— Да. Надо будет Слепого и Дударя усилить. Да и ты застоялся.
Тулле криво усмехнулся:
— Тяжко быть жрецу хельтом. Опасно.
— Ну, ты ж никогда трусом не был.
— Не только для меня, но и для других. Почему, думаешь, Мамировы жрецы людей сторонятся?
Я хотел спросить почему, но было уже не до того. Что-то кричал Милий, не в силах прорваться через толпу. Хозяин пира старался успокоить людей. Эгиль оглушил меня на одно ухо, рассказав, как сила сторхельта уложила наземь половину гостей, что ждали за стеной.
— А некоторые прям в пруд плюхнулись, горящее масло на себя опрокинули. А всё равно ж вода, не сгорели. Правда, чуть не утоп один, сильно захмелел.
Наконец хозяин пира угомонил людей, напомнив им про второе состязание. Милий протиснулся ко мне, весь взъерошенный, с перекособоченной одеждой.
— Господин спрашивает, готов ли ты биться, и напоминает, что бой не до смерти, — пропыхтел он.
— Да, готов. А потом уходим отсюда! — сказал я погромче, чтоб ульверы слышали.
У нас пиры могут и по несколько дней идти без продыху, но то ж у нас! Без купален и без плясуний, а веселья больше, люди искреннее. Сами в бодран бьют, сами на дудке или тальхарпе играют, сами висы читают и песни поют, сами и пляшут, и дерутся. Кто устал, тот уснул прямо на лавке, и никто его не спихивает, не уносит. А зачем? Проснется, а идти никуда не надо, уже на пиру!
Словом, устал я от веселья, и чужая речь уж набила оскомину.
Гости расселись по лавкам, и на песке остались только мы с Клетусом. Я был в одних тряпках, без кольчуги и шлема, и он тоже не стал ничего надевать лишнего. Только топор против меча. Хельт против хельта. Норд против фагра.
Клетус стоял, опустив острие меча к песку. Его лицо и глаза были спокойны. Он что, вообще меня не боится? Думает, норды ни на что не годны? Я шагнул к нему, потом оттолкнулся пяткой и резко замахнулся. Фагр вскинул меч, и первый усиленный удар обрушился на него сверху. Оглушительно прозвенела сталь. Мы отскочили друг от друга. Клетус легонько тряхнул рукой с мечом, знать, я ее чуток отсушил.
Тогда я напрыгнул снова и на сей раз атаковал без замаха, снизу вверх. Он увернулся. Я перехватил топор левой рукой и без промедления ударил сверху наискось. Фагр отскочил назад. Рывок к нему. Я бил без продыху слева и справа, колол шипом с другой стороны лезвия, закручивал топор, пинал и пытался подсекать ему ноги, но ублюдок вертелся точно уж в корыте, уклонялся, отскакивал, отбивал. И ни разу, фагрская морда, не атаковал в ответ. Будто ему эта победа вовсе не нужна, но и сдаваться он не хочет.
Даже стая не помогала. Если бы мы бились хирдами, тогда я бы показал всё, на что способен мой дар, но в поединке один на один с него толку мало. Особенно после смерти Альрика. Слишком мало боевых даров! Слишком мало! Но ведь и у Клетуса неподходящий дар. Значит, мы оба полагаемся лишь на свои силы. Тогда почему я хуже?
Я взревел и бросился на него с удвоенной силой.
— Бейся, сучий потрох! Дерись!
Если я дотянусь, то раскромсаю к тварям его тупую голову!
— Бейся!
Пусть лучше ранит меня, хотя бы пробудится дар Лундвара.
— Бейся!
Наконец до него дошло, чего я хочу. Клетус перешел из обороны в нападение мгновенно, не моргнув и глазом. Вжих! Мое плечо ожгло болью.
Я радостно оскалил зубы. Давно бы так!
Теперь уже я отступал, уворачивался и отбивался. Зато мне было весело! Зазвенели браслеты, посыпались на песок, разрубленные фагрским мечом, и я перекинул топор в левую руку. Горячие капли стекали по пальцам. Хорошо!
Левой я бился не так ловко, потому меч прочертил еще две полосы у меня на груди. Я вернул топор обратно. Даже в окровавленной руке он сидел твердо и крепко! Сила бурлила во мне, требуя выхода, и я не хотел ее сдерживать. Бил широко, уже не уклоняясь, и Клетус вновь начал пятиться, словно ему не доставало мощи встречать мои удары напрямую.
— Бейся, фагр!
Клетус не успел вовремя уйти, и мой топор испил его крови, хоть и зацепил лишь краем. Фагр прохрипел что-то сквозь зубы, отбил очередную атаку и вдруг остановился, подняв меч так, словно закрывался от верхнего удара.
— Стой! — закричал Милий.
Я замер. Если он что-то напутал, я его потом прибью.
— Это знак прекращения боя!
Клетус заговорил, и Милий поспешил пересказать его слова.
— Он признает твою силу и предлагает засчитать в этом бою победу обоим. Иначе вы оба будете слишком сильно изранены, прежде чем определится победитель.
Я молчал.
— Господин Кидонес известен на весь Гульборг своими воинскими навыками. И быть равным с ним — это большая честь, — добавил вольноотпущенник. — Твой хирд прославится на весь город.
Сила от пролитой крови еще бурлила во мне, но я одним махом усыпил свой дар, подождал немного и согласился. Теперь я знал, что смогу убить Клетуса, если понадобится.
— Он говорит, что принесет твою долю за меч в ближайшие три дня. А еще благодарит за то, что ты разделил с ним честь и помог развлечь гостей на столь замечательном пиршестве.
Я кивнул.
— Скажи что-нибудь! — взмолился Милий.
— Я не развлекать других сюда пришел. И он всё еще не забрал свои слова насчет нордов обратно!
Милий тут же залопотал на фагрском, причем наговорил в три раза больше, чем я. Скорее всего, он и не подумал пересказывать мои слова, а понёс всякую чушь с благодарностями. Ну и пусть его.
Хальфсен уже подобрал обломки моих браслетов с песка, так что я махнул ульверам идти на выход. Перворунный юнец пытался меня остановить, что-то лепетал, но я не стал слушать ни его, ни слова Хальфсена, просто отодвинул парня в сторону, оставив кровавые отпечатки на его рубахе, и ушел.
Глава 6
После пира я решил отсидеться в доме и ульверов пока придержал. Слишком много всего случилось, и нужно было понять, чего ждать и что дальше делать.
Мы с Простодушным, Рысью и Тулле просидели всё утро, раскладывая события на пиру по разным бочкам.
Первое — это Феликс Пистос. Старые дружки вытащили его из-за стола и напоили дурманом, и это может повториться. Сварт весь вечер приводил фагра в разум только для того, чтобы тот разнылся, обвиняя себя в слабости. Ночью Пистос бил себя в грудь и твердил о позоре отца, о недостойном сыне и желании умереть, а на утро у него начались озноб и трясучка. Но с этим пообещал справиться Сварт.
— Седмицу его погоняю, дурь вся и выйдет. И на пирах глаз с него спускать не буду.
Второе — попытка моего отравления. Но потом Живодер притащил к нам травку, которую тогда жгли, мы ее запалили, и я снова расчихался. Никто не знал, почему только мне от нее становилось дурно, возможно, могучий колдун наложил проклятье на всю траву разом, и где бы я ее ни почуял, мне всякий раз будет трудно дышать. Только вот колдун явно глуп, иначе бы он наложил свое заклятье на муку или пиво!
Третье — чудные поступки Клетуса Кидонеса. Милий говорил, что тот вроде отказался от рода и благородного происхождения ради хирда и давно не появлялся на пирах, а тут вдруг пришел, оскорбил другого гостя, чего прежде не делал, вызвался состязаться. Зачем? Может, он затаил злобу на всех нордов?
Четвертое — Лундвар Отчаянный. Я был неправ, что вмешался в его поединок, а он — что согласился сражаться ради чужой потехи. Дар Дударя и умения Живодера быстро поставят его на ноги, но он ведь все равно вернется на арену.
И пятое — Хальфсен. Я взял его в стаю, но это лишило всех хирдманов части их силы. Я поговорил с толмачом, сказал, что его пятая руна мешает нам.
— Больше я не стану уклоняться от руны, — сказал Хальфсен в ответ. — Я проведу обряд, как это делают живичи, чтобы заполучить тот дар, который будет полезен хирду.
Сомневался я, что наши северные боги прислушаются к ритуалам живичей с их земляными и водными духами, но пусть сделает. Вдруг да и получится что? А нет так нет.
Тулле еще раз поговорил со мной об опасности моего дара и напомнил, что лучше пробуждать его в бою, а не держать почем зря.