле.