— Думаешь их привел голод? Может это из-за территории?

— Нет, вряд ли. Конечно, волки нападают на чужаков, которые впервые приходят на их охотничью территорию. Но они скорее привыкли к тому, что здесь бывают люди.

— Почему не стрелял?

— Ага. Мне еще для полного счастья не хватало тебя подстрелить.

— Сколько у нас патронов?

— Четыре, — скрывать это дальше не имело смысла.

— А если эти «друзья» решили нас тут сожрать?

— Подавятся.

— Да, невеселая у нас намечается перспектива — сидеть тут до прихода оленеводов.

— Прорвемся.

— Эх, как бы прогнать их? Мира же с ними не заключишь.

— Хочешь мира — готовь «Парабеллум», как говорит мой руководитель экспедиции, Семягин Александр Иванович.

— Допустим есть «Парабеллум», чем стрелять-то хлебным мякишем, что ли?

Я не стал отвечать на его вопрос.

С момента нападения прошло уже минут десять. Примерно в том же месте, что и прежде опять завыл волк. Я посмотрел в окно и снова заметил горящие в ночи угольки.

— Слышишь? Они возвращаются. Вот тварюги, — раздосадованно прокомментировал Латкин, — да, чтоб они провалились или пожрали друг друга!

— Это вожак, у него мощная грудная клетка. Раз он воет по тридцать секунд.

— Зачем они это делают? Пугают?

Я пожал плечами.

— Не знаю точно. Может предупреждает другие стаи, чтобы не совались сюда, а может подает команду убежавшим волкам вернуться или сообщает своей самке свое местоположение

— Ты думаешь, это он к нам в хату ломился?

— Думаю, что нет. Ломился один из самых смелых и сильных бойцов. Вожак наблюдает и управляет всей стаей. Скорее всего это вожак запрыгивал на крышу. Только вожаки могут подняться на самое высокое место в округе.

— То есть, если он жив, то он опять туда полезет?

— Нет, не полезет. Он слишком умный для этого. Чтобы управлять стаей из двадцати себе подобных, нужна не только сила, но т ум. Хитрость и мудрость.

Нужно было хорошенько выспаться и набраться сил.

— Давай ложиться. Только давай без глупостей, у меня нет желания причинять тебе вред, но будь уверен, если что моя рука не дрогнет.

Теперь я мог не бояться, что он выйдет наружу за своей бритвой. Он явно перетрухал после нападения волка.

Я заблаговременно спрятал по карманам все, что могло быть использовано, как холодное оружие.

Оставалось ружье, но я знал как обмотать ремень на руке, чтобы проснуться от любого, даже самого ничтожного прикосновения к оружию.

Улегшись поудобнее на свои нары и пожелал Латкину спокойной ночи.

— Ну уж нет, ты, как хочешь, а я хрен усну теперь. Я лучше подежурю до утра.

— Тогда поздравляю военнослужащих «Приюта диссидента» с заступлением в первый караул. Дрова экономь, до утра можно подкинуть полешек пять не больше. Нам тут еще сутки, а может двое сидеть. Буди если, что. Только оружие не трогай, могу спросонья пальнуть.

Перед сном я проверил, не намокли ли спички, и завел часы. Одеяла были сырые и
 холодные на ощупь. Печка уже едва теплилась. Тут я почувствовал, что у меня саднит плечо, рядом с ключицей, где кость. Оно сильно ныло и горело от боли, как в огне.

Прокрутив в голове произошедшее, я понял, что
 влетел со всего маху в дверной косяк, когда помогал Латкину захлопывать дверь. Ладно, гладко было на бумаге, да забыли про овраги, как говорится.

Надеюсь, что к утру пройдет. Ушиб, как ушиб. Не впервой такое со мной.

Я закрыл глаза и мысленно прикинул, что запасов еды нам хватит примерно на неделю, а если использовать еду экономно, то можно протянуть дней десять. Хуже дело обстояло с водой. Но льда котрый мы притарабанили хватит дней на пять.

Оставалась единственная проблема — топливо. На этих мыслях я заснул.

Перед сном я совсем не чувствовал голода, и было странно, что ночью мне снились царские пиры, званые обеды и длинные столы, заставленные едой.

Всё, как с картинок: осетры, икра, окорока, пироги.

Во сне мне хотелось всего попробовать, но я никак не мог дотянуться до яств.

Я проснулся озябший. Морозный воздух охлаждал ноздри и кончик носа. В балке было холодно и при дыхании изо рта валил пар. Окинув взглядом свою постель я спокойно выдохнул.

Всё оружие было при мне, на месте.

«Часовой» Латкин лежал не соседних нарах и вовсю храпел, укрывшись двумя одеялами и моим плащом-палаткой.

Я встал и огляделся. На часах было что-то около восьми утра.

К моему неудовольствию боль в плече не только не прошла, она еще и усилилась. Я с трудом мог сгибать руку в локте и следом поднимать ее вверх.

Выглянув в окно, я снова не увидел Солнца.
 Серые краски земли и неба стали еще темней и глубже, чем вчера. Дул
 резкий ветер.

Новый снегопад выбелил холмы. Но грунт все еще был голым, потому что ветер не давал ложиться снежинкам. А значит рано ждать стадо оленей, ездовые собак саней с оленеводами.

Я поискал глазами волков и казалось, что они ушли. Но я знал, что с рассветом они скорее всего немного отступили, прячась за крупными валунами.

Они могут позволить себе ждать. Надо бы разжечь поленья в печи, приготовить завтрак и заварить чай.

Но я решил дождаться пока проснется Латкин. Видно он не сумел справиться с Морфеем и не досидел до утра. В карауле спать всегда хочется. По себе знаю.

Вспомнил армию в прошлой жизни, где часто спал по четыре часа в сутки. Я любил ходить в караул, сначала разводящим, потом начкаром. В карауле была своя жизнь.

Можно было спокойно общаться с ребятами, читать книги, жарить картошку и пить чай. Главное, что время в карауле шло быстро, быстрее, чем в казарме.

Караульная служба приближала дембель, расставание с этим абсурдным армейским миром и возвращение к нормальной жизни.

И я часто ходил в караул, привык спать по четыре часа, иногда спал больше, все потому что один раз, в самом начале службы после учебки, проспал проверку.

Командир части ходил по постам. Обнаружили меня, спящим. Будить не стали, а забрали автомат.

После командир рявкнул так, что я проснувшись чуть не подскочил.

— Рядовой! Равняйсь! Смирно! Предъявить оружие к осмотру!

Я хвать, а нет оружия… Ищу глазами автомат, который рядом приставил. Что-то не вижу родимого.

А на поясе у меня штык-нож висел по форме. Я руками щупаю место, где он должен находиться, на поясе на шинели — думаю, раз я калаш свой просрал, хоть штык нож предъявлю. И штык-ножа нет… Позор.

Пока я спал забрали у меня и автомат и штык нож. Полное фиаско, братаны, как стали говорить в грядущей жизни.

Командир части, который был фронтовиком, давай меня отчитывать и крича рассказывать, как в сорок пятом в его части вырезали спящий караул, чтобы забрать оружие — ППШ, магазины с патронами и гранаты.

Потом он кричал о том, что в армию понабрали черти кого, что такая молодежь запросто просрет страну, что у них ещё детство в заднице играет.

Один дурак спит на посту в карауле, это он меня имел ввиду, двое других решили боевым оружием в войнушки поиграть. Это уже про ребят через соседний пост.

Их застукали, когда они чтобы не уснуть наставили друг на друга боевые калаши и «и играли в Зарницу» издавая голосом выстрелы. Бдыщь-бдыщь-бдыщь.

Как мне было стыдно перед ним. Кто-бы знал. Лучше бы меня вместе с теми спящими в сорок пятом зарезали, чем стоять виноватым вот так. Хоть и улыбаюсь, но до сих пор не могу без содрогания вспоминать тот случай.

С тех пор я перестал спать, когда положено было бодрствовать и мог навтыкать другим бойцам, если видел, что они спали в карауле.

В армии все просто. Не выспался, не беда. Голова плохо работает от недосыпа? Прекрасно. Зачем ей вообще работать. Это раз.

Чтобы думать? Пусть лошадь думает, у неё голова большая, это два.

Сейчас мне было о чем подумать. Как растянуть дрова до прихода оленеводов. Вот задача номер один.

Я готов пожертвовать одним или даже двумя патронами, для того чтобы перетащить все дрова снаружи внутрь. Ну или хотя бы большую часть.