Трое хускарлов тут же перестроились: щитовика выставили вперед, копейщик встал сзади слева, а сакравор — справа, чтобы оборонять неприкрытую сторону норда. Хоть они и из разных народов, но, видать, знали друг друга хорошо. Да и бились отменно. Пока щитовик и сакравор сдерживали натиск тварей, копейщик подрезал лапы, лишая прыгунов их прыткости. Лишь когда все Бездновы порождения были изранены и больше не могли бегать, бойцы убили их. Каждый взял по одной твари. Двое поднялись на десятую руну, а чернокожий остался на своей, видать, не хватило ему благодати. Ну, или у него было какое-то условие.

Они встали посередине арены и посмотрели на Брутссонов, ждали, что же предложат. Но те сидели молча. Кто-то из гостей выкрикнул:

— Эй, с копьем! Пойдешь ко мне? Мне как раз нужен хельт для охоты на этих тварей!

Тут снова раздался скрип. Из проема вышли еще четыре твари. Точно такие же. Лукий довольно хлопнул в ладоши и рассмеялся, глядя на наши ошарашенные лица. Бойцы на арене удивились не меньше нашего.

— Они же шагнули на второй порог! — воскликнул Феликс.

От четырех отбиваться было сложнее, и только что полученные руны больше мешали бойцам, чем помогали. Они еще не привыкли к новой силе, делали слишком большие замахи, копье мелькало слишком быстро, опережая движение тварей, да и четвертый прыгун сильно отвлекал. В какой-то момент копейщик чересчур высоко задрал наконечник и пронзил одну тварь насквозь. Копье застряло в туше. Перед лицом норда клацнули зубы, сакравор отрубил обе челюсти напрочь и тоже полыхнул десятой руной. Осталось две твари! И все бойцы уже стояли на пороге!

Бой продолжался, когда я заметил движение на другой стороне арены. Там выпустили еще трех прыгунов.

Я сам не заметил, как вскочил с места и приник лицом к решетке.

Небольшая арена стала теснее из-за мертвых тварей, да и песок пропитался черной кровью. Бойцы уже не смотрели наверх, им было не до того. Свежие прыгуны недовольно мотали головами, чуя смерть сородичей, но они видели добычу! В пустыне эти твари ходили стаей, значит, чем их больше, тем они храбрее.

Чего добиваются Брутссоны? Неужто они хотят увидеть, как твариная кровь выжигает людей? Не просто людей, а отличных воинов! Разве такое разрешено правилами Арены? Или… Сколько же они заплатили?

Бойцы понемногу приноравливались к новой силе, их удары становились точнее, но теперь они противостояли сразу пяти прыгунам. Я видел, как они старались не убивать тварей, а лишь ранить. Вот одной подрезали ногу, второй отсекли передние лапы… А потом щитовик оступился, и копейщику пришлось закрыть его собой. Он подсек тварь тупым концом, крутанул древко и вспорол ей брюхо. На плече фагра осталась ярко-красная полоса.

Еще два прыгуна!

Это уже не красивый аренный бой, а просто медленная казнь. Сколько они смогут продержаться? И сколько же тварей сидит у Брутссонов в той пристройке? Десяток? Два? Три? А ведь это первая тройка бойцов из десяти!

Но замысел сыновей Брутуса был хуже, чем я мог представить.

Я потерял счет тварям, когда вдруг один из бойцов полыхнул новой руной. Одиннадцатая… Это был копейщик. Фагр. Он что-то крикнул своим соратникам, рванул вперед и начал колоть тварей, уже не заботясь ни о своей жизни, ни о смертях прыгунов. Лишь когда все Бездновы порождения полегли, он остановился, тяжело дыша.

Решетка стояла на месте. После последней руны тварей больше не выпускали.

— Силан! — позвал его чернокожий. — Силан!

— Поздно, — пробормотал Живодер.

Я ошалело посмотрел на бритта, потом, расталкивая ульверов, пробежал на другую сторону арены, чтобы увидеть лицо копейщика. Оно медленно плавилось на солнце, кожа словно стекала с его щек, глаза были закрыты.

— Силан!

Фагр медленно повернулся к своим соратникам и сказал:

— Убейте.

— Стой! — взревел я. — Хватит!

Копье выпало из рук Силана, он опустился на колени, уткнулся головой в черный песок и задергался. Кожа на его спине бугрилась и кипела.

— Почему? — не веря собственным глазам, спросил я. — Почему так быстро?

Оба оставшихся бойца стояли на месте, стиснув оружие. Они уже не смотрели на господ, что купили их жизни и обрекли на смерть.

Я вдруг понял, что будет дальше. Измененный нападет на них. Если кто-то из двух бойцов убьет его, то, скорее всего, сам перешагнет за грань или приблизится к ней вплотную. Тогда выпустят еще тварей… И так пока на арене не останется ни одного человека.

— Хватит, — прошептал я. — Я обещал. Обещал убить…

И перескочил через решетку на арену.

1 Месяц Фольси — с 21.04 по 20.05

2 Месяц Нарла — с 24.10 по 22.11

3 Месяц Скирира — с 21.03 по 20.04

Измененный неспешно выпрямился, опираясь на руки. В нем еще угадывались черты фагра, черные кудри обрамляли раздувшееся посиневшее лицо. Ярко-желтые глаза сверкали яростью.

— Прости. Я должен был прийти раньше.

Я шел к нему, отпихивая трупы тварей.

— Ты хорошо держался.

Со скамей что-то кричали. За спиной измененного дрогнула решетка.

— Это моя вина.

Измененный взревел и прыгнул на меня. Я схватил его за горло левой рукой, посмотрел в безумные золотые глаза. Там уже не было человека, только тварь. И я снес топором половину черепа.

Из проема выскочили новые твари. Уже не прыгуны. И уже не на двенадцатой руне. Зачем?

Жучиные жвала на раздутом мешке морды распахивались и схлопывались с мерзким треском, длинное шипастое тело, между ним и головой — пучок тараканьих лап. Четырнадцать рун. Следом — тринадцатирунная. Твари не спешили выйти на солнце, словно привыкая к жаре и свету. Их тела переплелись, но лапами они отпихивали друг друга, от чего это кипящее месиво подергивалось. Когда они добрались до первого дохлого прыгуна, то набросились на него, разрывали его плоть когтями, жвалами пропихивали черную плоть в пасти.

— Брат? — окликнул меня сзади боец. Он и впрямь оказался нордом.

— Не подходите, — сказал я, не оборачиваясь. — Не хочу снова убивать измененных.

— Ты один не справишься. Это драпсы. Их тела — как густая смола. Оружие вязнет в их плоти, липнет, тяжелеет. Лучше бить издали, а у тебя топор.

— Я не один, — усмехнулся я и посмотрел наверх.

Ульверы уже захватили всю арену. Простодушный приставил нож к горлу Лукия и что-то втолковывал ему через Хальфсена. Свистун, Слепой и Дударь сгоняли гостей в кучу, а Феликс кричал на фагрском, подгоняя перепуганных господ. А вот воины Брутссонов что-то не спешили нападать на нас

Я потянулся к стае, позвал к себе Квигульва и Трудюра. Еще Дударя, ему давно пора стать хельтом. И трое ульверов тут же перепрыгнули через решетку. Нет, четверо. Еще Живодер.

— Синезуб, возьми! — я указал на копье убитого Силана.

Квигульв единственный, кто пришел на пир без оружия, слишком уж оно приметное было.

Твари, как их там, драпсы, дожрали дохлых прыгунов. Теперь их тела раздулись, как бурдюки, и сожранное месиво ходило внутри ходуном.

Несколько ульверов пробились сквозь людей Брутуса в пристройку, и я слышал через стаю, как они сражаются внутри, чтобы открыть нам проход. А где Ловкач? Где клетусовский воин? И стоило мне подумать о нем, как мой дар нащупал его. Я засомневался на мгновение, но все же втянул его к своим волкам. Поздно сомневаться, теперь он либо с нами, либо мертвец.

— В сторону!

Я отпрыгнул, и Квигульв вогнал копье прямо в раздутое брюхо драпса. Дернул на себя и вытащил его вместе с изрядным куском медленно сползающей твариной плоти, крутанул древко, тупым концом отбил морду вбок, а заодно отряхнул наконечник. Видимо, боги забрали у Синезуба половину разума, чтобы вложить его в мастерство копья. Трудюр быстро, едва заметными ударами, делал насечки на толстой коже ближайшей твари, откуда тягучими толчками выпучивалась густая жижа. Живодер обошел драпсов, запрыгнул на спину одного из них, пробежался к морде, схватился за жвалы одной рукой и вогнал меч прямо в глотку. Тварь это не убило, но заставило позабыть о Трудюре. Дударь же пошел к бойцам.