— Основательный ты. Опытный. Хоть и молодой, но чувствуется уже много повидал.

Хотел бы ему рассказать сколько мне лет на самом деле, и что это не первая моя жизнь, но не стал, потому что знал — любой слушатель сочтет такого рассказчика за сумасшедшего.

— На держи, — я протянул ему носки, — не побрезгуй они чистые, я ни разу не надел еще.

— Не, благодарю, не надо. У меня свои есть.

— Держи я тебе говорю, надевай сверху своих, чтобы не мерзнуть. Ты же не хочешь ноги отморозить, чтобы потом пальцы чернели и отваливались. Бери, я от души, как у вас в зонах говорят.

Он помедлил посмотрел на меня исподлобья без агрессии, как нашкодивший ребенок в принял их.

— Ну раз от души, то возьму. Спасибо. Это тоже с возвратом?

— Нет, носки можешь оставить себе, потом как-нибудь отблагодаришь если пожелаешь.

Латкин стал скидывать сапоги и натягивать носки пришедшиеся впору.

Разбирая рюкзак я прикинул, что нам может пригодиться в поисках воды. Нужно было идти налегке, поэтому я разложил все ненужное на полках и моем топчане.

Я вытащил не все запасы еды из рюкзака, кое-что оставил памятуя о росомахах и отметинах их зубов на топчанах. Раз она тут паслась, значит может прийти еще в наше отсутствие.

Еду оставшуюся в балке, я уложил в большую двадцати литровую кастрюлю, накрыл крышкой и привязал крышку к ручкам, так чтобы кастрюли можно было перевернуть вверх дном.

Такая защита росомаху не остановит, но все же в случае появления непрошеной гостьи, ей придется основательно повозиться, чтобы добраться до наших запасов.

Саму кастрюлю я поставил под топчан. Вытащить ее не поднимая тяжелое дощатое ложе было совершенно невозможно.

Латкин надев носки и снова обувшись, молча, с удивлением, наблюдая за моими действиями. В его глазах читался немой вопрос, но он не стал его задавать

— Это от росомах, тыт в балке какое-то время назад шарилась росомаха, — я указал пальцем на следы зубов, — не видел ее?

— Росомаха?

— Да, по цвету шерсти выглядит, как медвежонок, морда больше похожа на барсучью или собачью. Лапа меньше, но когти как у медведя сантиметров по пятнадцать — двадцать. Сама где-то метр в длину, ну и сантиметров сорок сорок пять в холке. Вообщем как крупная собака.

— Не не видел, а что прям стоит еду прятать?

— Та еще тварь, пойдем расскажу.

Я снял две старые наволочки с подушек засунул их в свой рюкзак, оделся и взяв ружье, направился к выходу. Выйдя из балка, я отошел метров на пятнадцать и остановился.

Латкин последовал за мной.

Уже вовсю рассвело. На небе сгустились тучи, но судя по их форме снега сегодня не предвиделось.

Я достал бинокль и стал вглядываться в окружающие сопки.

— Что там видно? — поинтересовался переминающийся с ноги на ногу сосед. Он подошел и встал рядом со мной.

— Ищу места где есть пещеры, трещины, расселины на склонах сопок. Или где растительность более густая и яркая, — ответил я не отнимая бинокль от глаз.

Латкин продолжал стоять плечом к плечу справа. Он немного вытянул шею приложил козырьком ладонь к бровям и тоже стал всматриваться в окружающий пейзаж, это было забавно потому что солнца нигде не было видно, и казалось что в этом нет никакой необходимости.

Нас окружало семь или восемь сопок высотой метров пятьсот-семьсот.

Здесь на местности воду нужно искать в глубоких трещинах. ее обычно источником обычно являются родники.

Темные пятна, проступающие на склонах, или яркая, сочная растительность иногда указывают на наличие в этом месте питьевой воды.

Практически все ручьи в этих сопках текут к подножиям в каньонообразных оврагах, на отвесных бортах которых, можно увидеть всю геологическую историю сопки за последние пару-тройку миллионов лет.

— Вон! Вон там вижу расселину, и, по-моему, вижу белый застывший лед водопада.

Я вспомнил часы, и про то, что по словам Латкина у него отличное зрение.

Посмотрев в бинокль в сторону направления, которое указывал мне мой спутник, я отыскал указанное место. Похоже, что в той трещине могла быть вода, но сама сопка находилась далеко. Примерно в десяти километрах.

— А где нибудь еще видишь? Может поближе? Смотри густую растительность.

— Дай-ка мне бинокль.

Он протянул руку. Я снял бинокль с шеи и предал ему. Он зачем-то подкрутил фокусное расстояние, видимо, у него имелся имелся какой-то особый дефект зрения, и стал переводить линзы бинокля с одной сопки на другую.

— Вон там! Я вижу густую растительность, а с вершины к подножию идет то ли овраг, то ли трещина.

Он вернул мне бинокль. И вправду, он нашел ближнюю сопку и расселину, в которой летом явно текла вода, питающая буйную растительность внизу.

— Точно. То что надо, там должна быть вода.

— Почему бы им не поставить балок прямо у воды, если она так важны.

— Не знаю, причины могут быть разными, иди впереди, а яза тобой.

Мы пошли друг за дружкой

— Что там про росомаху ты хотел рассказать?

— Росомаха — наверно самая страшная зверюга в этих краях.

— А медведь? Разве медведь не страшнее?

— Медведь старается уходить от человека. Хотя всякое бывает. А росомаха не очень-то и избегает общения. плюс она довольно агрессивная. Даже медведь, зная о вспыльчивости характера, уходит от росомахи, если они просто встречаются по пути.

— В спячку ложиться?

— Нет росомаха зимует и охотиться на все что можно задрать. На оленей или лосей. Но нападает когда сто процентов уверена в успехе.

Пока мы шли я рассказывал ему об этом звере. Грунт под ногами был каменистый, с лежащим местами снегом. В этой долине основной снежный ковер еще не выпал, а тот что имелся, переносился ветром с места на место, образуя узкие белые полоски.

Вдруг впереди на снегу я увидел мелкие следы. Они были свежими.

— Стоп! Стой и не двигайся!

Латкин замер и медленно повернулся ко мне.

— Следы, видишь? Не наступи, — пояснил я, указывая рукой в варежке на тропу, — заячьи. Беляк пробегал здесь совсем недавно, под утро может час, максимум три часа назад.

Андрей осторожно отступил назад и стал ждать.

Я проследил взглядом направление движения и увидел на соседней белой полоске такие же следы.

— Умеешь ставить проволочные петли?

— Нет.

— Сейчас научу. Раньше это называли силками. Пошли, только на заячью тропу не наступай, а лучше иди за мной. Люди с незапамятных времен практиковали искусство добычи зверей. Про охотников собирателей слышал? — Я не останавливаясь, обернулся к Латкину через плечо.

Он кивнул на ходу.

— Все придумано до нас, уже и не скажешь, кто и где изобрел петлю. Ее использовали все народы, во всех странах и на всех континентах. Просто сейчас появились новые материалы. Если раньше ловили на шнурок сделанный из коры или пеньковой бечевки или конского волоса, то сейчас из проволоки.

Мы шли рядом с заячье тропой, пока не дошли до места где она проходила между двумя с небольшими деревцами, карликовыми соснами, на которых уже не было шишек.

Однако, но деревцах было все еще много хвои, которую зайцы обглодают по зиме. Я остановил Латкина метрах в четырех в позиции, позволяющей наблюдать за тем, как я ставлю силок.

Я достал из рюкзака пару перчаток и оторвав небольшую веточку тщательно обмазал их смолой.

— Тут главное постараться не оставлять человеческий запах, если зац учует, то скорее всего запах его отпугнет. Он вернется но через неделю. Нам так долго ждать не нужно.

Достав тонкую проволоку, я сделал самозатягивающуюся петлю, которую тоже предварительно смазал сосновой смолой.

Наклонив одну из веточек, я подвесил петлю диаметром сантиметров в пятнадцать.

— Он скачет по своей тропе просовывает голову и застревает.

Для большей наглядности я просунул в петлю руку, имитируя голову зайца.

— Все так просто? — Латкин наблюдал за моей работой с неподдельным интересом. В детстве он определенно был типично городским мальчишкой, как и я. Все эти премудрости выживания, охоты я узнал только здесь, на Севере.