— Что? Но это же…

До меня медленно дошла мысль Милия. Верно! Лундвар же стал воином арены. Я вроде бы слышал, что они дерутся не только на большой арене, но и на всяких мелких пирах для увеселения. Их выкупают на время, а потом возвращают обратно. И раз Отчаянный не раб, то его и убить не должны. Или не так? В то время я мало интересовался ареной, ибо не собирался идти туда или тащить ульверов.

Единственное, чем я мог помочь, так это держать стаю. Отчаянный до сих пор не привык к своей шестой руне, ему казалось, будто он сильнее и ловчее, чем есть сейчас, и толика сил от хирдманов ему никак не повредит. Да и исцеления Дударя лишним не будет, Лундвар уже был в порезах и пятнах своей крови. Впрочем, это меня мало встревожило: с его даром он сам всегда нарывается на меч с самого начала битвы.

— И как дерутся наемные бойцы арены? Те, что не рабы. Ну, сколько они дерутся? Пока гостям не надоест или до первой серьезной раны?

Милий сглотнул и сказал:

— Смотря какая договоренность. Если запросят бой до смерти, то будет бой до смерти одного из бойцов. Плата за такой гораздо выше, потому на пирах, как этот, смерти бывают редко. Ну и свободные бойцы сами решают, соглашаться им на это или нет. Рабов, понятно, не спрашивают.

Я потер ноющий висок.

— Значит, этот бой может быть и до смерти?

Милий кивнул.

— И если так, то Лундвар сам на него пошел? Ему что, золота мало?

— Он же хотел поднять руны. Если он убьет противника, то получит благодать.

Верно! Отчаянному хватит дури согласиться на такое.

Я не стал спрашивать, что будет, если я помешаю бою. Не хотел знать. Не хотел выбирать между наказанием и возможной смертью своего хирдмана, причем тупой и бесполезной смертью. Лучше я сам потом прибью дурня! А пока я крепко держался за стаю и надеялся, что дары Сварта, Квигульва и Дударя помогут Лундвару.

Но он явно проигрывал.

Даже несмотря на свой собственный дар и немалую потерю крови, Отчаянный не был ровней чернокожему хускарлу. Тот и выше, и руки у него длиннее, а вёрткость вообще не хуже, чем у Черного мечника. Хускарл зло скалил крупные белые зубы, громко вскрикивал, когда бил, постоянно прыгал, уворачивался, а иногда принимал удары меча на железный прут. Если бы не примеси твариных костей в Лундваровом мече, тот бы уже растрескался.

Отчаянный же выглядел слабее и сам это понимал, от того его атаки становились все беспорядочнее и расхлябаннее. И его раны почему-то не затягивались! Да я и сам понял, что что-то со стаей не так. Попытался спрятать руны на манер Рыси, но ничего не выходило.

Тут как раз подошел Леофсун. Я ясно почуял его девять рун, значит, дар самого Рыси действует. Почему-то Леофсун, как только освоился с силой хельта, стал делать вид, будто он все еще хускарл, держал девять рун и днем, и ночью, и на людях, и в одиночку. Я спрашивал, зачем это, а он сказал, что хочет крепче овладеть своим даром.

— Ну и лучше иметь хотя бы одну тайну в запасе, — говорил он.

Я еще раз осмотрел огоньки хирдманов, вглядываясь в каждый из них, и лишь заметив Хальфсена, вспомнил кое-что…

Впервые ульверовские дары переплелись в бою за Сторборг, после смерти Гисмунда и получения Видарссоном шестой руны. Тогда впервые в хирде не осталось ни одного карла. А сейчас карл был — Хальфсен. Может, он и мешает нам передавать дары? Ведь у него самого никакого дара пока быть не может.

Железный прут врезался в ребра Отчаянного, он невольно застонал и опустил щит. Чернокожий хускарл взревел пуще прежнего, заглушив даже крики зрителей, высоко подпрыгнул и обрушился на скрюченного Лундвара. Кровь из новой раны залила всю рубаху.

Он не справится.

К арене понемногу стягивали гости, одуревшие от обильной еды и излишков вина, и добрый кровавый бой представлялся им неплохим развлечением после застолья. Я бы и сам с радостью посмотрел на сражение, если бы там не было моего хирдмана. И добро бы это был толковый бой! Ради богов, чести или хотя бы из-за дури. Но умирать на потеху жирных фагров?

Я шагнул на песок, в два прыжка перенесся к бойцам, перехватил прут чернокожего и слегка надавил. Тот сразу же остановился, его оскаленное и бешеное от злобы лицо мгновенно разгладилось. Хускарл опустил оружие, отступил назад и даже слегка поклонился.

Он не взаправду ярился, а лишь делал вид! Более того, мне почудилось, что он рад моему вмешательству.

Уже второй раз меня поносили на этом пиру. Фагры кричали, потрясали кулаками. Клетус, да сожрут его гнилые черви, тоже стоял тут, он кривил рот в усмешке и что-то говорил своим приятелям.

Я подхватил Лундвара и поволок его к выходу. Видать, он держался на арене из последних сил, на одной лишь гордости.

Милий поспешил за мной.

— Это нехорошо! Арена не любит, когда бойцы нарушают правила.

— Плевать! Если надо, верну ей плату.

Вдруг кто-то перегородил мне путь. Конечно же, Клетус.

— Перескажи каждое его слово, — быстро проговорил я. — Понял меня, Милий?

— Он говорит, что всегда знал, что слава нордов, как непобедимых и честных воинов, ложна. Или этот норд такой неправильный? Наверное, его мать была рабыней. А может, и отец тоже, ведь норды любят своих рабов! Едят с ними из одной миски, спят на одной кровати…

— Рысь, бери Лундвара и уходи.

Леофсун перехватил тело Отчаянного, но не успел я и шагнуть к Клетусу, как между нами снова вклинился краснощекий фагр.

— Милий, скажи ему, что я убью Клетуса. И не надо вставать меж нами.

Фагр положил руки мне и Клетусу на плечи. Тут же вспомнились те одурманенные парни, и меня передернуло.

— Кай, он не отговаривает вас от боя, но предлагает иные условия, — затараторил Милий.

— Ну?

— Господин говорит, раз уж вы хёвдинги, то вы не должны биться сами. Хёвдинг не обязан быть самым сильным, главное, чтобы его хирд всех побеждал. Потому господин предлагает устроить состязание между вашими хирдами, между фаграми и нордами.

— Здесь арена маловата для такого боя.

Милий пересказал мои слова и почти сразу ответил:

— Нет, это будет не бой. Господин и его гости придумают несколько состязаний. У какого хирда будет больше побед, тот и лучше. А чтобы сделать всё еще интереснее, то господин обещает дать щедрый приз лучшему хёвдингу.

Клетус посмотрел на меня с наглой ухмылкой и что-то сказал, а Милий промолчал.

— Милий! — рявкнул я.

— Клетус говорит, что драться с тобой ему уже неинтересно, ты слишком слаб. А вот посмотреть на силу твоих хирдманов ему хочется. Говорит, что не верит, будто все норды так слабы…

— Милий!

— Что все норды ничтожные сопляки, не способные вынести вида крови.

— Скажи, я согласен!

Я сидел возле пруда, неспешно потягивал сладкое до одури вино и пытался угадать, какие состязания могут выдумать фагры. Гости пока разбрелись кто куда, некоторые с разрешения хозяина пира послали гонцов к своим знакомым, чтобы позвать на необычное развлечение. В чем тут выгода для самого хозяина, растолковал мне Милий:

— В Гульборге около тысячи благородных родов, еще больше в других городах Годрланда. Пиры, приемы, игры устраиваются часто, и про них сразу же забывают. Кому интересен очередной пир в честь первой руны? А состязание между фаграми и нордами — редкость! Его будут обсуждать целый год! И тот род, который это устроил, тоже будет на слуху. На него посыплются приглашения на другие, более закрытые приемы, чтобы расспросить обо всех подробнее. Да и ульверам лишняя слава не повредит, особенно если вы неплохо покажете себя.

Клетус, как и я, пришел сюда всего с парой своих хирдманов, потому тоже послал гонца за соратниками. Конечно, я потянул ульверов к себе через стаю, но всё же отправил Рысь, чтобы тот их встретил и провел внутрь. Квигульв дотащил Феликса к нам в дом, и Сварт остался за ним присмотреть, но остальные уже выдвинулись сюда.

И пока мы ждали свои хирды, самые уважаемые фагры закрылись в одной из купален, чтобы придумать состязания.